Это ужасное поместье. Страница 26

Он поднялся, оделся и отправился ждать у ворот. Так было легче надеяться, а не впадать в отчаяние, как в подвале, где он один раз уже потерпел полное поражение.

К середине дня Альманах не мог дольше игнорировать голодное урчание в животе. Обнаружив, как и надеялся, в кладовке свежую краюшку хлеба, он соорудил себе примитивный сэндвич с маслом и сыром и пошёл обратно караулить. Он провёл под воротами весь день, но Этты так и не дождался.

На закате он вернулся в дом. Надежд в нём изрядно поубавилось. Собирайся Этта вернуться, верно, сейчас бы уже была тут. До ближайшей деревушки, Нижнего Рудмера, было меньше трёх часов ходьбы, а девочка отсутствовала уже почти сутки. Либо она не собиралась возвращаться, либо вовсе туда не добралась.

Надо было слушать её, работать с ней вместе, идти за ней. Альманах рыскал по дому, не притрагиваясь к еде и не слушая всех, кто пытался заговорить с ним из каминов, из труб или из каких других потайных уголков.

Солнце уже давным-давно село, когда, проходя по лестнице для слуг, он в третий раз услышал крик Этты. И сперва решил, что это плод его воспалённого воображения, не стал обращать внимания, а пошёл дальше, но тут крик раздался в четвёртый раз. Со всей определённостью теперь мальчик мог сказать, что кричала Этта. Похоже, крик доносился из кухни.

Мальчик нерешительно спустился по лестнице. Уго и Олив молчали, точно тоже прислушиваясь. Весь дом словно бы замер, затаил дыхание и ждал. Крик раздался ещё раз. И ещё. Альманах наконец проследил, откуда он доносился.

Дверь судомойни была заперта – Альманах даже и не подозревал раньше, что к этой двери имеется ключ. Он потряс ручку, но дверь не поддалась. Тогда он замолотил по ней кулаками, выкликая Этту по имени:

– Этта, Этта, ты там?

Ответ раздался в ту же секунду:

– Альманах! О, Альманах, это правда ты? Вытащи меня отсюда!

Глава 26

Последнее, что помнила Этта, – то, как она со всех ног бежит по траве прочь от ворот и поместья, всё дальше и дальше. Освещать дорогу ей было нечем, а луна на небе только зародилась, так что тьма облегала девочку со всех сторон, как плащ. Она с трудом различала даже собственные ноги. Однако тревожиться начала, лишь когда стали гаснуть звёзды… А потом тьма пробралась ей в разум, и она с тихим вскриком начала падать… падать… падать…

Придя в себя, девочка обнаружила, что лежит в комнатке – такой крохотной, что даже руки толком не вытянешь. Маленькое окошко всё в паутине и закрашено выцветшей белой краской, оно пропускало в комнату немного света, но совсем слабо. В углу виднелась каменная раковина для посуды и несколько примитивных полок с принадлежностями для мытья. Этта узнала эту комнату. Судомойня особняка.

Но как она оказалась тут? У девочки не сохранилось воспоминаний о том, как она поворачивалась и проходила через ворота, да она ни за что бы не вернулась добровольно, ей ведь таких трудов стоило покинуть поместье.

Может, Сайлас попросил лорда Найджела открыть ворота и догнать беглянку? Этту захлестнули гнев и тревога. Вскочив на ноги, она попыталась открыть дверь, но та оказалась заперта. Этта знала, что она открывается вовнутрь, поэтому ухватила ручку обеими руками и потянула изо всех сил, но дверь не сдвинулась ни на волос. Оглянувшись в поисках чего угодно, что помогло бы её открыть, – ох, был бы тут лом! – девочка не нашла ничего, что не разбилось или не погнулось бы при попытке загнать это в щель между дверью и косяком.

Начиная приходить в отчаяние, она подавила желание закричать. Если она теперь стала пленницей в самом прямом смысле, пусть тюремщики не знают, что она очнулась. Дайте ей время, уж верно, она придумает, как отсюда выбраться.

– Береги энергию, – посоветовал хорошо знакомый голос. – Мой тебе совет.

– Уго?

Сперва она подумала, что он находится по другую сторону двери, но звук раздавался откуда-то у неё за спиной, хотя в крохотной судомойне и не было камина.

