Маленький лорд Фаунтлерой. Страница 5

Мистер Хэвишем слегка тревожился, что она начнет рыдать или устроит сцену, как могли бы сделать иные женщины. Это он знал по опыту, и от зрелища женских слез ему всегда бывало досадно и неловко. Но нет, она лишь отошла к окну и отвернулась на несколько мгновений, и он понял, что она пытается взять себя в руки.

– Капитан Эррол очень любил Доринкорт, – наконец заговорила она. – Он любил Англию и все английское. Разлука с домом всегда оставалась для него болезненной раной. Он гордился своим домом и своим именем и хотел бы… Я знаю, он бы хотел, чтобы его сын повидал эту прекрасную древнюю страну и получил воспитание, достойное его будущего положения. – Потом она вернулась к столу и, запрокинув голову, поглядела высокому адвокату в лицо смиренным взглядом. – Мой муж хотел бы этого, – сказала она. – И моему малышу это послужит на пользу. Я знаю… я уверена, граф не будет настолько жесток, чтобы пытаться отучить его любить меня; и я знаю – даже если бы он попытался, – что мой малыш слишком похож на своего отца, чтобы его можно было испортить. У него добрая и преданная натура, искреннее сердце. Он не разлюбит меня, даже если нам запретят свидания, а пока мы будем видеться, я не буду слишком сильно страдать.

«Она почти не думает о себе, – подумал мистер Хэвишем. – И для себя совсем ничего не просит».

– Мадам, – сказал он вслух, – ваша забота о сыне весьма похвальна. Он поблагодарит вас за нее, когда вырастет. Уверяю вас, лорда Фаунтлероя окружат заботой и вниманием, и все усилия будут приложены к тому, чтобы он рос счастливым. Граф Доринкорт радеет о его здоровье и удобстве не меньше, чем вы сами.

– Надеюсь, – каким-то надломленным голосом произнесла кроткая юная мать, – что граф полюбит своего внука. У Седди очень ласковый нрав, и он всегда был окружен любовью.

Мистер Хэвишем вновь кашлянул, прочищая горло. Он с трудом мог представить, чтобы разбитый подагрой вспыльчивый старик хоть кого-нибудь полюбил. Но адвокат понимал, что самому же графу будет выгоднее пусть и в своей вздорной манере, но проявить доброту к ребенку, который однажды станет его наследником. А еще он знал, что если Седрик хоть немного оправдает ожидания и послужит к чести семьи, то дед будет им гордиться.

– Уверяю вас, лорду Фаунтлерою понравится жизнь в Англии, – ответил он. – Граф распорядился поселить вас достаточно близко для частых свиданий именно потому, что заботится о его счастье.

Он постыдился повторить те слова, что использовал граф, – в них не было ни доброты, ни вежливости – и предпочел облечь предложение своего покровителя в более мягкую и деликатную форму.

Еще одно небольшое потрясение ожидало мистера Хэвишема, когда миссис Эррол попросила Мэри найти и привести мальчика, и та объяснила, где он.

– Да отыскать-то его легче легкого, мэм, – сказала она, – он с мистером Хоббсом, верней всего, в лавке евоной на тубарете сидит да про политику толкует – а то играется тихонечко в углу с мыльцами, свечками да картофелинами, лапочка.

– Мистер Хоббс знает его с самого рождения, – сказала миссис Эррол адвокату. – Он очень добр к Седди, они большие друзья.

Вспомнив, как, проезжая мимо, мельком заглянул в бакалейную лавку и увидел бочки картофеля и яблок и множество всякой иной всячины, мистер Хэвишем почувствовал, что в нем снова поднимается беспокойство. В Англии сыновья джентльменов не водили дружбы с бакалейщиками, и это показалось ему весьма примечательным обстоятельством. Будет очень жаль, если ребенок обнаружит дурные манеры и тягу к компании простолюдинов. Одним из самых горьких унижений, которые старый граф испытал в своей жизни, было то, что его старшие сыновья предпочитали общество людей неблагородных. «Неужели, – подумал адвокат, – мальчик унаследовал их печальные наклонности вместо доблестных качеств собственного отца?»

