Сирийский рубеж 2 (СИ). Страница 15

Её губы были мягкие, нежные, податливые. Она отвечала взаимностью на поцелуй.

Дыхание сбилось, разумом овладела страсть и желание овладеть этой женщиной.

Разговор мимо проходящих бойцов отрезвил, и я отстранился от Антонины, убрав руки с её бедра и груди. Белецкая пошатнулась и чуть не упала. Придержал её за талию. Она широко улыбалась и на удивление молчала.

— Идём, я тебя провожу до кабинета. Боюсь, ты сама не дойдёшь. Совсем опьянела.

— Когда выходили с высотки, я вполне себя контролировала и стояла на ногах. О, точно! Не зря же говорят — опьянела от любви!

— Не кричи ты так. Услышат, — сказал я, когда мы уже подходили к её кабинету.

Уложил Тосю на кушетку и снял с неё обувь.

— Всё, спи. Завтра увидимся.

— Подожди. Не уходи, — произнесла Антонина, широко зевая.

— Хорошо.

Белецкая заснула быстро. Несмотря на просьбу не уходить, никакого желания спать на стуле у меня не было. На кушетке нам двоим было не разместиться. Видя, как она поёжилась, я снял с себя куртку и укрыл её.

После приятного и столь романтического завершения вечера, я с чувством выполненного долга вернулся в «расположение». Основанная часть застолья закончилась, и остались только самые стойкие — Занин и Кеша.

Петров что-то очень важное рассказывал Васе. Да так воодушевлённо, что Занин даже не моргал, а только медленно пил чай.

— Саныч, он… он как Икар. Максималист во всём, и никогда не падает духом… — рассказывал обо мне Кеша.

Не самое лучшее сравнение в его исполнении, но приятно, что он так меня ценит.

— А вот и наш Икар, — показал на меня Вася.

— Так, Кеша идёт спать, — сказал я, подталкивая Иннокентия в кровать.

Петров пытался меня ещё несколько раз обнять, но я его уложил на кровать.

— Сан Саныч, а давай ещё по одной. По-братски! Совсем по маленькой, — продолжил настаивать Петров.

Я придавил своего друга и коллегу к кровати, чтобы он и не пробовал вставать.

— Кешенька, спокойной ночи. Алкоголь даже в малых дозах вреден в любом количестве, — перефразировал я Жванецкого.

Дальше Петров «бороться» не стал и повернулся набок.

Я подсел к Занину, который уже наливал мне чай.

— Сан Саныч, только не обижайся, но я должен спросить — успешно? — задал Вася вопрос с серьёзным выражением лица.

— Настоящий мужчина всегда добьётся того, чего хочет женщина, — ответил я.

— Эт точно, — улыбнулся Занин, отхлебнув чай.

Несколько минут мы сидели молча, слушая аккомпанементы, издаваемых нашими товарищами во сне.

— Сань, я давно хотел тебе сказать, что ты молодец. И пожелать тебе, чтобы ты не менялся, — тихо проговорил Занин.

Прозвучало это чересчур серьёзно, но мне было приятно слышать похвалу от лётчика-испытателя.

— Спасибо. Меняться уже поздно. Слишком долго живу, — ответил я.

— Мда, время упущено, — посмеялся Занин.

— Вась, а тебе я хочу сказать, что надо двигать авиационную промышленность вперёд. Ми-28 не достиг предела. Тебе по силам взять шефство над проектами вместе с генеральным конструктором.

— Знаю. Возьмём. Думаю, в скором времени вы что-нибудь в Торске новое получите.

В дверь комнаты постучались, и к нам заглянул запыхавшийся сирийский солдат.

— Господин… майор…

Узнал я этого сирийца. Он уже приносил нам не самые хорошие вести о вызовах на командный пункт.

— Брат, только не говори, что опять на КП? — спросил я на арабском.

Солдат выдохнул и ответил:

— Завтра убытие в Москву. Главный «руси мусташар» передал.

В этот раз сириец принёс радостную новость. Утром сборы были нервными, громкими и тяжёлыми. Никого же с вечера не предупредили об убытии. Так что обмывали ордена как положено.

Собравшись, я пошёл в медпункт.

— Разрешите, Антонина Степановна? — спросил я, заглянув в медкабинет.

— Да, — тихо ответила Тося, не поворачиваясь в мою сторону.

Я подошёл к столу, сбросил сумку и сел рядом. Щёки Тоси были красные, а глаза чуть покраснели.

