Столичный доктор. Том VIII (СИ). Страница 13
Я пожал плечами:
— Слабо понимаю, как нам это все может помочь.
— А еще ходят слухи, — генерал понизил голос. — Его величество собирается прибыть в Харбин. И возможно, посетит Порт-Артур. Дан приказ вести подготовительную работу к высочайшему визиту.
Это уже было интереснее.
— Как скоро ожидается визит? — поинтересовался я.
— Не ранее начала лета.
— Что же… Благодарю за сведения, ваше превосходительство. Я могу идти?
— Ступайте, князь. Берегите людей. Если что — пишите мне лично. И вот что… Забирайте моих казачков — они проводят вас до Ялу.
Я вышел на дорогу, где уже стояли повозки. Михеев, угрюмый и невыспавшийся, командовал погрузкой. Вера Гедройц проверяла, как уложены коробки с хирургическими инструментами. Фельдшеры суетились, переговаривались коротко и нервно.
Мы выдвигались.
Тронулись мы под серым, низким небом. Грязь всосала в себя все цвета, и только редкие заплаты оставшегося снега поблёскивали на обочинах. Подвод было немного — Жиган, как всегда, выкрутился, «договорился» с обозным начальством, где-то выклянчил, где-то, подозреваю, пригрозил. Зато всё наше имущество закрепил на совесть. Наверняка нашелся кто-то, занимавшийся перевозками, видна рука профессионала — ни одна коробка не шелохнется, сверху всё прикрыто холстом.
Фельдшеры шли пешком, потягивая из фляг и ругаясь под нос. Скоро устанут и замолчат, чтобы силы не терять. Сестричек посадили на повозки, пусть поберегут пока ноги.
Я подошел познакомиться с казаками. Главным у них был лысый, с бородой лопатой подъесаул Андрей Степанов
— Дорогу знаете? — поинтересовался я у казаков, после взаимных представлений.
— Карта есть, — похлопал по седельной сумке Степанов. — Доберемся. Ежели что — проводника найдем.
К полудню пошёл дождь. Мелкий, вязкий, нудный. Дорога превращалась в кашу. Колёса вязли, лошади фыркали и рвались. Один из фельдшеров поскользнулся, растянулся в грязи, и поднялся с лицом, полностью перемазанным илом. Под смех Жигана он ругнулся так, что у Варвары Михайловны покраснели уши. Нет большего веселья, чем смотреть на чужие неприятности. Чаплин на этом наблюдении построил карьеру величайшего комика.
После привала на обед, казаки не выдержали, съездили в соседнюю деревню, «добыли языка». За небольшую мзду у нас появился тощий, низенький проводник, который что-то лепетал по-китайски, размахивая руками.
Уверенно он нас вел… первые два часа. А потом начал всё чаще чесать в затылке, оглядываться и пожимая плечами.
— Евгений Александрович, — Михеев заговорил после очередной остановки. — Вы уверены, что мы вообще движемся в сторону Ялу?
— Уверен. С той же вероятностью, как и в том, что утром будет рассвет.
— То есть, нет, — буркнул он. — Отлично. Давайте хотя бы китайца свяжем. Чтоб не убежал ночью.
— Направление правильное, а вот с воплощением, похоже, трудности, — согласился я. — Жулик, а не проводник. Надо будет менять.
Под вечер, после череды бесплодных поворотов между холмов, мы добрались до брошенной деревушки. Несколько полуразрушенных мазанок, и один относительно сохранившийся сарай. По крайней мере крыша в нем была самая пристойная из имеющихся.
Палатки ставить не стали — земля раскисла. Костров тоже не разжигали, ничего не готовили, все были слишком уставшими. Обошлись сухпаем и чаем из термосов.
Утром неожиданно выглянуло солнце, и мы двинулись куда-то в нужном направлении. За ночь земля чуть подмерзла, и отдохнувшие лошадки потащили обоз бодрее. Оказалось, что до нормального человеческого жилья мы не дошли совсем немного. Всего в паре километров была деревня, которую мы не увидели вечером из-за того, что ее прикрывал холм.
Там мы сварили кашу, нашли толкового проводника, заменившего предыдущего. Жиган с удовольствием изъял аванс у жулика, который, как выяснилось, вывел нас немного в сторону. Каких-то жалких пол дня пути, не больше.
