Новая жизнь (СИ). Страница 5
За площадью, на невысоком холме, виднелась небольшая одноглавая церковь, деревянная, но весьма симпатичная, радующая глаз.
Откуда-то слева вдруг грянула музыка, да так внезапно и громко, что Артем невольно вздрогнул и повернул голову. Музыка доносилась из распахнутых настежь дверей двухэтажного бревенчатого дома с широким крыльцом и большой выцветшей вывеской «Трактиръ».
Что ж, оно и понятно.
А музыка-то оказалась знакомой, и даже очень — «Амурские волны»! Артем улыбнулся — ну, надо же. Он и сам наигрывал иногда этот вальс на фортепьяно. Когда-то в детстве мать отдала в музыкальную школу. Артем какое-то время ходил, да потом бросил — наскучило. Но играть умел. Точнее, не играть, а так вот — наигрывать себе в удовольствие.
Пам-пам-парам…
И девчонкам нравилось. С женой так и познакомился. Увы, с бывшей. Эх, Оля, Оля… Время бы вместе больше проводить — глядишь, не развелись бы, деток бы завели. Ага… Это сейчас, с высоты тридцати пяти лет — хоть и не Бог весь какой возраст — понимаешь… А тогда? Карьера, карьера, карьера… Что Артем, что Ольга… Она тоже врач, педиатр… Потому и расстались — легко. И все же… все же грустно, что так. А Оля нынче завотделением. Или в частную клинику ушла?
Пам-пам-парам…
А заглянуть, что ли, в кабак? Ну, в трактир этот. Говорят, истина в вине. Вот бы найти эту истину в произошедшем…
«Ага, ага, Артем Андреевич, загляни, водки выпей! А деньги-то у тебя есть?»
Да нет… Как в стихах — «Стукну по карману — не звенит, стукну по другому — не слыхать»… Как-то так, увы.
Так можно ведь и просто зайти, без всякой водки! С людьми переговорить, глядишь и…
Артем вдруг покусал губу, потянулся пальцем к носу. Понял, наконец, чего не хватало-то! Ну, современный транспорт — понятно. Если тут какой-то слет реконструкторов, так весь транспорт где-то в отдалении, за деревней. Чтоб, так сказать, не рушить исторический антураж.
Ага, антураж… И та несчастная девочка — антураж? Тьфу…
Но ни столбов, ни проводов, ни антенн… Что же, секта какая-нибудь? А тогда почему — церковь?
* * *
По пути снова встречались люди. Проехали на телеге со снопами подростки. Прошла баба с деревянными кадками на коромысле. Шатаясь, прошмыгнул к трактиру давешний попрошайка-инвалид.
С доктором все — кроме инвалида — здоровались, да желали какой-то Живицы.
Господи, да что же они тут все пьют-то? Так от такой кислой жизни, пожалуй — запьешь! Хотя, если это реконструкторы-реконы, то… А, если не реконы? Если взаправду все?
Стоп! А ну-ка, Артем Андреевич, раньше времени не паникуй! Что за настроения такие? То церковь, то кабак… Прямо сказать — упадничество какое-то! А ну-ка, гляди веселей. Что бы ни случилось.
Что же касаемо сложившейся ситуации… Так уже очень скоро все должно проясниться. Не может не проясниться… Ту же Аглаю расспросить. Она вроде ничего, адекватная. Эх! Аглая… Пол немытым показался… Обидел девчонку-то… Не хорошо получилось.
Во дворе уже никого не было — разошлись. И правильно — чего тут ошиваться?
Войдя в больничку, молодой человек первым делом навестил пациентку. Та дышала ровно, спала… Никакого жара не было. Впрочем, делать выводы рановато еще.
Где же, интересно, Аглая? И вообще, кто она такая-то? Ведь именно с нее и началось все это… к-хм приключение. Она разбудила. И кто такой этот… Иван Палыч? В котором он, Артем… Господи-и… Да как же разобраться-то? Разобраться и не сойти при этом с ума…
Усевшись на колченогий стул, Артем обхватил голову руками и глухо застонал. Стонал, и не слышал ни чьих-то легких шагов, ни изумленного возгласа. Потом на столе что-то звякнуло — доктор и этого не услышал. Лишь громкий голос вернул его к жизни:
— Иван Палыч, миленький! Гляжу, плохо вам?
Аглая!
— Ой… — тряхнув головой, доктор несколько смутился. — Хочу извиниться, Аглая… ну, за пол… и за то, что…
— Да полноте вам, Иван Палыч! — со смехом отмахнулась девчонка. — Ну, накричали — бывает. Эвон, служба-то ваша — не мед. А я вот вам штей принесла и пироги.
