Тень (СИ). Страница 7

Глава 4

Глава четвёртая.

Должен остаться только один.

Март 1994 года.

Заводоуправление. Кабинет юридического бюро.

Как не оттягивай начало неприятного дела, рано или поздно наступит дедлайн, и, хочешь –не хочешь, ты с головой окунешься в это дерьмо. А как еще назвать дело, когда ты должен выкинуть на улицу полсотни семей? Некрасиво, конечно. А, с другой стороны, эти люди вселялись в Заводской дом на условиях аренды, которую должны были оплачивать их работодатели, которые, в новых экономических реалиях бесследно растворились, оставив нам своих работников и расходы по содержанию жилья. И вроде бы, по сравнению с другими расходами, сумма не так уж велика, но генеральный директор, вероятно, уже эти квартиры кому-то пообещал, а значит, с меня он не слезет. А Завод, в это время, болтался на плаву лишь по инерции, за счет старых связей и наработок. Но, еще год, другой, и предприятие войдет в штопор, из которого уже не сможет выйти. Это сейчас генеральный думает, что приватизировав огромные цеха и здание заводоуправления, он будет жить, как кум королю, но его рассуждения основываются на опыте прошедших лет, а вот каким страшным может быть будущее — он представить себе не может. Еще полгода- год, и в Городе работать будут только вещевой рынок, железная дорога и энергосистема, все остальное будет медленно и печально умирать. Такая участь ожидает и Завод, если срочно ничего не предпринять. Пройдет десяток лет, и вместо предприятия с множеством филиалов, разбросанных на всей Сибири, с тысячью высококвалифицированных специалистов, останется маленький участок, который будет собирать в год десяток небольших генераторов и пару десятков электрических шкафов, на первом этаже заводоуправления будут шинковать салаты несколько десятков трудовых мигрантов, периодически разбегаясь, так как салатная фирмочка периодически попадала в скандалы, связанные с пищевыми отравлениями потребителей, а в огромных мертвых цехах будет гулять ветер.

Единственным выходом в этой ситуации я видел в скорейшей приватизации завода и… А вот дальше у меня случился затык. В одиночку Завод не выживет, у него просто не будет работы, и соответственно, денег. Еще год, два, и наши многолетние клиенты создадут у себя карманные ремонтные подразделения, через которые будут накручивать себестоимость итоговой продукции — тепла и электрической энергии, ловко встраивая в раздутые расходы на ремонт энергетического оборудования и сетей в установленные государством тарифы. И почему-то областные тарифные комиссии будут практически всегда удовлетворять заявки энергетиков на ежегодное повышение тарифов. Да, энергетиков будут ненавидеть, проклинать, но они, в конце концов выживут и доживут до светлого будущего вполне благополучно. Но вот как доказать генеральному директору, что в этом самом светлом будущем он будет никем, одним из сотен неудачников, что потеряет все в бесплодной борьбе за сохранение добра, доставшегося от советской власти. Как доказать этому властному, волевому, очень грамотному человеку, что для него лучше покорно склонить голову и присоединиться к чему-то, несравненно, более могучему, тому, что выживет в любой ситуации. И даже, если я смогу убедить Григория Андреевича пойти под крыло энергосистемы, на нашем пути мгновенно встанет непреодолимым препятствием ремонтное предприятие энергетиков, их родное дитя, которое, по численности и своей структуре является просто зеркальным отражением Завода. И если пока мы с ним сосуществуем мирно, работая бок о бок, так как работы много, да и не все работы Ремонтное предприятие энергосистемы желает выполнять, но вот скоро нас попросят со всех Городских электростанций, и это будет таким падением, после которого Завод уже не оправиться. И передо мной стояла элементарная задача — развалить действующее ремонтное предприятие, являющееся филиалом огромного энергетического объединения и, напротив, заставить последнее принять в свою теплую компанию Завод, с сохранением всех имущественных и прочих интересов Заводской администрации, у которой я кормлюсь. Вот только, как это сделать? У любого директора до предела обостренное чувство собственного достоинства, с очень четкой градацией, как в Средневековье, по которой граф не ровня барону, а директор выше главного инженера, а тут я со своим предложением. Хорошо, что сейчас на колья не сажают, а лишь выгоняют прочь из начальственного кабинета.

