Первый инженер императора IV (СИ). Страница 57

Он был мной, но усиленным во сто крат. Моя скорость, моя техника, но помноженные на его ярость и необузданную силу.

Начался танец смерти. Мы кружили по этому серому, безликому пространству, обмениваясь ударами. Я уворачивался, нырял, отскакивал. Он — пер напролом, как танк, пытаясь раздавить меня.

Каждый его удар, даже заблокированный, отзывался болью во всем теле. Каждый мой удар, даже самый точный, казалось, не причинял ему никакого вреда.

Но я не сдавался. Потому что я знал — если я проиграю здесь, в этой ментальной битве, то проиграю все. Я не просто умру. Я стану им. Стану этим пылающим, безмозглым демоном, несущим лишь смерть и разрушение.

Я должен был победить. Не ради себя. Ради них. Ради Риты, которая сейчас, я был уверен, отчаянно пыталась достучаться до меня. Ради Ивана, Руслана, Олега, Миши, которые доверили мне свои жизни. Ради Михалыча, который стал мне почти отцом. Ради всех тех, кто поверил в меня. Нельзя было дать этому демону победить.

Эта мысль, эта тяга к победе, это желание жить и защищать — они стали моим топливом. Я перестал думать о боли, об усталости. Я дрался. Дрался так, как никогда раньше. На пределе. За гранью.

Я пропустил удар. Еще один. Вспышка боли в боку, хруст. Снова ребра. Но я не обращал внимания. Я отвечал. Сериями. Вкладывая в каждый удар всю свою волю, всю свою ненависть к этому монстру, который украл мое лицо, мое тело.

Он тоже начал уставать. Я видел это. Его удары становились не такими быстрыми, его движения — не такими точными. Пламя, окутывавшее его, слегка потускнело. Он был силен, да. Но его сила питалась лишь яростью. А ярость — это конечный ресурс. Она выгорает.

А моя сила… моя сила питалась другим. Надеждой. Ответственностью. Любовью. И она была бесконечной.

В один момент, когда он, выдохшись после очередной атаки, на мгновение замер, я нанес свой удар. Не просто джеб. Не просто хук. Я вложил в него все. Всю свою волю. Всю свою суть.

Удар пришелся точно в солнечное сплетение. Он согнулся пополам, его огненное тело задрожало. И в этот момент я схватил его. Схватил за горло.

Но я не стал его душить. Я… я начал его впитывать. Я не знал, как это делается, не понимал механизма. Просто почувствовал, что могу. Что должен. Как тогда, с Дикой Руной, я почувствовал, как его сила, его ярость, его огонь начинают перетекать в меня. Не разрушая, а… становясь частью меня. Управляемой частью.

— Я… всегда буду здесь, — прохрипел он, его голос слабел, пламя вокруг него таяло. — Я… это ты, не забывай…

Он посмотрел на меня своими угасающими глазами-колодцами, и в них я на мгновение увидел не ярость, а… что-то другое. Почти человеческое.

— И стоит тебе разозлиться… стоит кому-нибудь вывести тебя из равновесия… я буду здесь. Я буду тут как тут. Запомни это, Александр Геннадиевич Мартынов. Запомни, кто ты. И свою суть.

И затем он растаял. Просто растворился в моих руках, как дым, как утренний туман. Оставив после себя лишь легкое тепло и звенящую тишину.

Я стоял на коленях, тяжело дыша. Сил не было даже на то, чтобы поднять голову. Все тело было одной сплошной, пульсирующей болью. Но я победил. Я победил себя.

Нужно было вставать. Нужно было идти. К ней. К Рите. Она ждала.

Я сделал рывок. Последний, отчаянный рывок. Я буквально толкнул себя вперед, к той самой двери, что висела в пустоте. Уцепился за холодную металлическую ручку, как утопающий за спасательный круг. И повернул ее.

Мир взорвался светом. Настоящим светом. И звуками. И запахами.

Я стоял на коленях посреди выжженного поля, усеянного тонной черного пепла и сажи. А еще вокруг меня было что-то рыжее и неприятно щекотало лицо. Даже здесь, сквозь тошнотворный запах горелого мяса, пота, грязи и смерти я узнал ее запах.

И как ей только удается.

Влага с ее глаз капала мне на лицо. Я обнял ее руками за талию и поднял голову.

Маргарита. Живая. Правая щека и скула обожжены, но не критично.

