Два дня в апреле. Страница 5
Слышится быстрый звук шагов по лестнице. На прямом ходу громко стучат школьные форменные туфли без каблука. Дафния тоже встаёт и начинает убирать посуду со стола. На часах — двадцать пять девятого. Пора ехать.
Они никогда не затрагивают эту тему. Никаких комментариев! И так каждое утро. Ибо каждое утро они проезжают мимо того самого места, где оборвалась жизнь Финна. В каких-то пятидесяти ярдах от дома, всего лишь за несколько секунд до встречи с ней. Какая нелепая смерть! Но, как говорится, дальнейшее — молчание. Вот и сегодня ни Дафния, ни Уна не проронили ни слова, минуя роковое место.
И тем не менее каждое утро Дафния сжимается от ужаса, проезжая мимо. Всякий раз, когда они подъезжают к дому Бакли (Да! Вот здесь! Оно, то самое место!), память её снова и снова возвращается в тот страшный день. Образы сменяются в голове с калейдоскопической быстротой, мелькают, словно карты в руках опытного фокусника, демонстрирующего свое искусство перед зачарованным зрителем.
Вот она открывает парадную дверь и видит на пороге Энни и Хью Моулони. У обоих совершенно раздавленный вид. Она ещё в кухонном фартуке, радостно улыбается, но улыбка тотчас же сбегает с её лица, как только Хью начинает говорить…
Искорёженные велосипедные колёса, сломанный руль, вывернутая наружу велосипедная рама какого-то непривычного цвета — лаванды. Весь этот металлолом свален в кучу возле стены дома Бакли. Чуть поодаль валяются помятые крылья…
Прямо на дорожке, ведущей к дому, сидит водитель мусоровоза, низко опустив голову, отчётливо видна его лысая макушка. Он нервно вертит в руках красную чашку с чаем, расплёскивая содержимое в разные стороны…
То там, то здесь вдоль дороги замерли группки соседей. Её замечают, люди начинают толкать друг друга локтями, все головы поворачиваются в её сторону. Кто-то не выдерживает и громко всхлипывает…
Тело Финна закрыто серым одеялом, из-под которого наружу выглядывает его коричневый ботинок. Она рывком сдёргивает одеяло: невидящие глаза полуоткрыты, ярко-алая кровавая дорожка стелется по земле от того места, откуда его поднимали на носилки…
Почерневшее от горя лицо Мо в морге. Финн лежит на холодном каменном столе. А они беззвучно застыли с двух сторон. У Мо дёргается нижняя губа и чуть слышно стучит челюсть. Но больше никаких проявлений отчаяния. Работник морга молча снимает простыню с тела, чтобы она могла взглянуть на мёртвое лицо сына…
— Спасибо за подарок.
— Что? — Дафния непонимающе смотрит на Уну, всё ещё погружённая в свои мысли.
— Мне понравился топик. Очень миленький.
— Правда? Я там на всякий случай оставила чек. Вдруг ты захочешь…
— Нет, он мне нравится! Я точно оставлю его себе.
— А по размеру? Я не вполне была уверена…
— Всё отлично, размер мой!
— Тогда хорошо! Я очень рада, что он тебе понравился.
Она включает сигнал поворота. «Хватит! — приказывает она себе. — Больше никаких невесёлых мыслей!» Она уже устала от собственных горестей. Когда же в её жизни забрезжит хоть какой-то лучик света? Может, уже пора гнать прочь собственную грусть?
Они поворачивают за угол, объезжая магазин, в котором продаются любимые шоколадные батончики Мо с ореховой начинкой.
— Я говорила тебе, что пригласила сегодня Мо на ужин? Она ведь ни за что не захочет пропустить твой день рождения.
— Да, ты говорила!
Вполне возможно, Мо с радостью постаралась бы забыть о дне рождения Уны и не стала бы возражать, если бы её и обошли приглашением. Но ничего! Они обе наклеят себе на лица весёлые улыбки — всё ради именинницы! — и будут стараться изо всех сил, чтобы этот ужасный день стал менее ужасным. Даже если девочке не хочется ничего отмечать, а ей наверняка не хочется, всё равно! Есть весомый повод для торжества: семнадцать лет. Такую дату надо отметить, по-любому!
— Что делаешь после уроков? Какие планы?
— Да ещё сама не знаю…
— Пожалуйста, постарайся не задерживаться, ладно? Я пригласила Мо к восьми.
— О’кей!
