Кровавый год (СИ). Страница 6

— Я с французами связался, а с пруссаками сражался.

Тут уж я не удержался, вставил пару слов от себя:

— С пруссаками сражался, а помогал австрийцам! Мы вообще сперва думали, что против нас действует цесарский агент. А как взяли тебя, поняли: Париж твоей информацией, кроме военно-технических секретов, активно делился с Веной. И на ней австрияки строили свои военные планы. Вот так вот!

— Да что там толковать! Анджей! — зарычал Жолкевский. — Ты бы сперва с нами поговорил по душам. Я-то документы о разделе Речи Посполитой внимательно изучил. Спасибо пану министру Безбородко, предоставил возможность. Чтоб ты знал: Вена и Берлин навязали Петербургу этот раздел. Вот, кто враг Речи Посполитой, а не русские!

— С пруссаками он сражался… — вдруг встрепенулся молодой поляк из заводской дивизии. — Я-то в Кенигсберге был, все видел своими глазами. Ты, генерал, Чике Зарубину позавидовал, успехам его. На стенах редута у Бранденбургских ворот славы искал. Был приказ провести отвлекающую атаку, а ты… погнал нас на решительный штурм. Сколько опытнейших бойцов-южноуральцев положили. Зачем?

Ожешко окончательно сник.

— Прошу… Казните меня. Казните как предателя, но не как труса. Как военного. Не виселица, не карнифакс. Расстрел. Умоляю!

Ему пошли навстречу. Приговор был единогласным: казни достоин, но за подвиги великие пойти навстречу и лишить жизни расстрельной командой в кронштадтском рву.

Малиновое солнце зависло над горизонтом, раскрашивая мир странными красками. Бывшего генерал-майора в расстегнутом мундире без орденов вывели к месту казни. Он шел уверенно и спокойно, смирившийся со своей участью. Быть может, даже мечтавший о смерти. Сам встал к кирпичной стенке. Попросил не завязывать ему глаза, не сковывать руки.

Члены трибунала разобрали ружья и по одному патрону. Построились в шеренгу. Такую честь они решили оказать своему товарищу. Я от них не отставал. Встал сбоку, чтобы командовать. Обнажил саблю.

— Не стоит, Ваше Величество! Сам буду приказы отдавать! — твердым тоном выкрикнул Ожешко. — Последняя воля моя: передайте мадемуазель Максимовой, что я очень виноват перед ней. Что прошу прощения, что подвел, что предал нашу любовь!

Он распахнул на груди мундир, открыв белую рубаху.

— Капральство! Под курок! Капральство, пальба будет! Заряжай в ружье! — офицеры заработали шомполами. — Капральство! Целься прямо в сердце! Пли!!!

Раздался залп. Ожешко упал. Раздался общий вздох, полустон.

Я развернулся и двинулся на вал освежить огнем горевшее лицо прохладным балтийским ветерком. Где-то вдали, на материковом берегу, в Петергофе, у самой, наверное, кромки воды стояла Максимова и ждала известия. Страшного, такого, которое перечеркнет навсегда ее жизнь, превратит в «вечную невесту». Где найти слова, чтобы вернуть ее к жизни? Чтобы продолжить свою столь нужную людям работу. В том же Доме ветеранов, под который я уже выделил Царскосельский дворец со всеми его флигелями и строениями.

— Ваше величество! На горизонте появилась эскадра под британским флагом! — оторвал меня от тяжких думок голос дежурного морского офицера.

Англичане? Эти-то что тут позабыли? Вот все как всегда! Не успел я подумать, что ничей флот нас не побеспокоит в Монплезире, только-только перевез туда взбалмошно-капризную Августу и сексуально озабоченную Агату, и нате вам! Чужие корабли на фоне странного розового неба.

Глава 3

Большие, в красных рамах черно-лаковыми панно с миниатюрной живописью, выполненной в китайском стиле, притягивали взгляд Джорджа Дженкинса помимо его воли. Он нет-нет да косился на них, а также на фарфоровые восточные безделушки на полочках-консолях. Что это? Мечты о дальних странах или мысли дельца, положившего глаз на новые источники богатства? Великая Британия не в силах справиться со своей алчностью и уже мечтает о богатствах Китая? Одной Индии, которую она еще не завоевала, ей мало?