Обернувшись, Этта оказалась лицом к лицу с маленьким мальчиком в поношенном, но ярком одеянии. Длинные каштановые волосы его спадали на спину. Возраст его и цвет кожи разобрать Этта пока не смогла. Лицо было измазано в саже, а глаза казались странно взрослыми, но это было в нём ещё не самое странное.

Он весь мерцал, точно мираж или блуждающий огонёк, и, более того, стоял не рядом со стеной, а внутри неё, словно кирпич и побелка вдруг превратились в стекло, а за стеклом оказалось другое помещение, узкое и тесное, как сама стена.

Этта с криком попятилась, но ударилась плечами о дверь.

– Не бойся меня, Этта, – промолвил Уго, вскидывая чёрные от сажи руки. – Я не могу сделать тебе ничего плохого.

– Кто… что ты?

Из тени выступила высокая девушка и остановилась рядом с призрачной фигурой в стене. Она тоже лучилась.

– Ты меня никогда не слышала, – сказала она, – но я Олив. Рада познакомиться.

Этте стало нехорошо. Это что, какой-то дурной сон? Она ударилась головой сильнее, чем думала? Если закрыть глаза и задержать дыхание, призраки оставят её в покое?

Вокруг неё в кирпиче и побелке проступали бледно фосфоресцирующие люди: стильно одетый мужчина средних лет с длинным носом и высоким лбом, чернокожая книжница в покрытом пятнами белом халате, дородный дядечка в строгом костюме и с почтительным выражением лица, старый, но крепкий для своих лет сутулый бородач, седовласая дама с мольбой в глазах…

Этта знала их. Знала их всех!

– Нет, уходите! Уходите!

– Не бойся! Мы не причиним тебе зла. Не смогли бы при всём желании. С тобой уже случилось самое худшее!

Они обращались к ней, но Этта была глуха к их словам. Прижавшись к двери, она отчаянно закричала.

Панический вопль оборвался, когда дверь вдруг затрясли снаружи:

– Этта, Этта, ты там?

Её затопило облегчение:

– Альманах! О, Альманах, это и вправду ты? Вытащи меня отсюда!

– Непременно! Погоди немножко!

– Нет, не оставляй меня!

Однако она слышала его удаляющиеся шаги – через кухню, вверх по лестнице для слуг. Он ушёл.

Сжав кулаки, девочка обернулась к призракам. Они стояли кольцом вокруг неё, не выходя из стен – похоже, не могли выходить за их пределы. Но всё равно очень близко к ней. Теперь призраков стало больше: некоторые были до того слабо различимы, что Этта замечала их, лишь когда они шевелились.

– Что вам надо? – замирающим голосом спросила она.

– Объяснить, – ответила женщина в белом халате – без сомнения, доктор Митили.

– Не утруждайтесь! – отрезала Этта. – Я хочу лишь выбраться отсюда.

– Боюсь, мальчик тебе не поможет, – заметил длинноносый лорд Найджел.

– Посмотри вниз, девонька, – доброжелательно посоветовал Сайлас.

Этта посмотрела – и закричала вновь. От её рук исходило бледное свечение. Да и вся она целиком светилась – от хвостиков на затылке до носков рабочих туфель. А ссадины и синяки, заработанные, когда она перелезала через ворота, хоть никуда и не делись, но совершенно не болели. Хоть какое-то утешение.

– Милая куколка, – сказала леди Симона, – теперь ты одна из нас. Поэтому и можешь нас видеть. Мы теперь в одной лодке.

Это уже было как-то чересчур. Голова закружилась, и на миг Этта испугалась, что упадёт в обморок, чего с ней никогда не случалось прежде. Надо надеяться, и теперь не случится, пусть она и превратилась в… призрака? Мысль, что она умерла, в голове просто не умещалась.

И всё же Этта при всём старании не услышала в ушах биения пульса, а задержав дыхание, обнаружила, что дышать ей больше не требуется. Она и правда стала призраком.

– Кто это со мной сделал? – спросила она, изо всех сил стараясь не плакать. Она не помнила, чтобы какой-нибудь волшебник напал на неё и убил. Но хотела знать, кого винить.

– Чары, – ответила доктор Митили. – Так было и с нами, когда нам удавалось сбежать.

– Это чары притащили меня обратно? Сделали меня… такой, как вы?

– Да, призраком, – ответил Уго. – Теперь мы наконец можем открыть тебе всё.