Поручик (СИ). Страница 14

— Будете брать? — с какой-то затаенной тоской спросила продавщица.

Я еще раз посмотрел на зайцеенота. Вообще-то я хотел котика… Но… Чем-то мне приглянулась эта ушастая зверюга. Черная распашонка, видимо, должна была символизировать рубашку, но, если ей поднять воротник… вот так… становилась похожей на кожаную куртку, а белое мохнатое пузо выглядело как футболка. Отчего заяц приобретал вид этакого хулиганистого «плохого парня», которые нравятся девочкам не меньше котиков. Да и морда у него была, если присмотреться, до невозможности шкодная.

Мне нравится.

— Беру.

— Завернуть?

— Это в подарок.

— Я все сделаю, как надо, — и продавщица первый раз улыбнулась. Не заученно «Извините, нас заставляют», а вполне искренне. Похоже, она переживала за то, что этого заячьего мачо никто не покупает.

— Божественно, пани Ласкорадка! Никогда в жизни таких пирогов не ел!

И это — чистая правда. Хотя бы потому, что вареные пироги мне не встречались ни в прошлой жизни, ни в этой.

Пирогами в Пепле почему-то называют… вареники. Но, и здесь я опять таки не соврал — божественно вкусные. С начинкой из картошки и жареного лука, с добавлением крохотных, похрустывающих на зубах шкварок, перца, каких-то специй… Вкуснотища — не то слово, но много не съешь. Почему? Потому что гостеприимство пепелаков сравнимо с гостеприимством российских бабушек — вот тебе полный стол угощений и пока все не съешь, не вставай, а то смертельная обида. Нееет, не попробуешь всё, а именно съешь. Всё.

В семье спасенной мною Ленки меня встретили как родного, горячо любимого и долгожданного родственника. Заяц, упакованный продавщицей в белую бумагу и перевязанный роскошным бантом, был немедленно распакован, осмотрен и одобрен. Правда, если по-честному, больше всего он понравился Ласкорадке-старшей, невысокой, уютной, чуть пухловатой женщине в платье и парадном фартуке. Сама Ленка, судя по чуть сморщенному носику, решила, что я посчитал ее совершенным дитём, которому только в игрушки играться. Пришлось сочинять на ходу историю о храбром и отважном зайце-мачо, который носился на своем мотоцикле по городам и весям, и вот теперь заехал в Лемистан, чтобы жить у самой очаровательной девочки города и напоминать об одном старом милиционере, который однажды чуть-чуть ее спас.

Про «старого» я, понятное дело, ляпнул по привычке из прошлой жизни, однако оговорка прошла незамеченной: девчонка решила, что я считаю себя старым в сравнении с нею, а мама и вовсе ничего не слышала — она умчалась в гостиную, накрывать на стол. Пока мы с Ленкой развлекались. Уже представили что-то неприличное? Ха! Она, внимательно посмотрев на Костана — так был окрещен косой — сказала, что такому крутому зайцу непременно нужны темные очки. И мы вырезали зайцу из картона и старой засвеченной фотопленки очки.

Честное слово — давно не получал такого удовольствия.

А потом мама пригласила нас в гостиную…

Матерь божья!

Да, именно это я и сказал, чем, судя по всему, заслужил несколько плюсиков от мамы и папы. Папа, товарищ Ласкорад, тут же, впрочем, предложивший называть его просто Ричардом, тоже невысокий — в кого только Ленка удалась — в светлом костюме с галстуком, работал в одном из городских кафе. Вернее… как работал… Он был хозяином кафе.

Чёрт. Никак не привыкну к тому, что пепелакский социализм несколько не похож на социализм СССР. Здесь вместе с советской властью и государственными предприятиями мирно уживаются абсолютно легальные частные врачи, портные, парикмахеры, маникюрши и адвокаты. Не говоря уж о не менее частных магазинчиках, лавках, кафешках, мастерских, строителях… Положа руку на сердце: это не плохо. Что мешало так же сделать в свое время в СССР, кому от этого было бы хуже — понятия не имею. Вместо того чтобы тупо запрещать и плодить дефицит, фарцу и цеховиков — разрешить тем, кто хочет, свой бизнес. Почему в Пепле можно, а в СССР — нельзя? Не говоря уж о дефиците в части развлечений. Почему в Пепле я вижу в книжных завалы фантастики, детективов, приключенческой литературы, причем не только соцлагеря, но и Крайтона, Ле Гуин, Чейза, Клиффорда Саймака (здесь переведенного как Симака), Желязны (тоже ставшего Желязным)… Порнушка не встречалась (но она и в нашем мире не висит на витринах ларьков, девяностые уже давно закончились), однако в одном из журналов преспокойно печатают коротенькие комиксы с симпатичной девицей, вечно попадающей в пикантные ситуации. Представить такое в СССР… «Аморалка?!! Партбилет на стол!!!»

