Новая жизнь (СИ). Страница 30
— Oh mon Dieu! — углядев, ахнула Вера Николаевна. — Вы что же, господин доктор, интересуетесь Марией Эмской? Ах, je l’adore! (я ее обожаю) Особенно «Белую акацию»…
Артем несколько смутился — а ну как вместо «Белой акации» помещица углядела бы брошюру «Мировой социализм и война»? Пожалуй, за одно название присесть можно. Или — в Сибирь. Как Заварский…
— Ну-у… так…
— Ну, я пойду, пожалуй — дела! — обмахнувшись надушенным носовым платком, засобиралась Ростовцева. — Юрочка, я обязательно заеду завтра. Доктор — а когда его можно будет забрать?
— Ну-у… пусть еще недельку-то полежит, — Иван Палыч достал, наконец, стетоскоп. — Так сказать — под наблюдением. К тому же нужно хотя бы еще пару процедур провести.
— Как скажете… Да! Господин доктор! — уже собираясь уходить, помещица обернулась на пороге. — У меня есть одна давняя подруга… здесь, в городе… О, charmante femme очаровательная женщина! Так вот — она давно уже страдает мигренью. И ни один городской доктор… Иван Павлович! Может, вы ее посмотрите? Я понимаю, что это не дело земского врача, но… Она заплатит! Я… я могу ей сообщить?
— Что ж… — Артем развел руками. — Пусть приезжает — посмотрим. Но, лекарства будет покупать сама!
* * *
Спирт привезли на дрожках Субботина вместе с обедом для больных. Большие стеклянные бутыли здесь именовались «четверть»…
Вернулась с медосмотра и Аглая — довольная и счастливая: договорилась с учительницей об уроках.
Иван Палыч же, отдав необходимые распоряжения, засобирался в город: нужно было, взяв в Управе соответствующие бумаги и деньги, выкупить в аптеке наркоз — гедонал с морфином. Дело ответственное, секретное — никому, кроме самого себя, не поручишь.
Пришлось ехать, чего уж — запасы наркоза уже закончились. Да, впрочем, особо и не начинались.
Еще на перроне Иван Палыч неожиданно для себя заметил Гробовского! Агент охранки (или, точнее — сотрудник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка) скромно сидел на скамейке в зале ожидания, прикрывшись вчерашним номером «Биржевых ведомостей».
Пришлось дожидаться поезда на платформе… хорошо — недолго. Подходя, засвистел, выпуская пар, паровоз, замедляясь, потянулись вагоны.
Где же Гробовский?
Уже успел сесть?
И вообще — почему, зачем он приезжал? Кто-то донес о недавнем собрании социалистов-революционеров? Тогда почему шпик не…
Они все же встретились… Правда, лишь только взглядами. В вагоне второго класса. Слава Богу, Гробовский лишь приподнял шляпу и улыбнулся. Мерзко так улыбнулся, с подковыркой, с ехидцей. Или, это просто так показалось доктору?
В городе все сладилось удачно и быстро. Уложив в саквояж жестяные коробки с веществами, Иван Палыч поймал извозчика и покатил на вокзал. На этот раз знал уже, сколько платить… правда, торговаться не умел, поэтому дал двадцать копеек.
Ехал, дивился про себя — увидал в аптеке небольшую коробочку, как из-под монпансье — с героиновым леденцами. Так и было написано — «героинъ» — «от кашля»!
Чудны дела твои, Господи!
Монпансье доктор, кстати, тоже купил — в подарок Аннушке. Та любила. Правда, обычные, без сюрприза.
* * *
— Субботин тут терся! — по возвращению огорошила Аглая. — Не, не старшой. Ариха — молодший. Раненых наших табаком угощал — с чего-й такой добрый?
Артем нервно поежился — этого еще не хватало!
— Ладно, разберемся… А ты в школу иди. А то стемнеет скоро. Потом можешь сразу домой — сегодня я подежурю.
Отпустив санитарку, доктор заглянул к раненым:
— Покуриваем?
Те смущенно опустили глаза.
— Ну, Иван Палыч…
— Ладно, ладно, немножко можно… Но, только, Сергей Сергеич, не вам! С вашими-то легкими… Да, парень тут, говорят, крутился… такой, лет двадцати, длинноносый. Волосы светлые, прилизанные, щетина рыжая, а на шее — крест. Дорогой такой, вычурный…
— Да, был такой. С крестом!
— И чего хотел?
— Да он с молодыми больше… — отмахнулся ефрейтор.