Новый провожатый был молод и явно в детстве недоедал. Потому что выглядел он еще более худым, чем предыдущий «Сусанин». Назвался хлопчик Ваном. Мне, в принципе, было всё равно, лишь бы до места довёл.
Ваня шел уверенно, не сомневаясь ни на секунду. Глядя на него, все взбодрились, даже лошадки оживились.
К сожалению, во второй половине дня тучи снова затянули небо, и опять пошел противный холодный дождь. Так что скоро мы остановились на ночевку. На этот раз в хвойном лесочке. Поставили палатки, чтобы хоть на голову не капало, с трудом разожгли костер — дрова горели плохо, больше дымили. Но зато у нас появился в термосах горячий чай.
К полудню третьего дня что-то изменилось в воздухе. Дождь окончательно прекратился, ветер принес с юга отдаленный, глухой рокот, похожий на раскаты далекой грозы. Сначала редкие, потом все чаще и отчетливее. Это была не гроза. Это говорила артиллерия.
Мы приближались к фронту.
Наш новый проводник, тощий Ван, которого Жиган отыскал в последней деревне, оказался на удивление толковым. Он уверенно вел наш маленький караван по едва заметным тропам, огибая совсем уж непролазные участки. Теперь он указал на гряду невысоких, поросших жухлой травой и редким кустарником сопок, темневших впереди.
Грохот нарастал. Теперь можно было различить не только мощные выстрелы тяжелых орудий, но и более частые, сухие хлопки полевой артиллерии, а временами доносился треск, похожий на рвущуюся ткань — это работали пулеметы. Значит, бой шел где-то недалеко.
Мы начали встречать повозки, которые везли боеприпасы, по еще заметной дороге брели в тыл раненые. Наконец, на нас выскочил разъезд казаков.
— Пашка ты? — Степанов узнал хорунжего, которые скакал впереди.
— Андрей, здоровеньки булы! — казаки обнялись, похлопали друг другу по плечам. — Ты откуда здеся?
— Да вот, сопровождаю госпиталь Красного креста до позиций Восточно-Сибирской дивизии.
— Считай сопроводил. Они вон там, за грядой.
Хорунжий подъехал ко мне, козырнул.
— Павел Волин. Начальник охраны штаба.
— Князь Баталов, — в ответ представился я. — Как мне найти генерала Кашталинского?
Казак объяснил, я дал команду рассчитаться с проводником, попрощался со Степановым и его людьми.
Наш маленький отряд проехал немного вперед, остановился в неглубокой лощине, укрытой от случайного взгляда и, хотелось верить, от случайного снаряда. Лошади жадно пили мутную воду из луж. Люди валились с ног от усталости. Казаки Воли ускакали, я окликнул Жигана:
— Доеду, узнаю обстановку. Располагайтесь пока здесь. Костров не разжигать, не шуметь, лошадей не распрягать. Михеев, вы за старшего. Тит, найди мне коня посвежее, если это возможно.
Жиган, как всегда, нашел. Не рысака, конечно, но крепкую казачью лошадку, которая еще держалась на ногах. Я подтянул подпругу, проверил револьвер в кобуре — не столько для защиты, сколько для уверенности — и начал подниматься по размытому склону сопки.
С каждым метром подъема панорама боя становилась шире, а звуки — оглушительнее. Впереди, у реки, которую я пока не видел, но чувствовал по влажному ветру, шла настоящая битва. Земля под ногами слегка подрагивала от близких разрывов.
На вершине сопки действительно располагался командный пункт. Несколько офицеров сгрудились у треноги с длинным биноклем. Рядом стоял генерал — высокий, сутулый мужчина с седыми усами и усталым лицом. Это, без сомнения, и был генерал-майор Кашталинский. Он напряженно слушал доклады подбегавших адъютантов и вестовых, делая пометки на карте и отдавая короткие, отрывистые приказания.
— Передать Седьмому полку… Держаться! Ни шагу назад! Где резервы⁈ Почему батарея молчит⁈ — его голос срывался от напряжения.
Вестовые, задыхаясь, выслушивали приказы и тут же срывались вниз по склону, чтобы передать их дальше, в огонь. Телефонной связи, видимо, не было, все управление шло по старинке, через живых людей, которые могли и не добежать.