Испытание славой (СИ). Страница 4

Сразу за портом находилась огромная площадь, где торговали только что привезённым товаром. Обилие чёрных тел, измученных голодом, жаждой и дальней дорогой просто поражало моё воображение. Белые надсмотрщики и работорговцы торопливо подгоняли их, загоняя в загоны, словно скот, откуда уже потом их выводили и тут же продавали новым владельцам, которые во множестве крутились на площади, отличаясь от самих продавцов более богатыми одеждами. Но и то, я видел, что это всего лишь перекупщики, которые скупая рабов, формировали из них разные группы по возрастам, полу и затем их уводили по разным направлениям: кого обратно в порт, видимо для отправки морем дальше, кого оставляли в городе.

Мы молча проходили мимо всего этого бесконечного хаоса торгов, купли и продажи, как слева я увидел, что огромного негра избивают два надсмотрщика, а он закрывая локтями и руками голову, несколько раз успел перекреститься.

— Он христианин? — удивился идущий рядом со мной сеньор Аймоне, увидевший то же, что и я.

— Идём туда, — ткнул я пальцем в сторону происходящего.

— Что здесь происходит? — на латыни обратился я к надсмотрщикам.

Те резко повернулись, со злостью на лицах, но увидев хмурую вооружённую охрану, а главное меня, во всём своём блеске флорентийской моды, они тут же начались кланяться и лепетать, что-то на португальском.

— Итальянский, французский, английский? — перебирал я языки, но те лишь низко кланялись.

— Сеньор! Сеньор, — оттуда-то из-за шатров выбежал хорошо одетый человек и подбежал к нам, — я хозяин этого раба, что вас интересует?

Заговорил он со мной на неплохом кастильском.

— Почему эти люди избивают христианина? Где его крестик? — показал я на негра, который сидя на земле, снова перекрестился, сложив руки в молитвенном жесте.

Хозяин, увидев его жесты, поморщился.

— Проклятый священник, испортил мне раба! — прошипел он, изрыгая ругательства в сторону неизвестного мне служителя церкви.

— Сеньор, его сиятельство задал вам вопрос, — сквозь зубы процедил сеньор Аймоне, кладя руки на пояс, где висели меч и кинжал.

Услышав мой титул, хозяин рабов стал кланяться мне ещё ниже.

— Он из новой партии, ваше сиятельство, — залепетал тот испуганно, — прибыл неделю назад, но поскольку на корабль попросился вернуться на родину священник, а я идиот согласился, то теперь пожинаю результаты своей доброты. Он некоторых крестил и теперь я не могу их продать, а едят они в три горла.

— Они — это кто? — поинтересовался я.

На что хозяин показал на сидящих в крайнем загоне троих мужчин, и двух женщин.

— Все христиане? — утонил я, на что он кивнул.

— Сколько стоят?

— Все? — его глаза тут же алчно блеснули.

— Все, — кивнул я, показывая на своего управляющего, — сеньор Альваро, поторгуйтесь с хозяином этих рабов, выкупите их и сразу оформите им вольную. Побудут пока у нас в качестве слуг, пока не поймём, что делать с ними дальше, а то боюсь господь не простит нас, если мы будем оставлять своих братьев по вере в горе и беде.

Управляющий с восхищением посмотрев на меня, ушёл торговаться, а госпитальер уважительно посмотрел на меня.

— Не устаю удивляться вам, сеньор Иньиго, — покачал он головой, — поступок настоящего христианина.

Я перекрестился, но тут негр явно что-то услышал из разговора надсмотрщиков, вскинул голову и пополз к нам на коленях, умоляюще сложив руки.

— Он явно что-то хочет, — показал я на него пальцем.

— Пойду позову хозяина, этот раб не говорит ни на каком понятном языке, сеньор Иньиго, — сразу вызвался помочь сеньор Аймоне и пошёл к ожесточённо торгующимся мужчинам, и вскоре вернулся с негром, одетым в цивильное европейское платье и посматривающий на обнажённых собратьев свысока. Подойдя к нам, он первым делом поклонился мне, затем сквозь губу что-то бросил тому негру, что сидел на коленях, и перевёл мне его ответ на латыни.

— Это животное умоляет его сиятельство выкупить ещё и его дочь, — сказал он, покачав головой.

— И где она? — вздохнул я.

