Милый чудак для вспыльчивой Бурой (СИ). Страница 16

— Оно само! — впервые на её памяти воскликнул Тихон. — Само так получается.

— В смысле, само? — растерянно повторила она, читая в его глазах негодование. — Хочешь сказать, что пока я жопу рву, пытаюсь баллы заработать, тебе всё само в руки плывёт?

— Да.

— Твою мать, — фыркнула Люца и, вымученно посмеиваясь, потянулась за бутылкой, к горлышку которой припала. Щедро хлебнула наливки, а потом возмущённо спросила: — Так это выходит, что я вообще тебе неровня? Так, получается⁈ Хочешь сказать, что тебе даже минимально напрягаться не надо, чтобы меня выиграть? Охренеть, это просто убивает мою самооценку!

— Всё равно, где работать, — тихо произнёс он, мгновенно обрубая её истерику. — Мэрия, прокуратура, частная компания. Всё равно. Куда отправят, там и буду работать.

— Не поняла… у тебя нет мечты?

— Есть.

— Тогда, почему ты к ней не стремишься?

— Она недостойная.

— В каком смысле? — Воображение сразу подкинуло Люце с десяток специфических профессий, которое общество могло охарактеризовать, как «недостойные». Вот только умный и интеллигентный Тихон ни с одной из них у неё не ассоциировался.

— Семья не одобрит.

— А-а-а, ты в этом смысле, — вздохнула она, прекрасно понимая, какое давление может оказываться на членов семьи в подобных родах. За примером далеко ходить не надо: дядя Слава не первый год её отцу мозги прочищает из-за серьёзного увлечения младшего брата спортом. — Да, иногда наши предки бывают невыносимы. Мне в этом смысле повезло родиться в относительно отдалённой ветви, с нас не так много спроса. А вот в главной, явно несладко. Из-за чего тебя пилят?

Он задумчиво уставился на свою чашку с чаем, а потом поднял взгляд и в его глазах Люца увидела столько невысказанной грусти, что у неё сердце защемило.

— Из-за всего, наверное. — Едва заметно пожал Тихон плечами.

— Ты… изгой в семье?

— Да.

— Из-за того, какой ты есть, — тут же поняла она, соотнеся со своим отцом, который тоже являлся чрезмерно мягким и добрым для медведя. В их обществе признавали лишь грубую силу. Мужчина не воспринимался за мужчину, если из него не пёрла ярко выраженная доминантность. — Вот же гнусные сволочи. Почему всегда гнобят тех, кто не умещаются в их выдуманные рамки нормальности? Бесят меня!

— Это нравится в тебе, — признался он, ласково смотря на неё. — В первую встречу ты аналогично выражала негодование из-за нецелесообразности отдельных ритуалов неофициальной иерархической системы университета. Ни единого шанса не попасть под очарование твоей ошеломительно взбудораживающей экспрессии.

— М-м-м, вот как, — сконфуженно буркнула Люца и поковырялась десертной вилочкой в подсунутом официантом кусочке морковного торта. Постоянно смущал её своей прямолинейностью, ещё и слова такие красивые подбирал. И, кажется, она начинала понимать, почему Тихон обычно говорил короткими, рублеными предложениями. — Так, что у тебя там за мечта? Кем бы ты хотел стать, если бы предки?

— Мне нравится писать.

— Хочешь быть писателем? — Люца вскинула обратно на него взгляд и тотчас увидела идеально попадание в образ. Ни разу в жизни не встречала писателей или художников, но если бы её попросили представить, как выглядел такой оборотень, то, пожалуй, описала бы кого-то похожего на Тихона. Кого-то со столь же мудрыми глазами. — Ну да, тебе подходит. И чудинка в комплектацию включена.

— Ого, ничего себе! — воскликнул молодой мужчина, остановившись около их столика. Он наклонился голову набок, неприлично разглядывая Люцу с ног до головы, и сам себе под нос проговорил: — Ничего такая, ягодка почти поспела.

Форма носа с горбинкой, миндалевидные карие глаза и ещё более тонкая верхняя губа, почти затерявшаяся в усах, выдавало в нём близкого родственника Тихона. Даже ближе той женщины, что сидела в отделе кадров главного отделения мэрии. Тут почти одно лицо, только лет на пятьдесят старше и неожиданно более неприятное. Хотя ещё недавно она бы сказала, что он в её вкусе, но сейчас смотрела и чувствовала лишь глухое раздражение внутри.

