Распутье Воронов (ЛП). Страница 38

— Тоже мне справедливость.

— Прекрати. Прими к сведению и пойми, что ты не спасёшь Хольта, даже если будешь раздирать свои одежды и выть на луну. Я всё объяснил тебе тогда, в октябре, при нашей первой встрече. Хольт отдался в руки справедливости. Машина пришла в действие и втянула его в шестерни, из которых он выйдет только на эшафот. Это неотвратимо и неизбежно. И произойдёт буквально через минуту. В Стурефорс прибыли гости, те, которые пожелали присутствовать при казни. Те, для кого эта казнь важна.

Геральт молчал, стиснув зубы.

— А ты, — продолжил префект, — можешь удалиться с миром. Однако не рекомендую в дальнейшем громко и публично признаваться в своих якобы действиях. Потому что это может иметь плачевные…

— Я хочу, — резко прервал его Геральт, — увидеться с Хольтом.

— Это можно, — сказал Эстеван Трильо да Кунья.

Совершенно ошеломив этим Геральта.

Престон Хольт выглядел не слишком хорошо. Белые волосы свисали на лоб и глаза нечёсаной чёлкой.

Нездоровая бледность, запавшие щёки и неестественно выступающие скулы дополняли картину. К тому же на левой щеке виден был большой, но давний и уже пожелтевший синяк.

— Здешняя традиция, — бесстрастно молвил Эстеван Трильо да Кунья, заметив злой взгляд Геральта. — Ничего личного.

— Ничего личного, — подтвердил, усаживаясь на скамью, Хольт. — Просто дали по морде. Такая традиция.

— Я вас оставлю, — префект, наконец, перевернул песочные часы на столе. — Ненадолго. И уповаю, что ничего глупого не придёт в голову никому из вас. Учтите, вы под охраной.

Хольт проводил уходящего взглядом. Потом обратил слезящиеся глаза на Геральта.

— Представь себе, — вздохнул он, — что я требовал полагающуюся трапезу приговорённого. А они заявили, что это перловка с подливой. Вчера была перловка с подливой, говорю я. А они глумятся, что и завтра тоже будет. Что финансирование урезали. Ну, что ж…

— Хольт, — резко прервал его Геральт. — Они тут собираются убить тебя.

— Знаю, знаю, — махнул рукой старый ведьмак. — Я же был там, когда судья надел чёрную биретту и огласил приговор.

Они молчали, глядя на песок в песочных часах.

— Я полагал, что ты умнее, — сказал, наконец, Хольт. — Я думал, что ты повзрослел. А ты, оказывается, всё ещё наивный сопляк. И фраер. За каким чёртом ты сюда приехал, а?

Геральт пожал плечами.

— Я догадываюсь, за каким.

Геральт снова пожал плечами.

— Я, — продолжал Хольт, — в отличие от тебя знал, что делаю, и предвидел последствия. Я действовал по плану. Этот план не предусматривал твоего жалкого, лишённого смысла и цели вмешательства.

— Я хотел спасти тебя…

— А я хотел спасти тебя, — огрызнулся Хольт. — Но я первый до этого додумался, и подражатели мне не нужны. И тут являешься ты и хочешь мне всё испортить.

— Прости, — ответил Геральт. — Это больше не повторится.

Их обоих одолел смех. Так не соответствующий обстоятельствам.

— У да Куньи есть что-то на тебя? Кроме твоего дурацкого признания? Тебя отсюда выпустят?

— Видимо, да. Префект не поверил моему признанию.

— Я не был бы так уж в этом уверен. Но у них официально уже есть виновник, есть приговор, отменить это невозможно. Если бы им пришлось объявить другого виновника, они страшно осрамились бы. Все. Все, кто в этом замешан. Да Кунья и королевская инстигатория, но прежде всего…

— Чародеи из Бан Арда?

— Ты начинаешь мыслить.

Минуту они молчали.

— Хольт?

— Ну?

— Зачем… Зачем ты признался? Зачем ты взял на себя…

— Один человек, — прервал его Престон Хольт, — углядел однажды гнездо шершней в трухлявом пне. Он подошёл поближе и несколько раз изо всех сил пнул этот пень. Потом его спрашивали, зачем он это сделал. А он…

— Что?

— Сказал, что тогда ему это казалось прекрасной идеей. Геральт, песок в часах сейчас пересыплется. Послушай: оба моих меча и медальон у Вороноффа. Они должны быть доставлены в Каэр Морхен. Остальное, в том числе Рокамору, конфисковали. Ты будешь присутствовать на казни?