Мысли Дафнии перескакивают на шоколадный торт: она заказала его в новой кондитерской, которая открылась всего лишь несколько месяцев тому назад. Всякий раз, проезжая мимо, Дафния отмечала, что внутри полно народу. Хороший знак! Значит, с качеством выпечки у них всё в порядке. Она позвонила в кондитерскую в понедельник и заказала большущий шоколадный торт с надписью (золотистые буковки на фоне разноцветной сахарной глазури): «С днём рождения, Уна!»
Год тому назад она как раз занималась приготовлением шоколадного торта ко дню рождения Уны, когда в дверь позвонили и на пороге возникли Энни и Хью. Она хорошо помнит, что, когда они наконец уже ближе к полуночи вернулись домой от Мо, на кухонном столе всё еще стояла миска с недоделанным тестом. Рядом валялись скорлупки от яиц, крошки шоколада, разорванный пакет из-под масла, а пол и всё вокруг было покрыто тонким слоем муки и порошка какао.
Помнится, она тогда просто плюхнулась на стул среди этого хаоса и застыла в полнейшем оцепенении, всё ещё не в силах осознать масштаб произошедшего. А отец и Джордж принялись наводить порядок, как умели. Они даже о чём-то переговаривались друг с другом, но вот только о чём? Слов их она не помнила. Но они говорили, это точно! Роняли слова, словно пытались с их помощью безуспешно достучаться до неё и до Уны и хоть как-то облегчить их горе. Впрочем, Уна почти сразу же пошла наверх и заперлась у себя.
Цена за торт, которую ей озвучили в новой кондитерской, была просто астрономической, но она заплатила, не торгуясь, благодарная им уже хотя бы за то, что они в этом году сделают за неё ту работу, которую сама она никак не смогла бы осилить. Торт она заберёт на обратном пути домой.
Они подъехали к школе. Дафния поворачивается к Уне и извлекает из кармана бумажку в десять евро.
— Вот. Это тебе. На случай, если вы решите после школы заглянуть куда-нибудь.
Уна молча смотрит на деньги.
— Бери же! — упорствует Дафния, почти силой вталкивая банкноту в руку Уны. — Потрать на что-нибудь вкусненькое… мороженое и всё такое.
«Мороженое, — раздражается она про себя. — И без мороженого в этот день нам обеим холодно. И потом, девочке всё же не семь лет, а семнадцать».
Уна наконец берёт деньги и, стараясь не встречаться глазами с Дафнией, прячет их в своём кармане.
— Спасибо! — роняет она, выбираясь из машины и водружая себе на плечо ранец. — До вечера! — Она громко хлопает дверцей и тут же растворяется в толпе школьников, торопящихся к большим железным воротам.
Какое-то время Дафния смотрит ей вслед. Бедная девочка! Осталась совсем одна на всём белом свете. Себя Дафния в расчёт не принимает. Какой с неё прок? Она сама о себе не может толком позаботиться, не говоря уже о других. И вот вам, пожалуйста! Из всех близких людей у Уны только мачеха. Правда, есть ещё бабушка с дедушкой по линии покойной матери, но те не проявляют никакого интереса к своей внучке, словно её и не существует вовсе. А что же до второй бабушки, той, которая Мо, то она тоже не сильна по части всяческих нежностей и прочих родственных чувств.
Когда головка в ореоле золотистых кудрей окончательно исчезает из виду, Дафния трогается с места и вливается в поток транспорта, торопясь успеть к началу рабочего дня. Проезжая часть вся запружена машинами — впрочем, как всегда по пятницам. На следующей неделе станет посвободнее: школы закроются на пасхальные каникулы, а дети в это время будут ещё спать.
Она паркует машину в небольшом заднем дворике рядом с офисом. Снимает с заднего сиденья дипломат с документами и вдруг слышит слабое жужжание над головой. Задирает голову вверх и видит в воздухе небольшой планер. На фоне голубого неба особенно бросается в глаза белоснежный баннер, который трепещет на ветру. На нём огромными чёрными буквами написано: «Поздравляем Шарлотту и Брайана!»
«Наверняка свадебный сюрприз для молодожёнов от друзей», — подумала Дафния. Она провожает взглядом уплывающий вдаль баннер и старается представить себе невесту, эту неизвестную ей Шарлотту. Поди, тоже сейчас любуется этим зрелищем, задрав голову к небу и хлопая в ладоши от радости. Ведь ещё совсем немного, и она станет женой этого Брайана. Вполне возможно, в этот самый момент она уже облачается в своё подвенечное платье или занята причёской. Будущее для них обоих сейчас светло и прекрасно. Все дороги открыты для этих двоих, и весь мир у их ног.