Меня Григорий Андреевич выгонял из кабинета четыре раза, удивляюсь, как от злости босс не расторг с моей фирмой всяческие отношения. Правда денежные средства к нам на расчетный счет перечислятся перестали, но я особо не унывал. Стандартная доверенность представителя предполагала право на получение, в случае победы, денежных средств и иных ценностей, поэтому выиграв пару небольших исков у контрагентов Завода, я указал банковские реквизиты «Финансовой корпорации 'Южный крест», деньги снял «на зарплату» и тут-же отнес к знакомому меняле, дабы перебросить все в доллары. О моей шалости генеральный директор узнал ровно через неделю — один из контрагентов, закрыв задолженность, посчитал конфликт исчерпанным и пожелал заключить новый договор на изготовление литья.

Честно признаюсь, шел в кабинет директора без всякой задней мысли, ловушки не ждал, а она обнаружилась. Рядом с директором сидел начальник заводской охраны, а, стоило мне зайти в дверь, выход перекрыли два бравых заводских вахтера в черных комбинезонах.

— Ничего не хочешь мне сказать? — «пробросил мяч» директор.

— Относительно чего? — я изобразил, что не понимаю, о чем речь.

— Относительно денег! — рявкнул директор: — Ты, Громов, ко всему еще и вор!

— Вам потом будет стыдно за свои слова, Григорий Андреевич. — я оперся руками на подлокотники офисного стула: — Вы реально считаете, что я не смог скрыть от вас то, что я эти два дела выиграл? Вы лучше скажите, вам как деньги отдать — долларами или рублями? Если рублями, то только завтра. А если долларами, то могу сейчас отдать, с учетом погашения задолженности передо мной. Только бухгалтера вызовите, чтобы мне «приходник» выписала…

Видимо нервы директора были сегодня особенно не в порядке, он зарычал, за моей спиной почувствовалось дуновение ветерка, и я бросился к окну, через два мгновения повиснув на оконной раме, и высунув в распахнутую форточку руку с зажатой пачкой долларов.

Директор побледнел — стоило мне разжать ладонь, как зеленоватые купюры, крутясь, как кленовые «самолетики», спланируют на заводской двор, где в любое время крутится с десяток рабочих, которые мгновенно растащат американские деньги, все пять тысяч.

— Все слезай… — дал отмашку директор: — Спасибо, парни…

И, охреневшие от изменения начальственного настроения, охранники потопали на выход из кабинета. Я хмыкнул, слез с окна и бросил перед шефом пачку купюр. Что сейчас было? Не знаю, возможно, не выдерживают нервы ни у шефа, ни у меня.

Через пять минут пришла главный бухгалтер, основной конфидент генерального директора в этом сложном мире. Раскрыв газету с таблицами курсов и пересчитав валюту по вчерашнему курсу биржи, Князева Елена Анатольевна выписала мне приходный ордер в рублях и собралась уходить, но хозяин кабинета остановил свою хранительницу сокровищ.

— Погоди, Лена, присядь, наш прожектер что-то рассказать хочет. Давай, излагай. Что ты мне пытался рассказать.

Ну я и изложил, после чего мне показали все пять стадий принятия неизбежного. Эти два крайне занятых человека почти два часа доказывали мне, что я идиот, который ничего не понимает ни в экономике, ни в производстве, да и вообще, просто в жизни.

Что заставляло меня горячится, рисовать на клочках бумаги схемы и спорить с упершимися в своей тупой позиции? Наверное, то, что сегодня меня из начальственного кабинета не выгнали было обусловлено тем, что дела на Заводе стали совсем плохи. Чтобы придать веса своим аргументам, я принялся рисовать схемки неизбежного краха завода, чертя графики роста коммунальных и прочих платежей, в том числе ростом заработной платы, линии которых взлетали вверх, пересекаясь с графиком падения сумм, заключенных заводом хозяйственных договоров, которые пересекались буквально через пять лет…