— Про войну спрашивал, чего ж еще-то? — ухмыльнулся Бибиков. — Поня-атно! Коли война не кончится, так через годик-другой и его загребут — сомневаться не надобно!
— Да нет, Вань, про войну-то он не особо и слушал, — вдруг возразил Ипатьев. — Все больше по больницу расспрашивал, про доктора. Видать, нездешний… Зубом, говорит, мается… Дак спросил, можно ли выдрать и есть ли какой наркоз? Очень уж боли боится.
— Так-так, — насторожился доктор. — Наркоз, говорите… А в смотровую он не заходил случайно? Хотя… там же Аглая была…
— Аглая Юрика кормила — обед ему принесла… — припомнил Кондрат. — А парнягу-то как раз из смотровой и вышел. Ищу, говорит, доктора… Ну, даже уж во дворе разговорились. Махрой угощал.
— Значит, все ж заходил…
Артем живо прошел в смотровую. Шкаф и замок целы! Да все, вроде бы… Чу! Откуда под подоконником грязь? Девчонки-то моют тщательно.
Наклонившись, доктор растер грязь между пальцами… Свежая!
Глянул в окно. И тут же заметил вытащенный шпингалет. Не до конца, но так, что с улицы незаметно открыть можно.
Та-ак… Что ж, Аристотель Субботин… Решил все же пошарить! Или, скорее, батька послал. Не удалось в наглую, решил по-тихому… Ну-ну… Это мы еще поглядим!
Хмыкнув, Иван Палыч вернулся к раненым:
— Ну, что, парни? В караулы на фронтах хаживали?
— Обижаете, доктор! Как же без караулов-то?
На крыльце вдруг послышались шаги — в палату заглянула Аглая.
— Иван Палыч…
— Ты что? Забыла чего?
— Я… мне сказать… с глазу на глаз.
Оба прошли в смотровую.
— Анна Львовна… — оглянувшись на дверь, тихо молвила девушка. — Прямо сама не своя вся! А что случилось — не говорит. Вот я и решила… Вы же с ней общаетесь.
— Сама не своя, говоришь? Молодец, Аглаюшка! Правильно сделала, что рассказала… А теперь ступай. Дальше уж сам я…
Что же там такое случилось? Думал по пути доктор. Что вообще может случиться? Шпики чего прознали? Ах… не зря же Гробовский приезжал… улыбался гад… теперь ясно…
Лестница. Школьная дверь. Цепочка звонка… Нет! Лучше в окно стукнуть.
— Анна Львовна! Это доктор… насчет медосмотра… Не спите еще?
Анна отрыла дверь, провела в комнату. Плечи учительницы дрожали.
— Иван… У меня тут… перерыли все!
Артем осторожно обнял девушку за плечи:
— Как перерыли? Где?
— В комнате… здесь… И так, знаешь, хитро — чтоб я не догадалась… — Анна Львовна поежилась. — Но я догадалась, заметила! Вот, видишь, над столом — Юрий Морфесси, певец? Так он не так прямо висел, а как бы кривовато. Я специально так. Там у меня тайничок небольшой, ну… для книжек…
— Что-то нашли? Взяли?
— Да, Слава Богу, ничего! — нервно рассмеялась учительница. — Всю литературу я тебе отдала… Господи, как же вовремя! Ох… откуда они про тайник-то узнали?
— Могли и просто догадаться.
— Могли… До сих пор трясет всю! Господи…
Ну, Гробовский! Явно, твоих рук дело! Ну и выкуси — ничего ж такого не нашел!
— Знаешь что, Аннушка? А давай-ка мы с тобой чаю с монпансье попьем!
— Чаю? Давай… Ой! А монпансье-то у меня нету.
— Ну, у кого нету, а у кого…
Сверкнула в свете керосиновой лампы коробочка.
— Ах, милый Иван! Как же хорошо, что ты зашел…
* * *
В смотровой было глаз коли — ночь выдалась темной. Не было в небе ни луны, ни звезд, все заволокли тучи. Барабанил по подоконнику дождь.
Придет или нет?
Ну, раз уж приготовил все…
Ага! Вот мазнул по стеклам узкий луч фонаря! Скрипнула, задрожала оконная створка… Открылась!
Кто-то тяжело спрыгнул на пол… завозился с замком шкафа. Чуть выждать… чтоб с поличным… Ага!
— Караул!!!
Вспыхнул фонарь.
Ночной вор обернулся, словно затравленный зверь. И тот час же бросился к окну.
Ага! Как же!
— Держите его!
— Держим!