Викинг. Бог возмездия. Страница 50

Но тут Фастви отправила мальчишку к мужу с каким-то сообщением, выслушав которое, Гуторм поднял руку, призывая всех к тишине.

– Так не пойдет. – Он покачал головой. – Никто не сделал ставку на бойца Овега Греттира.

– Греттир поставил на своего человека, – пробормотал Солмунд, – и станет богатым, как ярл, если тот победит.

Однако Гуторма такое положение вещей не устраивало.

– Чтобы привести чаши весов в равновесие, я разрешаю принять участие в схватке всем четверым бойцам Греттира, – объявил он, показав на раба, который продолжал сидеть у подножия Камня Плача, прислонившись спиной к вырезанному на нем змею, украшенному рунами.

Среди зрителей поднялся шум, и весы Фастви снова зазвенели, когда они стали делать новые ставки, расставаясь со своим серебром.

– Гуторм – жадный дурак, – заметил Улаф, который считал, что крестьянин зашел слишком далеко, и все ради того, чтобы люди сделали ставки против его раба. – Один человек не может сражаться с четырьмя. По крайней мере, если он на цепи, закрепленной на камне, да еще без кольчуги, шлема и даже бороды на лице.

Сигурд тихонько выругался, понимая, что Улаф прав, но звать Аслака назад так, чтобы не потерять лицо, было поздно, поэтому он прикоснулся к железной рукояти своего меча и обратился с молитвой к Храфнассу, богу воронов, потому что только его вмешательство могло спасти молодого раба от кровавой смерти и сохранить серебро Сигурда.

Юноша с черными волосами явно заинтересовался происходящим. Он поднялся на ноги и стоял, изучая четверых мужчин, выстроившихся перед ним. Трое из них были в кольчугах, а один – в доспехах из жесткой кожи; все держали в руках копья.

– О том, что сейчас произойдет, ты сможешь рассказать в своих историях, скальд, – проговорил Солмунд, обращаясь к Хагалу.

– Схватка будет слишком короткой для сказаний Песни Ворона, – заметил Улаф.

Но Хагал ответил, что люди не имеют ничего против коротких историй, если те оказываются более кровавыми, чем длинные, и все с ним согласились.

– Бьюсь об заклад, что он не станет на этот раз бросать топор, – сказал Свейн.

Однако Эйд не дал рабу топор, и Сигурд решил, что теперь ему предстоит сразиться копьем, хотя не очень понимал, как один человек может одержать победу над четырьмя, не важно каким оружием. Если он попытается пронзить копьем одного из своих противников, это даст возможность трем остальным мгновенно выпустить ему кишки. Однако не вызывало сомнений, что некоторые из зрителей поставили свое серебро на странного юношу, а значит, видели в нем больше, чем просто умение бросать топор так, чтобы тот вонзился в череп противника.

Воины Овега тоже увидели в нем сильного бойца, потому что не двинулись вперед, чтобы попытаться его прикончить, и ни один из них не рискнул бросить копье и остаться безоружным. Они выстроились полукругом и начали медленно приближаться к нему, точно охотники, преследующие кабана.

Или волка…

Молодой раб вцепился в копье обеими руками, древко под левой, чуть ниже уровня груди, и по очереди угрожая наконечником приближающимся врагам.

– Чего вы ждете? Сиськи Фригг, вас же четверо! – прорычал Локер.

– Держи глаза открытыми, парень, – рявкнул Улаф. – Один из этих парней скоро не сможет больше терпеть, он захочет получить всю славу, даже несмотря на то, что рассчитывает победить раба на цепи.

Так и произошло: один из воинов, находившийся справа от молодого раба, сделал быстрый выпад двумя руками, направленный в центр туловища. Но раб знал, что так будет; он блокировал удар древком и левой рукой вогнал острие копья в висок своего противника. Тот покачнулся, но раб сделал к нему шаг, стараясь оказаться как можно ближе, вскинул копье и распорол ему пах. Во все стороны полетели брызги ярко-красной крови, без слов рассказавшие о том, что пришла смерть.

Один из товарищей погибшего воина взревел и, высоко подняв копье, пошел в атаку, но раб резко дернул головой, уходя от опасности, концом древка отбил копье, которое ушло вверх, и таким молниеносным движением, что за ним было невозможно проследить, взмахнул своим оружием, вонзил его в рот врага и вытащил, прежде чем оно успело зацепиться за кости челюсти.

