Новая жизнь (СИ). Страница 20

— Сделаем, Иван Палыч!

— А я пока с пациентом… Да! Смотровую потом промойте с карболкой, с содой — тщательно. И руки… Халаты прокипятить! С палочкой Коха шутки опасны… Хотя, здорового-то человека иммунитет справится. Но — все-таки! Как говорится — лучше перебдить, чем недоспать.

Доктор вновь вернулся в смотровой кабинет, он же — и приемный покой. Юра все так же сидел на стуле и терпеливо ждал, разглядывая висевший на стене портрет государя императора в красном полковничьем мундире с эполетами и витым шнурами.

— У меня папа тоже полковник! — похвастал мальчишка. — На фронте сейчас. Уже два раз ранен был. Один раз под Перемышлем, а второй — уже не так давно, под Ригой. И брат старший, Вадим, тоже на войне. Первый год. Он юнкером был, а теперь — прапорщик! Я тоже офицером стану… И погибну со славою за Родину и государя!

— Ну, погибать-то не стоит, — усаживаясь за стол, развел руками доктор. — Давай-ка, Юра, запишем тебя в журнал… Да! Меня, кстати, Иван Палыч зовут…

* * *

Девчонки управились быстро. Вымыли, вычистили, притащили из палаты койку и даже повесили на окно дешевые ситцевые занавесочки. Прямо не узнать стало чулан!

— Ну, вот Юра. Ложись, отдыхай… — прощаясь с парнишкою, улыбнулся доктор. — Микстуру я тебе дал, укол сделал… Поесть вечером принесут. Так что лежи, сил набирайся. Они тебе понадобятся — лечение будет сложным.

— Я понимаю… Иван Палыч! — мальчишка вдруг встрепенулся. — Я маменьке забыл сказать, чтоб мне… что чего почитать… Майн Рида или что-то такое…

— Вот уж насчет книжек не беспокойся! — хмыкнув, заверил Артем. — Будет тебе Майн Рид.

Майн Рида можно взять в библиотеке, в школе… А вот где лекарства от туберкулеза взять? Вопрос, над которым Артему, кажется придется думать всю ночь.

* * *

К Анне Львовне молодой человек, увы, припозднился — минут на двадцать опоздал. А что поделать? Неотложные дела. Да еще попробуй, доберись — в темноте! Хорошо — луна… а если б дождь бы? Так в лужу бы куда-нибудь и свалился.

Еще подходя к школе, Артем услышал доносившиеся из класса веселые молодые голоса и смех.

Поднявшись по ступенькам, Иван Палыч постучал в дверь.

— К Анне Львовне? На день Ангела? — распахнув дверь, осведомился небольшого росточка дед в армяке и треухе. — Заходи, заходи, мил человек. Все уже собрались — празднуют! Эва, молодежь! Чего не веселиться? А-а-а! Да вы ж, мабуть, новый доктор? То-то я и смотрю… А я — Елизар Мефодьич, сторож. Можно просто Мефодьичем звать… Ну, проходите, проходите…

— Мефодьич… А где тут переобуться можно? — чуть стесняясь, спросил Артем.

Да! Кроме Аглаиных пирогов, он взял с собой штиблеты. Ну, не в грязных же сапогах?

— Эвон, на лавочке.

— Ага.

Волнуясь, доктор прошел по коридору к классу. Покосился на висевшие на вешалке, рядом с дверью, пальто и кургузые студенческие тужурки. Постучал.

— А вот и наш Иван Палыч!

Дверь распахнула Анна. В нарядном светлом платье с рюшам и тоненьким пояском, с модной — локонами — прической, она выглядела такой красивой, что доктор просто замер на месте и глупо моргал.

Верно, так бы и простоял, коли б Анна Львовна не потащила его за руку:

— Ну, что ж вы? Заходите же…

А вот и компания. Расположились за учительским столом, за партам.

— Здравствуйте, господа.

— У нас — товарищи!

— Тсс!

Зачем-то погрозив всем кулаком, Анна повернулась к доктору и понизила голос:

— Иван Палыч! Вы сейчас громко скажите — С Днем Ангела, дорогая Маша! Громко-прегромко — ага?

Артем, наконец, улыбнулся:

— Понимаю — конспирация… С Днем Ангела, дорогая Маша!

— Ну, проходи… — Анна Львовна повернулась к собравшимся. — Вот, товарищи, тот самый Иван Павлович о котором я говорила! Очень хороший человек… и замечательный доктор!