Я принимал личного посланника Фредерика Норта, английского премьера, в Лаковой комнате Монплезира. Джордж прибыл на одном из кораблей эскадры под Юнионом Джеком, подошедшей к Кронштадту и запросившей стоянку. Визит дружбы, а не демонстрация силы. Разве что намек на нее.

Лондон был в восторге. Лондон пребывал в экстазе от появления на континенте парламентской монархии, да еще способной не только себя защитить, но и соперникам островного спрута дать укорот. Лондон надеялся взять неожиданно восставшего сухопутного гиганта под свой контроль, превратить в марионетку, в послушного исполнителя своей воли. Раньше они, гордые бритты, не понимали, с кем имеют дело, видели во мне загадочную фигуру, опасного ниспровергателя основ. Но стоило мне с трибуны Разумовского дворца добровольно отречься от абсолютизма, как на Даунинг-стрит возбудились и отправили Дженкинса учить меня демократии. Не больше и не меньше. Этакие торговцы политической франшизой. И, как ни странно, ситуативные союзники.

— Я уполномочен заявить, Ваше Величество, что Ройал Нэви придет вам на помощь в случае военного конфликта с Францией. Давно пора покончить с этим абсолютистским пережитком средневековья, с диктатом королей и католической церкви.

Серьезное заявление. Я принял его не моргнув взглядом, лишь согласно кивнул. Как и тогда, когда Дженкинс принялся рассуждать о необходимости создать политические партии, аналог британских тори и вигов. «Не учи ученого, а учи копченого!» — так и тянуло меня ответить, но я лишь улыбался и качал головой как китайский фарфоровый болванчик, внутренне насмехаясь над собеседником. Партий он захотел вместе со своими хозяевами! Ага-ага, вам нужны продажные политики, которые начнут на и за ваше золотишко действовать в ваших интересах. Плавали, знаем.

Нет, партии будут. Они уже начали складываться на Соборе. Но это не будет система а-ля «либералы-консерваторы». Россия слишком сложная страна, чтобы свести ее к двум переменным.

— Наша эскадра флага уже посетила Данию, — продолжал заливаться соловьем посол. — И если раньше, мы посылали ее из-за опасений нарушений судоходства в Балтийском море, то теперь…

Дженкинс продолжал плести словесные кружева, а я все пытался вспомнить, кто из британских шишек выдал на голубом глазу: у нас нет постоянных союзников, у нас есть только постоянные интересы.

Говоришь, флот придет нам на помощь…

— Искренне благодарен за протянутую руку дружбы. Было бы неплохо подкрепить ее возвратом моих кораблей, отчего-то застрявших в Лондоне.

Дженкинс на секунду завис, выбитый из колеи моими словами. Все ясно.

— У вас, Джордж, нет полномочий решить этот вопрос?

— Эээ… — промычал он в ответ. Англичанин ждал от меня бурного проявления восторга, а не резкого перехода к торгу с оттенком обвинений в нечестной игре. — Насколько мне известно… Есть какие-то финансовые проблемы… Сэр Норт не исключал возможности выкупить ваши корабли… Взаимовыгодная сделка…

Он мялся и пыжился, как лавочник, пойманный за руку на обвесе.

— Мистер Дженкинс. Доведите до сведения вашего правительства, что Мои — я специально выделил это слово, — корабли нужны на Балтике, причем как можно скорее. Продавать я их не собираюсь. Как и полностью полагаться на британский флот в вопросах защиты нашего побережья. Нахожу это недальновидным, при всем моем уважении к Ройал Нэви.

— Ваше Величество, вашими устами речет сама Мудрость! Конечно, Российская Империя нуждается в сильном флоте на Балтике, — Дженкинс справился с замешательством и начал выражаться более логично. Даже умудрился намекнуть на то, где Лондон готов видеть наш флот, а где нет. — Я приложу все усилия, чтобы решить эту небольшую проблему.

— Нечего там решать! Назовите сумму за ремонт и причал и отпускайте корабли. Я отправлю в Лондон людей.

— Безусловно, Ваше Величество. Вы в своем праве. Мы можем даже захватить ваших капитанов по пути домой…

— Сами доберутся, — буркнул я недипломатично. — Знаю я этих моряков. Зайдут по дороге в чужой порт и зависнут в нем, пока весь ром не выпьют.