Эта тревожная мысль крутилась у него в голове все время, пока он беседовал с миссис Эррол, дожидаясь появления Седрика. Когда открылась дверь, он даже помедлил мгновение, прежде чем взглянуть на него. Многие из знакомых мистера Хэвишема, пожалуй, весьма удивились бы, узнай они, какие любопытные ощущения он испытал, когда поднял взгляд на мальчика, кинувшегося в объятия матери. Его окатило волной будоражащих чувств. Он сразу же понял, что перед ним совершенно очаровательное дитя. Мальчик отличался необычайной красотой: крепкий, стройный, изящный, с мужественным личиком, высоко поднятой головой и храброй прямой осанкой. Он удивительно походил на отца, от которого унаследовал золотистые волосы, а вот карие глаза напоминали материнские, только в них не было и тени ее печали и робости. Он глядел на мир с невинной отвагой – так, будто вовсе не ведал страха и неуверенности.

«Никогда еще не встречал такого красивого и породистого ребенка», – подумал адвокат. А вслух сказал лишь:

– Итак, вот он – маленький лорд Фаунтлерой.

После этого чем больше он видел маленького лорда Фаунтлероя, тем больше тот его удивлял. Мистер Хэвишем почти ничего не знал о детях, хоть и немало нагляделся их в Англии – хорошеньких девочек и румяных мальчиков, которые воспитывались под строгим надзором учителей и гувернанток. Порой они бывали застенчивы, а порой – слегка шумливы, но никогда не вызывали у церемонного, чопорного старого адвоката особенных эмоций. Возможно, личная заинтересованность в судьбе маленького наследника заставила его присмотреться к Седрику тщательнее, чем к другим детям; так или иначе, он заметил, что наблюдает за ним с большим любопытством.

Седрик не знал, что за ним наблюдают, и вел себя в своей обычной манере. Когда их представили друг другу, он дружелюбно пожал мистеру Хэвишему руку и ответил на все его вопросы с той же приветливой готовностью, с какой отвечал мистеру Хоббсу. Он не проявлял ни особой застенчивости, ни излишней настырности и, словно взрослый, с интересом прислушивался к беседе, когда мистер Хэвишем разговаривал с его матерью.

– Мальчик как будто очень зрелый для своих лет, – заметил адвокат.

– В чем-то так и есть, мне кажется, – сказала миссис Эррол. – Он всегда все схватывает на лету и немало времени проводит со взрослыми. Есть у него забавная привычка использовать длинные слова и выражения, которые он где-нибудь прочел или услышал, но и играть он тоже любит. По-моему, он довольно умен, впрочем, иногда ведет себя очень по-мальчишески.

При следующем визите мистер Хэвишем убедился в том, что она права. Когда его коляска завернула за угол, он увидел стайку ребят, объятую заметным волнением. Двое мальчиков готовились бежать наперегонки, причем одним из них был маленький лорд, и шумел он при этом не хуже любого из своих товарищей. Они со вторым мальчишкой стояли плечом к плечу, выставив вперед одну ножку.

– Раз, приготовиться! – закричал судья. – Два, внимание! Три… марш!

Мистер Хэвишем обнаружил, что высовывается из окна коляски с любопытством, удивившим его самого. Ему не припоминалось, чтобы он в своей жизни видел что-то подобное: красные чулочки его милости лорда Фаунтлероя так и замелькали над землей, когда он бросился вперед по сигналу; ладошки его были стиснуты в кулаки, лицо поднято навстречу ветру, а светлые кудри развевались за спиной.

– Давай, Сед Эррол! – вопили мальчишки, приплясывая на месте и повизгивая от азарта. – Давай, Билли Уильямс! Давай, Седди! Давай, Билли! Давай! Давай! Давай!

– Кажется, он победит, – произнес мистер Хэвишем. Вид мелькающих красных чулок, вскрики мальчишек, отчаянные усилия Билли Уильямса, коричневые чулочки которого не следовало сбрасывать со счетов, ибо они по пятам следовали за красными, – все это его несколько разволновало. – Честное слово, я… я даже надеюсь, что победит! – добавил он, как-то смущенно кашлянув.

В это самое мгновение стайка пляшущих и подпрыгивающих мальчишек подняла совершенно дикий вой. Одним последним лихорадочным прыжком будущий граф Доринкорт добрался до фонарного столба на углу улицы и коснулся его, а всего лишь через какие-нибудь две секунды на столбе повис, обхватив его руками, запыхавшийся Билли Уильямс.