Гостей было пятеро. Все молоды. Все одеты по-городскому. Пухленькая девушка в длиной черной юбке и блузке, трое молодых парней — то ли студенты, то ли вообще — старшеклассники… и еще один, постарше, лет двадцати пяти. Сутулый худощавый брюнет, с узким нервным лицом, пробором и реденькими пижонскими усиками.

— Прошу знакомиться! — Маша расставила чашки.

— Очень приятно — Мария! — девушка по-мужски пожала руку.

— Иван…

— Николай! Степан! Юлий! — протягивая руки, по очереди представились парни.

— Заварский, — пижон с редкими усиками назвался по фамилии.

— Это наш Иннокентий, — хохотнула Анна Львовна. — Так сказать — мозг. Прошу любить и жаловать.

Пожимая руку, Заварский несколько скривился.

— Что-то с плечом? — с ходу определил Иван Палыч.

— Был ранен…

Понятно… Вероятно, недавно с фронта.

— Бежал с каторги.

Ого! Серьезный товарищ… Ох, Анна, Анна…

— А вы, я так понимаю — сочувствующий?

Ох, и взгляд оказался у пижона! Пронзительный, неуютный. Прямо прожигал насквозь.

— Впрочем, Анна Львовна за вас поручилась.

Вот, значит, как? И кто же ее об этом просил?

— Коля, разливай вино и приступим! — по-хозяйски распорядилась учительница. — У всех налито?

— У всех… Ой! Пироги! Деревенские!

— Угощайтесь! — довольно улыбнулся Артем.

— Ну, товарищи… — Анна Львовна поняла чашку. — В борьбе обретем мы право свое!

— За нашу борьбу!

— За борьбу!

— Товарищи! — учительница, похоже, была в этой подозрительной компании за главную. — Очередное заседание зарской ячейки партии социалистов-революционеров считаю открытым! Приглашенный — Иван Палыч… врач… ну, вы знаете… Итак, сегодня обсуждаем работу Виктора Михайловича Чернова — «Международный социализм и война». Надеюсь, все прочли?

Прочли, похоже, все ибо тут же пустились в самые пространные обсуждения, словно школьник, галдя и перебивая другу друга:

— Да это же оборончество! Самое настоящее оборончество! А где же, товарищи, интернационализм?

— А вы не забыли о социализации земли?

— А Дума? Зачем же мы вышли из Думы?

— Террор! Хлесткий революционный террор! Вот о чем мы забыли, товарищи!

— Ага, террор… Вы еще Азефа вспомните! Он и террор, он и охранка!

— Ну и зачем этого подлеца вспоминать?

От идей как-то незаметно перешли на личности, всплыли какие-то неизвестные Артему фамилии — Брешко-Брешковская, Спиридонова, Гершуни, Чернов…

А вот пошли и известные: Пришвин, Бианки, Грин… Неужели — те самые?

Керенский еще… Этот тот, что ли, который «в женском платье»?

— Керенский — предатель! — горячился пижон Заварский. — Он же нарушил Устав! Пробрался в Думу, к «трудовикам»! Ну, как так можно, товарища? Предать партию…

— Ничего Александр Федорович не предавал! — Анна Львовна яро вступилась за Керенского. — Да, мы должны использовать и легальные методы! ЭсДеки же используют — и правильно!

— Ну и где сейчас эти ЭсДеки? Где их РСДРП? Большевики, меньшевики и прочие… — пафосно выкрикнул пижон. — Ленин где, Мартов и все прочие? В Швейцарии, во Франции, в Польше? Сидят и носа не кажут! А вы говорите — Дума!

— Меньшевики, между прочим, в Думе! — резко возразила Мария. — Их там пятнадцать процентов!

— И больше половины — «трудовиков и прогрессистов». По сути — наших! — Анна Львовна гордо вскинула голову.

— Да вы, девушки, центристы, как я погляжу! — еще больше распалился каторжник. — Говорите — в Думе? Ну, и где закон о социализации земли? Об отмене привилегий? О демократии? Где?

— Не все так быстро, Иннокентий! — Мария тоже вошла в раж, щеки ее раскраснелись, заблестели глаза. — Для социалистического переустройства в России еще не созрели условия! А значит, нужен союз, коалицию с либеральными партиями. Быт может, пусть пока конституционная монархия! Православие! Национальная культура!

— Браво, Машенька! — зааплодировала Анна Львовна.

Заварский аж взвился:

— Монархия? Да вы понимает, о чем говорите? Да я… я даже не знаю…

— А ну-ка цыц! — учительница хлопнула ладонь по столу. — Этак в горло друг другу вцепимся, товарищи социалисты-революционеры! Объявляется перерыв — танцы! Иван Палыч, поможете мне принести граммофон? Фисгармония, увы, не настроена… Так, Иван Палыч — поможете?