На что переводчик ответил уже сам.

— Она лот на торгах ваше сиятельство, очень дорогой лот, поскольку хороша собой и девственна, что подтверждено запиской врача, который её осматривал.

— Где будут проходить торги?

— Они уже идут, ваше сиятельство, — он показал на подиум, где скопилось большое количество людей.

— Идём туда, — приказал я, и ткнул пальцем в сидящего на земле негра, — пусть идёт рядом и покажет её.

Переводчик перевёл ему и тот несколько раз перекрестился и кланяясь, поднялся с земли.

— Только пусть держится подальше, от него воняет, — Бернард исподлобья посмотрел на негра, который оказался в стоячем состоянии больше него самого, что было большой редкостью. Редко мы встречали людей, кто был выше его по росту и такой же широкий в плечах.

Мы поспешили к указанному подиуму, где и правда кипели ожесточённые торги за испуганную, обнажённую стройную негритянку, при виде которой у сопровождавшего нас негра покатились слёзы из глаз и увидев его тоже, она дёрнулась, но тут же была остановлена за кожаный ошейник, который был надет на её шее.

— Её цена на настоящий момент три тысячи золотых, ваше сиятельство и продолжает расти, — обозначил цену девушки негр-переводчик, — подтверждённая девственница, да ещё и такого качества, весьма редкий товар на нашем рынке. Обычно их всех массово насилуют ещё в пути до Лиссабона, матросам же нужно чем-то заняться в пути.

Пока он нам объяснял эти нюансы работорговли, цена поднялась до пяти тысяч и остановилась, а старик-португалец озвучивший её, уже радостно потирал руки, рассматривая девушку.

Я поднял руку и спокойно сказал.

— Шесть тысяч.

Несмотря на то, что я говорил на кастильском, меня распорядитель торгов тут же понял и завопил.

— У нас новый покупатель! Изумительно красиво одетый сеньор в первом ряду!

Старик-португалец нахмурился и посмотрел с недовольством в мою сторону.

— Шесть тысяч пятьсот, — поднял он ставку.

— Семь тысяч, — пожал я плечами.

— Семь пятьсот, — стал явно раздражаться он.

— Девять тысяч, — мне надоели эти споры, и я резко поднял цену вверх.

Глаза у всех округлились, а стоящий рядом со мной негр-переводчик с придыханием заметил.

— Я второй раз в жизни слышу такую цену, за одну рабыню.

— Десять тысяч, — раздался новый голос, и ахнув, толпа повернулась к новому действующему лицу.

— Фернанду де Браганса! Фернанду де Браганса! — отовсюду раздались голоса узнавания.

— Одиннадцать тысяч, — на моём лице не дрогнул и мускул.

Над торгами повисла тишина, стоимость одной рабыни превысила стоимость целого корабля или небольшого городка.

Стоящий неподалёку от меня мужчина лет тридцати, в полном расцвете сил и одетый даже на вид очень дорого, заинтересованно посмотрел на меня. Его спутники также удивлённо посмотрели в мою сторону.

— Двенадцать тысяч флоринов, — с лёгкой улыбкой обозначил он следующую цену.

— Тринадцать, — я снова спокойно ответил, даже не повышая голоса.

Лица и глаза сотен людей были направлены только на нас, поскольку рабыня явно отошла на второй план в этих торгах, а сошлись в схватке два мужских эго.

— Четырнадцать, — поколебавшись, перебил он мою ставку, победно оглянувшись на своих спутников, которые стали поздравлять его с победой и такой ценной покупкой.

Я посмотрел на замерших моих спутников: на хмурого Бернарда, побелевшего сеньора Аймоне, на сеньора Альваро, который взялся за свой крестик и буквально не дышал, и принял решение, хотя таких денег у меня не было, поскольку мои расходы на оплату путешествия больше чем четырёх сотен человек окончательно подорвали мои финансы, которые и так стремительно заканчивались, поскольку все свободные средства были вложены в раскрутку ломбардов и банков.

— Пятнадцать тысяч флоринов, — упали мои слова в полнейшей тишине.

Глава 3

Поздравления возле мужчины тут же утихли, он изумлённо посмотрел на меня, мой костюм, но тут его взгляд остановился на моём поясе. Он приоткрыл рот в понимании, улыбнулся и вежливо поклонился, признавая своё поражение.