— Саша… — сказала она, и голос тут же захлебнулся рыданиями. — Живой.

Ее хватка оказалась такой сильной, что я на мгновение задохнулся.

— Жи… вой… — выдавил я, ощущая, как ноют ребра. — Пусти… умоляю… ребра…

— Ой! — тут же воскликнула она. — Прости!

Я ничего не ответил. Просто смотрел на нее. Смотрел и улыбался.

Неделя. Целая неделя прошла с тех пор, как ущелье Черного Ворона стало братской могилой для орды Радомира Свирепого. Я сидел в знакомом кабинете Алексея Петровича, глядя на тяжелые, расшитые золотом портьеры, и пытался сопоставить свои нынешние ощущения с теми, что были здесь, в этой же комнате, всего неделю назад. Тогда — азарт, предвкушение, напряжение перед битвой. Сейчас — звенящая в ушах тишина, тупая боль в ребрах и странная, опустошающая тяжесть в душе.

Напротив меня, за массивным дубовым столом, сидели оба царя. Они тоже молчали. Долгоруков задумчиво вертел в руках перо, Романович же просто смотрел в одну точку, его могучие руки, скрещенные на груди, были неподвижны. Атмосфера в кабинете была такой плотной, что, казалось, ее можно было резать ножом.

Я откашлялся, нарушая затянувшуюся тишину. Горло все еще першило.

— Кхм, итак, Ваши Императорские Величества. Вы хотели меня увидеть.

Цари переглянулись, словно решая, кто из них начнет этот нелегкий разговор.

— Да, Саша, — наконец произнес Долгоруков, откладывая перо в сторону. Его голос был усталым.

— Да… — замялся Романович и неловко почесал в затылке. Жест, совершенно не свойственный этому уверенному в себе, грозному воину.

Я не торопил их. Я все понимал.

Маргарита и Скворцов, едва я пришел в себя, в деталях рассказали мне о том, что произошло после того, как я… отпустил ситуацию.

Рита, используя свой Дар, даже показала мне несколько ярких, пугающих картин, которые до сих пор стояли у меня перед глазами. Мой собственный огненный силуэт, сеющий смерть.

Лица воинов, искаженные ужасом. Так что да, я прекрасно понимал, что сейчас испытывали эти двое. Смятение. Испуг. Недоверие. Они буквально не знали, с какой стороны ко мне теперь подойти.

— Давайте перейдем к делу, — сказал я спокойно, устраиваясь в кресле поудобнее. Ребра все еще ныли при каждом резком движении. — Мы защитили наши земли. Это главное.

— Да, ты прав, — кивнул Долгоруков. — Мы победили. И мы крайне благодарны тебе за твои ловушки, за твою стратегию. Игнат и Борис передавали свои наилучшие пожелания и просили кланяться тебе в ноги за твое скорейшее выздоровление. Они сказали, что никогда в жизни не видели такой бойни и не участвовали в ней. Они гордятся, что сражались под твоим началом. Но…

— Но, барон, — вмешался Романович, его голос был глух, как удар по мешку с песком, — молва среди людей — худшее, что может быть. Солдаты, хоть и не самые большие любители потрепаться языками, но после увиденного и случившегося… теперь каждая собака в обоих городах знает, что внутри тебя сидит демон.

Я почувствовал, как в груди вспыхнуло пламя. Не то, настоящее, а его фантомный, но от этого не менее неприятный отголосок. Горячая волна ярости поднялась изнутри, заставляя пальцы вцепиться в подлокотники кресла так, что старое дерево заскрипело.

— Нет во мне… — я скрипнул зубами, но вовремя себя остановил. Сделал глубокий вдох, выдох, заставляя пламя улечься. Успокоился. — Никакого демона. Это магия, Ваши Императорские Величества. Первобытная. Чистая. Истинная. И человеческое тело, как выяснилось, неспособно совладать с ней так просто, как это делает мэтр Скворцов или… те трое с преобразованной магией.

— Саш, — начал Долгоруков мягко, почти по-отечески, — пойми, люди напуганы. Они видели, во что ты превратился. Они видели, как ты сжигаешь врагов одним взглядом. Для них это… это не просто магия. Это нечто за гранью их понимания. Нечто страшное.

— А еще они должны быть благодарны, что остались живы! — на этот раз я не сдержался, мой голос прозвучал резче, чем я хотел. Но я тут же взял себя в руки.