– Как я погляжу, кольчуги им не очень-то помогают, – заметил Гендил, когда третий воин направил свое копье в ноги раба, но тот подпрыгнул, ловко избежав опасности.

В следующее мгновение он развернул копье и с силой вонзил его в шею своего противника. Однако тот вцепился в пропитанное кровью древко и с невероятной силой протолкнул копье дальше в свое тело, вырвав оружие из руки раба. Последний воин получив шанс на победу, пошел в атаку и наверняка пронзил бы грудь раба, если б тот не шагнул к нему и не остановил смертоносный удар предплечьем. Затем сделал еще один шаг, нанес сильный удар лбом в лицо копейщика, сломав ему нос, повернулся к нему спиной и вернулся к Камню Плача.

Только один из троих воинов все еще дышал, но он смертельно побледнел, когда последние капли его крови окрасили алым руки, которые он прижимал к паху.

– Нам следовало бы потратить твое серебро, чтобы купить этого раба, – сказал Улаф Сигурду.

– Ты бы продал его на месте Гуторма? – спросил тот.

Улафу не требовалось отвечать, потому что последний из воинов яростно закричал, не обращая внимания на то, что его рот был полон крови, и, выставив перед собой копье, бросился в атаку.

Раб стоял неподвижно, точно скала, но в последний момент он извернулся, словно дым на ветру, схватил цепь, висевшую у него за спиной, набросил ее на шею атаковавшего воина и, сжав зубы от усилий, потянул ее на себя. Лицо его врага покраснело от прилившей к нему крови, и глаза вылезли из орбит, как будто должны были вот-вот лопнуть. Руки отчаянно цеплялись за цепь, но раб не сдавался, и на глазах у зрителей из посиневших губ его противника вывалился распухший язык, а на штанах спереди появилось темное пятно.

– Ничего подобного в жизни не видел, – пробормотал Солмунд, что говорило о многом, учитывая, сколько он прожил на свете.

– Интересно, где мальчишка научился так драться? – сказал Локер.

– Волк знает, что он волк, – ответил Асгот.

– Такому мастерству владения копьем научиться невозможно. – Копье Улафа лежало у него на плече, и он опустил на него свои могучие руки. – С этим рождаются.

– А я хотел бы знать, как Гуторму удалось заполучить парня, – заметил Гендил.

Хороший вопрос, поскольку карл больше не устраивал набеги, если вообще когда-либо это делал.

– Ну, раз у Гуторма руки и голова на месте, он, скорее всего, получил его в качестве приза после какой-нибудь схватки, – сказал Улаф.

По-видимому, именно по этой причине Гуторм сидел дома вместо того, чтобы тратить силы на походы. Не вызывало сомнений, что он получал гораздо больше серебра в схватках у Камня Плача, чем со своих полей или разводя свиней и овец.

Но сейчас остальные карлы, которые привели воинов к Камню Плача, очевидным образом решили отступить; их уверенность в победе лежала в высокой траве, такая же изувеченная и лишившаяся жизни, как тела, над которыми жужжали стаи мух. Среди зрителей зазвучали слова о том, что бойцу Гуторма благоволит сам Один, а потому нечего ждать, что кто-то станет сражаться и победит бога или его любимчика. Что же до Гуторма, его жирное лицо блестело от пота, а улыбка сильно напоминала горячий пар, поднимающийся над кастрюлей. Он нервничал, и это было понятно, потому что, судя по тому, как разворачивались события, никто больше не захочет привести сюда своих воинов и ставить серебро на их победу, зная, что люди умрут, а серебро отправится к Гуторму. И тогда ему придется поднять свою задницу и заняться настоящим делом.

Свейн сжал топор у самой головки и направил его в сторону раба.

– Я сражусь с ним, Сигурд, – сказал он. – Поставь все свои деньги на меня, и содержимое всех кошельков будет нашим.

– Ты залил свои внутренности какой-то неизвестной нам дрянью, парень? – спросил Улаф. – Этот сын волчицы проделает в тебе дюжину дырок еще прежде, чем ты поймешь, что умер и отправился на корм червям.