Проворно развязав выставленный на стол узелок, Аглая расставила перед доктором принесенную снедь: накрытый крышкой чугунок с супом (вот что звякало-то!), краюху ржаного хлеба, пироги, вареные яйца…
— Вкусные шти-то — с солью! Правда, без мяса — с полбою. Так седни ж постный день! А пироги — с капустой. Вы их вчерась хвалили.
— А…
— А! Поняла.
Девушка отворила дверцу шкафчика, вытащив оттуда жестяную миску с ложкою и столовым ножом.
— Кушайте на здоровье, Иван Палыч! Живицы-то у вас маловато осталось — на нервах сгорела вся. Вот и подкрепитесь!
— А ты?
— А мы дома уж поснидали.
— Ну, спасибо что ли, — парень растерялся, глядя на накрытый не богатый, но вкусный стол. В животе предательски заурчало — со смены еще ничего не ел. — Спасибо, Аглая.
— Ну уж… что уж…
Девушка явно застеснялась, зарделась вся.
— Пойду на улицу, подышу. Кушайте!
Вскинувшись, Аглая обернулась вдруг на пороге:
— Ой… Чуть ведь не забыла, дуреха! Газетку свежую вам принесла почитать! Как вы любите. Пристав седни из города приезжал — привез, у старосты деда Фелисея оставил. Так я заглянула, забрала — а то ить Фелисей-то быстро ее скурит. На махорку свою изведет! Мужики — одно слово.
Вытащив из-за пазухи слоенный вчетверо желтоватый листок с убористым газетным шрифтом, девушка довольно улыбнулась.
— Кушайте. Читайте! Да только не зачитывайте. Анна Львовна, учительша, тоже просилась почитать. Так я ей потом отнесу.
«Анна Львовна… учительша… — разворачивая газету, про себя повторил Артем. — Что же, здесь и школа есть, верно. Та-ак, интересно, что пишет пресса?»
«Провинциальныя ведомости» — ударило по глазам название.
И тесты шли странные — с «ятями», с твердыми знаками…
А заголовки какие!
— «Прорыв генерала Брусилова!», «Речь председателя Государственной думы господина Родзянко», «Г-н Милюков призвал к войне до полной победы!», «Исторический визит Его величества государя Николая Александровича на позиции»…
Это что еще за ретро?
И дата выпуска есть: 12 сентября 1916-го года…
Артем едва щами не подавился — ничего себе, свеженькая! Хотя…
Его словно ударило током.
Не думая, что будет выглядеть глупо, Артем выскочил на крыльцо, крикнул:
— Аглая, золотце… у нас день сейчас какой?
— Так пятница ж! Постный.
— А число! Число какое?
— Так пятнадцатое… вроде бы… Ой, можно в численнике посмотреть…
— А год… год какой?
— Ох, Иван Палыч, Иван Палыч… Заработались вы. Вся Живица ушла…
— Ну, Аглаюшка!
— А-а! Меня проверяете! Думаете — дурная совсем дурочка?
— И вовсе ничего я такого… Да скажи уже, не томи!
— Так, какой и есть… Шестнадцатый. Одна тыщща девятьсот… Э-эх, Ива-ан Палыч…
Глава 3
Шестнадцатый… Одна тысяча девятьсот…
Это получается… лет за семьдесят до его рождения?
Артём замер на крыльце. Не реконструкция, не сон, не галлюцинация. Он попал в прошлое. В 1916 год. Догадка, которую он гнал от себя, цепляясь за любую рациональную соломинку, теперь врезалась в него, как тот кирпич в затылок. Все верно. Его убили те отморозки и он каким-то образом попал в прошлое.
«А разве такое возможно?» — сам себя спросил Артем.
И тут же задал встречный вопрос — а кто из живых вообще знает, что происходит с теми, кто умер? Может, они как раз и перемещаются сюда, в прошлое?
Сердце заколотилось быстрее, в горле пересохло, а газета выпала из рук, упав в грязь у крыльца. Он не стал её поднимать.
— Нет… — прошептал Артем, отступая назад, пока не упёрся спиной в стену домишки. Дерево было холодным, влажным, но он не замечал. Ноги подкосились, и он медленно сполз вниз, оседая на корточки. Руки дрожали, пальцы вцепились в волосы — чужие, жёсткие, не его. — Нет, нет, нет… Это не может быть правдой.