Ну да ладно. Это было в нашем СССР, то есть в мире, где нет Пеплы, может, в здешнем СССР все обстоит так же, по-пепелски.

Вернемся к столу, который меня шокировал.

Блюдо с пирогами-варениками занимало центральное место, окруженное плошечками с разнообразными маканками, то бишь тем, во что нужно макать пироги, прежде чем отправить их в рот.

Хрустальная супница с огненно-красным — и обжигающе-огненным на вкус — борщом. Причем мне тут же рассказали, что это не просто борщ по-лемистански, с жареными карасями (причем я ел в прошлой жизни казачий борщ с карасями — совсем не похож), упомянули о том, что в каждом городе Пеплы — и нескольких селах покрупнее — есть свой особый рецепт борща и вообще — вы знали, что борщ изобрели именно в Пепле? И я не знал. Оказывается, здесь постарался легендарный князь Пепел, основатель государства. Там даже была какая-то легенда на этот счет — в смысле, как именно князю пришло в голову сварить суп из красной свеклы — но она, похоже, была общеизвестна и упомянута в разговоре мельком.

Жареные колбаски, ломтики холодной буженины, салаты из капусты и из огурцов, морковный салат по особому рецепту, пепелакские пончики, которые на пончики не похожи, а похожи на небольшие шарики, посыпанные сахарной пудрой.

Графины с разноцветными жидкостями: темно-красная — вишневка для мамы, золотисто-шипучая — лимонад для Ленки, розоватая — для нас с папой.

— Яблочная, — гордо сказал папа, протягивая мне рюмку, — Домашняя.

Мы коротко звякнули краешками и я осторожно выцедил «яблочную».

Был у меня в жизни опыт, когда я, наивный первокурсник, приехал к дедушке в деревню. Дедушка мой был большой любитель — скорее, даже профессионал — разнообразнейших наливок, от простеньких рябиновочек и вишневок до сложносоставных, «на тридцати трех травах». Были они у него легкие, сладенькие, поэтому, когда дедушка потянул мне стопку с чем-то бледно-розовым «за встречу», я храбро ее хлопнул. Откуда ж я знал, что дед решил перейти на крепкие настойки?

«Яблочная» тоже оказалась не сладеньким ликерчиком, а вполне себе бодренькой яблочной водкой. Сладковатой, с приятным запахом и послевкусием, градусов сорок верных.

— Ну? Как? — папа-Ричард, судя по всему, водочку ставил лично и закономерно ею гордился. Надо признать — не зря.

— В вашем кафе такого наверняка не встретишь, — подмигнул я, уже зная, что для собственного употребления в Пепле гнать можно, а вот производство на продажу — госмонополия.

— Это точно. Разве ж можно сравнить то, что на заводе делают и то, что для себя? — пылко воскликнул папа.

Какая-то мысль забрезжила в моей голове.

— А что… — осторожно спросил я, стараясь не спугнуть еще не оформившуюся идею, — в лемистанских кафе алкоголь только местного производства?

— Наоборот, не найдешь! Лемистанские вина на всю Пеплу известны, вот их в столицу и возят. Там и народа побольше и туристы, там такие объемы — два таких завода, как наш проглотят и не заметят…

Мысль сформировалась окончательно. Почему мне раньше это в голову не пришло? Вот почему могли убить сторожа!

Меня извиняет разве что то, что преступление, которое пытались скрыть убийством сторожа, немного не по моему профилю. Я — по всякой уголовщине, а тут — экономика. И все равно — мог бы и сообразить.

Как говорила одна моя знакомая бухгалтерша, с которой мы… э… дружили… «Во время ревизии не так страшно, если недосчитаются рубля, чем найдут лишний рубль». Вот почему ревизия прошла без сучка, без задоринки — недостачи на складе не было.