По следам мистера Волка (СИ). Страница 39
— Дай, милая… — тянется к кувшину.
Она спешит поставить воду на стол и садится напротив.
Герберт хватает кувшин и жадно пьёт прямо с него, не обращая внимания на ручейки воды, что стекают по его шее и впитываются в рубашку.
— Спасибо, — наконец отставляет он воду и смотрит на Элис как-то странно и задумчиво. — Ты… настоящий ангел. Мой, — добавляет уже шёпотом. — Ангел… — и будто спохватывается: — Где еда? Достань мне, будь так добра.
***
Дина Картер поправляет клетчатую шапочку и облизывает полные, потрескавшиеся губы перед тем, как дёрнуть за ручку главной двери замка Оуэна. Когда войти не удаётся, она цокает и что есть силы пинает дверь.
— Кто здесь?! Кто дома? — гаркает так, как никогда бы не стала приличная девушка, которой ей следовало бы быть.
Ведь она младшая дочь семейства Картер, которое разорилось ещё до того, как титулы отменили. Но требования у родителей не изменились, даже несмотря на то, что их старшей дочери пришлось работать! Давать частные уроки для детей из всё ещё привилегированных семей. Да — это не то же самое, что быть — прости господи — наборщицей текста или секретаршей. Но говорит достаточно о том, как низко пришлось опуститься.
Хотя для Дины это скорее свобода.
Раз они теперь бедны, разве могут родители требовать всё то же, что и несколько лет назад? Какая несусветная глупость.
Дина думала, что Элизабет повезло, ведь она нашла работу вдалеке от семьи, сумела смириться с мыслью о том, что жизнь изменилась. И отдалилась от семьи.
В то время как Дине предстояло выйти замуж за противного старика с немалым состоянием. Это бы помогло семейству Картер, безусловно.
И ей, как говорила мать, следовало бы быть благодарной и отплатить добром.
А старик-то что? Едва ли он долго протянет!
Да-да! Ещё тридцать лет проживёт, а ей быть при нём сиделкой!
Дина вновь колотит ботинком в дверь, но никто, разумеется, не отзывается.
Она начинает плакать и замечает это не сразу.
С Элизабет они не ладили, не были близки — это правда. Но, когда вопрос встал ребром, Дина решила бежать. Просто исчезнуть навсегда из жизни родителей. Ведь она не просила, когда рождалась, ни их деньги, ни их нищету! Вот только куда податься совсем ещё юной девушки без прикладных навыков и денег? Разумеется, она поехала в Бонсбёрн к сестре.
И в каком же ужасе оказалась, когда узнала, что произошло.
— Я убью вас всех! — кричит Дина и сползает по двери на каменное крыльцо, ничего не видя от слёз. — Почему никто не спалил это место? Почему?..
***
Герберт доедает пирог и будто бы не решается поднять на Элис взгляд.
Именно в этот момент он понимает, как же ему не хочется вновь оставаться одному. И тем более оказаться за решёткой на очередные десять лет. Впрочем, быть может, его ждёт виселица…
Но, признаться, мысли об этом варианте не приносят ему облегчения. Как бы там ни было, Герберт любит жизнь.
Он выныривает из внезапно затянувших его размышлений и виновато улыбается Элис.
— Нам дали столько времени… Наверное, сейчас тебя попросят уйти, — смотрит он в сторону двери. — Но ты… — проглатывает ком в горле. — Ты ведь придёшь ещё?
Она быстро кивает и, заправив за ухо прядь волос, спрашивает:
— Если найду убийцу, я пройду испытательный срок?
Герберт, поперхнувшись, закашливается. Но быстро берёт себя в руки, не желая привлекать к себе лишнее внимание Бернарда.
— Милая… Что? Не думай даже! Ты и так прошла, — шепчет. — Считай, что ты и так прошла. Разве что, — хитро сужает глаза, — если… не боишься крови, может, поможешь мне кое с чем?
— Конечно.
Герберт садится как бы боком, чтобы Элис могла присесть за его спиной, и стягивает с раненого плеча рубашку.
— Посмотри, пожалуйста, проверь как-нибудь, не остался ли в ране осколок. Сможешь?
— Да, я раньше работала в лавке мясника, — легко отвечает она.
Раны его выглядят страшно. Непонятно, почему их оставили в таком состоянии. Ведь, как Элис предполагает, обычный человек уже давно бы умер. Приходится растянуть одну по краям, чтобы вглядеться при плохом свете.