— Да.

В отличие от обычных городских эшафотов этот, во дворе тюрьмы, был малюсенький. Ясное дело, служащие для городских казней сооружения должны были быть большими и прочными, ведь на них должен был поместиться целый арсенал устройств и машин, необходимых для причинения разнообразнейших и часто весьма затейливых страданий и видов смерти. На эшафоте в Стурефорсе никаких затей не было — всего-навсего массивный столб посредине. Городские сооружения были ещё и высокими — ведь они должны были обеспечить славное зрелище толпящейся на ратушной площади черни. Эшафот в Стурефорсе был низенький, немногочисленные зрители могли наблюдать казнь сверху, с окружающей двор галереи.

На галерее, отметил Геральт, было, может, с дюжину зрителей. Бросался в глаза седобородый старец с богатом одеянии, окружённый молодыми и значительно более пригожими мужчинами, а также ослепительно красивыми женщинами. Несомненно, это были чародеи и чародейки из Бан Арда, прибывшие, чтобы увидеть, как казнят убийцу их собрата. Была там также женщина, сгорбленная старуха в чёрном платье и плотно сидящем на её голове шитом жемчугом эскофьоне, с лицом, полностью закрытым чёрной вуалью. Женщина опиралась на руку статного верзилы. Этого верзилу Геральт уже когда-то видел. Сейчас на нём не было ни панциря, ни пояса, отягощённого оружием. Он был одет в серый простой наряд слуги или камердинера. Но Геральт всё равно узнал его. По сломанному носу.

На эшафоте, опершись о столб, ждал палач в кожаной маске.

Хольта ввели во двор четверо слуг. Старый ведьмак шёл спокойно, и лицо его тоже было спокойным. У самого эшафота слуги попытались схватить его за плечи, он стряхнул с себя их руки, взошёл на эшафот сам. Встал, повернулся к галерее и поднял голову. Похоже было, что он что-то скажет. И он действительно сказал

— Я раскаиваюсь, — громко произнёс Хольт.

Палач молча указал на прикреплённое к столбу сиденье. Хольт не медля сел, завёл руки назад, чтобы их связали. Палач укрепил на его шее железный обруч, соединённый со стрежнем с резьбой. Он положил ладони на рукоятки торчащего с тыльной стороны столба регулятора. Поднял голову, вопросительно глянул на префекта. Эстеван Трильо да Кунья дал знак рукой.

Палач повернул регулятор. Хольт захрипел. Старуха в эскофьоне заклекотала.

Палач повернул винт ещё раз. И ещё раз. И это был конец. Старуха опять заклекотала. И только сейчас Геральт понял, что это было не клёкот. Это был смех.

— Итак, всё кончено, — сказал Эстеван Трильо да Кунья, постукивая пальцами по песочным часам на столе. — Спектакль окончен. Пора всем актёрам уходить со сцены. В том числе и тебе, ведьмак. Независимо от роли, которую ты сыграл.

— Я не держу тебя, ты можешь беспрепятственно покинуть Стурефорс, — продолжил он. — Идущая тут рядом дорога ведёт на юг, и именно в этом направлении ты отправишься. Далеко. До самой реки Понтар. Мир велик, ведьмак. На Понтаре есть Редания, за Понтаром — Аэдирн и Темерия. На западе, на берегу океана есть Новиград, Верден, многочисленные королевства, бесчисленные города, всякие живописные места. Тебе там понравится, я уверен.

Геральт молчал.

— Тебе там понравится, — повторил префект. — А даже если не понравится, в нашу державу ты так или иначе больше не вернёшься. Я предпочёл бы, чтобы это было совершенно ясно, без каких-либо недомолвок. Я не хочу никогда больше видеть тебя, Геральт. И слышать о тебе тоже никогда больше не хочу. Ты меня понял?

Геральт кивнул в знак того, что понял.

— Прежде чем мы окончательно и навсегда попрощаемся, — продолжил префект, — есть ещё одно, последнее дело…

— Кто она — прервал его Геральт, — эта дама в чёрном? В вуали? Та, которая так радовалась смерти Хольта?

— Не в моих компетенциях снабжать тебя информацией, — поморщился префект. — Ну, да ладно. Это маркиза-вдова Цервия Геррада Граффиакане. А радовалась она мести, потому что Артамон из Асгута был её любовником. Они были вместе более шестидесяти лет. До самой смерти чародея.