— Уезжаешь? — спросила она.

— Приказ. Его не обсуждают.

— Да-да, — ответила Тоня, нервно перебирая ручку и не поднимая на меня глаз.

— Ты тоже скоро уедешь, — ответил я.

— Не очень скоро. Несколько месяцев точно пробуду, а там не факт, что замена приедет, — сказала Антонина, встала со стула и подошла к окну.

Я последовал за ней, встал за её спиной и аккуратно обнял за талию.

— Переезжай ко мне в Торск. У меня места в квартире много, — предложил я, и Тося прижалась ко мне ближе.

— Это официальное предложение? — спросила она.

— Хочешь, чтобы я оформил его в письменной форме? — улыбнулся я, и мы с Антониной рассмеялись.

Прощаться у самолёта мы не стали. Все романтические разговоры, обнимашки и нежные поцелуи оставили в медпункте.

Время было уже грузиться. Я направился по нагретому бетону Тифора к самолёту. Открытый Ан-22 стоял на перроне и ждал всю нашу бригаду вместе с техниками. Рядом с «Антеем» стоял Ил-76, чья рампа медленно поднималась, скрывая у себя в глубине один из наших Ми-28.

— Грузимся! — крикнул бортинженер нашего самолёта.

Только я вступил на рампу, как решил обернуться. В окне медпункта слегка были приоткрыты занавески.

Пожалуй, мне первый раз не хотелось улетать с войны.

Через два дня я уже проходил через КПП Торского центра Армейской авиации. Зотов отправился на лечение сразу после прибытия. Кеша отпросился в отпуск. Так что мне пришлось идти одному.

Поздоровавшись с дежурным и узнав последние новости в части, я направился в штаб Центра. Нужно было доложить о прибытии и сдать документы.

Войдя в фойе, я увидел фотографию Володи Горина. Она теперь рядом с Петрухой. Грустно, но хорошо, что каждого, кто отдал жизнь за Родину, помнят у нас в части.

Поднявшись в строевой отдел, я преподнёс девушкам коробку сладостей в качестве гостинца. Документы у меня быстро взяли, оформили и… посоветовали сходить на аэродром.

— Сан Саныч, там сейчас все. Вам лучше туда, — посоветовала мне одна из девушек.

— Не самый ближний путь к командиру, — подмигнул я.

— С возвращением. Вы теперь надолго? Никаких больше командировок? — спросила другая девушка в звании ефрейтора.

— Сплюньте, девочки.

Я решил проверить, правда ли нет на месте командира. Единственный человек, кто точно знает, где он — его секретарь Тамара.

— Тамарочка, ты как всегда благоухаешь, — вошёл я в приёмную и с порога сделал пару комплиментов девушке.

— Ой, Сашенька! Рада тебя видеть, — улыбнулась Тамара.

Но меня девушка огорчила. Полковник Медведев был на аэродроме, так что с докладом придётся повременить.

— Эх! Ну не хочу идти на аэродром. Что мне делать, Тамара? О свет очей моих!

— Да хватит уже, — посмеялась Тома.

В общем, я напросился на чай в комнате с секретарём командира. Не зря принёс восточных сладостей Тамаре. В армейской среде без «магарыча» никуда.

— Саш, ну и как там? — спросила Тамара, отпивая чай.

— Жарко и много работы.

— Да я и вижу. У тебя так никогда загар не сойдёт.

— Сойдёт. Думаю, в Сирию или Афганистан, если понадобится, теперь другие поедут. Везде поспокойнее сейчас.

В приёмной звонил телефон, но Тамара не торопилась к нему.

— Это не меня. Надоели уже за весь день. Знают же, что командир на аэродроме. С новинкой разбирается.

— С чем? — уточнил я.

— Да пару недель назад привезли новое изделие. Они теперь там постоянно торчат. Там и испытателей приехало много.

Не успела договорить Тамара, как дверь открылась, и в приёмную вошёл полковник Медведев Геннадий Павлович. В лётном обмундировании и с гарнитурой в руках.

С ним был Тяпкин Андрей Фридрихович — командир моего 969-го полка. И ещё один человек, которого я до этого дня в Торске не видел.

Одет в лётный комбинезон. Вид растрёпанный, а в руках шлем. Похоже, только что с вертолёта.

— Здравия желаю, товарищ командир! Разрешите доложить? — выпрямился я.