И Герберт прилагает уйму усилий, чтобы не зарычать и не вскрикнуть, лишь звучно выдыхает сквозь стиснутые зубы.
— Кажется, что-то вижу…
Элис приходится засунуть ногти в рану, чтобы достать…
— Да, — улыбается, — это не кость.
Осколок пули.
Герберт коротко вздрагивает, шипит, но затем довольно быстро расслабляется. Насколько это возможно в его ситуации.
— Ты, — выдыхает, — принята… на работу. Жалование… тебе повышу. Если… выберусь.
— Вы правда… не делали этого? — спрашивает Элис шёпотом.
— Чего не делал? — не понимает он, пытаясь незаметно для неё отдышаться.
Всё же волк волком, мужчина мужчиной, а больно…
— Ну…
— Она проводит большим пальцем по собственной шее, выразительно выгибая бровь.
И Герберт качает головой.
— Нет… Хотя я сам уже почти в это поверил. Но, нет, Элис. Я бы не стал.
Она касается пальцами его головы и кивает:
— Хорошо, тогда я вычеркну вас из списка подозреваемых.
Он улыбается ей.
— Забавная, мышка… Не вмешивайся в это дело, я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Поняла?
— Я должна защищать замок, но я не его хозяйка. Вы — Оуэн, и вы должны быть дома.
Он вдруг понимает, что боль в плече почти угасла и даже кровь перестала идти из раны.
Герберт усмехается про себя, решая, сказать Элис или нет, что дар её заметил едва ли не сразу, как она появилась в замке. И всё-таки просто произносит, тихо и устало:
— Спасибо…
Он собирается сказать что-то ещё, но его прерывает Бернард:
— Мне уже пора уходить. Вы закончили? — заглядывает он к ним.
— Я скоро приду ещё, — улыбается Герберту Элис.
— Я буду ждать, — роняет он, провожая её взглядом.
***
Дина всхлипывает и стучит затылком о дверь. Тихо-тихо, безнадёжно, устало, тоскливо.
Как вдруг по другую сторону красным всплеском звучит голос:
— Кто ты такая и чего хочешь?
Мужской. А потому Дине тут же становится неловко, полные щёки вспыхивают. Одно дело, если бы её в таком виде — зарёванную, сопливую с грязными ботинками увидела какая-нибудь экономка, совсем другое — мужчина.
Но, наверное, это слуга. И если он и подумает что-то, то явно не станет выказывать своих мыслей.
Она всхлипывает и поднимается, отряхивая… брюки. Вельветовые брюки. Родители убили бы её за эту выходку, но какая разница?
— Дина Картер…
— Картер, — выдыхает кто-то громко. Человек, видно, стоит совсем близко к двери, возможно, уткнувшись в неё лбом, и это как-то смущает. — Фамилия первой жертвы, не так ли? Девушка устроилась на работу гувернанткой, и в первый же вечер… Ей не повезло.
Какое-то онемение проходит, под рёбрами снова вспыхивает яркая, клокочущая ненависть.
Дина долбит ботинком в дверь.
— Я её сестра! Она была… была хорошей… — крики рождаются и умирают в глубоких всхлипываниях. — Она не заслужила этого… Я так хотела её увидеть… Впустите меня!
— Зачем? — голос хрипловатый, но красивый.
— Потому что! Потому что я хочу спалить этот замок! Уничтожить его! — рычит Дина. — Это злое, ужасное место! И… — шепчет уже совсем тихо. — Мне некуда идти.
— Я тоже не прочь сжечь здесь всё дотла! — голос звучит так весело, что Дина пугается и отступает на шаг.
А что если тот мерзкий человек сбежал из тюрьмы? Что если он откроет сейчас дверь и утащит её в обитель мрака и ужаса?
— К-кто вы?
— Я… Я призрак этого замка! Его узник. Ты всё ещё хочешь, чтобы я открыл тебе дверь, дорогуша?
***Бернард уже видит крышу своего дома и по сердцу разливается тепло, а ноги начинают гудеть от усталости, словно можно уже подпустить к себе слабость и готовиться к отдыху.
Казалось бы, что он делал всё это время? Так, поговорил с некоторыми людьми, подежурил в участке, думал над делом Оуэна… А в голове шумит и тело ломит, словно он сутки напролёт собственноручно ловил и сажал за решётку преступников. Смешно… И печально — видно, возраст таки даёт о себе знать.