— Привет, я Звенислав, старший брат Тихомира, — представился этот родственничек, возвращаясь взглядом к её лицу. — А вас как зовут, барышня?

— Ещё один Слава, — глухо буркнула она и даже не пыталась натянуть дежурную улыбку, когда холодно выплюнула: — Лютица Бурая.

— О-хо-хо, ни хрена себе, ну ты и целеустремлённый чудила, — он потрепал Тихона за макушку, взлохматив аккуратно уложенные волосы. Поразительно. У него настоящий талант к формированию антипатии с первых секунд знакомства. Уже хотелось ему руку сломать. — Я же в шутку говорил о девчонке из семьи, входящей в десятку самых богатых по королевству.

— Нет, не шутил. Всё серьёзно.

— Ну по виду, конечно, сразу понятно, что она не из главной. Но твою же мать, с тобой опасно заключать пари! Просто охренеть и не встать. Мне же никто не поверит, если расскажу!

— Пари? — мгновенно напряглась Люца. — Что за пари?

— Ой, кажись, сболтнул лишнего. Ну, ты это, не серчай, чудила, — произнёс Звенислав ни капли не раскаиваясь, судя по язвительной ухмылке, и направился к выходу из ресторана, беспечно выкрикнув: — Но я правда впечатлён!

— Что за пари? — повторила она, смотря теперь уже на растерянного Тихона. Внутри поднималась настоящая буря: всё бешено клокотало и рвало от обиды. — Нет, ответь мне всего на один вопрос: ты заключил с ним пари на меня?

— Это всё сложно…

Глава 12

Победа в Королевской схватке

Оставив несколько крупных купюр на столе, Люца покинула ресторан. Она слышала, как Тихон бежал за ней следом и просил дать ему шанс объясниться, но теперь уже отчётливо понимала, что услышит лишь очередную хитровывернутую ложь. Пари гораздо лучше проясняло всё то, что между ними происходило последние два месяца, чем нелепые любовные откровения.

И самое бесящее во всей этой ситуации — её зацепило. Зацепило в тысячу раз сильнее, чем некрасивое расставание с парнем, с которым встречалась почти три года. Люца чувствовала такую невыносимую тяжесть на сердце, что все выходные слились одно в смазанное пятно, где день и ночь поменялись местами.

— Ты чё не спишь? — спросил Яр, застав её на кухне с ведёрком мороженого. — И это же моё — с протеином!

— А, вот почему такое противное на вкус, — понятливо пробормотала она, отодвигая холодную сладость.

— Ну ни фига себе! — Он заглянул внутрь и подхватил ведёрко, садясь с другого края стола. — Половину сожрала!

— Да не ной ты, потом куплю новое.

— Само собой, купишь, — недовольно буркнул братишка, поковырялся десертной ложкой в ведёрке и вздохнул: — Обслюнявила тут всё… я хотел мороженого поесть, а ты… бесишь.

— Ой, какая большая трагедия. Ладно уж, сделаю вид, что не знаю, что ты уже вовсю с девчонками из школы слюнями обмениваешься.

— Это другое!

— У тебя вообще такого ещё в голове быть не должно! Я впервые поцеловалась, когда поступила в универ — в двадцать восемь лет! Потому что в школьные года у меня в голове была одна учёба. А ты, боюсь представить, чем заниматься будешь через пять лет, если уже сейчас… девочек за попы трогаешь, — сконфуженно проговорила Люца, вспоминая, как ей было стыдно в кабинете у директора. Она больше часа слушала, какой у неё проблемный младший брат: задирает других мальчишек, а к девчонкам пристаёт с не по годам непристойными предложениями. И всё из-за того, что этот негодник прямо посреди коридора сунул руку однокласснице под юбку, что и увидела собственными глазами шокированная директриса.

— Боюсь, чем ты будешь заниматься через пять лет, — передразнил её Яр писклявым голосом. Откинулся на спинку стула и, посмотрев с высокомерной ухмылкой, фыркнул: — Жарить я буду всяких жопастых тёлочек.

— Я тебе, нахрен, пожарю! — Схватив со стола рядом лежащую ложку, которой ела мороженое, Люца хорошенько стукнула его по лбу. Странно, что ничего не зазвенело, ведь в башке там определённо пусто. — О небо, какое бесстыжее хамло растёт, я в ужасе! И главное, в кого такой⁈