Общество гурманов (сборник). Страница 49

— Прикажете открыть замок на ошейнике?

— Да, и непременно оставайся рядом с этим джентльменом, после того как запрешь дверь и усадишь его.

Дженсен поклонился, подошел к украшенному богатой резьбой шкафу и открыл дверцу. В шкафу, в петле с замком, висел круглый, напоминающий хомут деревянный ошейник с отверстиями по периметру, рядом с каждым из которых располагался маленький железный винт. Он достал ключ, открыл замок, чтобы ошейник можно было снять, и вышел из комнаты, бесшумно притворив за собой дверь.

После долгой паузы Дженсен ввел в комнату Хоббса и объявил его имя.

— Добро пожаловать, сэр, — радушно приветствовал его Саузерли.

Дженсен повесил пальто Хоббса на крюк у двери и поставил его утяжеленную трость в подставку для зонтиков, сделанную из слоновьей ноги. Дженсен шагнул к предназначенному для гостя креслу, укрытому до самого пола цветастой накидкой. Он отвел кресло влево, чтобы Хоббс мог сесть, а затем повернул вместе с его обитателем обратно, и оно с лязгом встало на место.

— Добрый день, джентльмены, — Хоббс окинул собравшихся критическим взглядом. Он обратил внимание на патологически натуралистичные полотна на стене — отрубленные головы и конечности, расчлененный скелет — и не смог сдержать гримасы отвращения. Будучи человеком совершенно рациональным, он с трудом переносил экстравагантность и фантазии, патологические и любые другие; они в равной степени его не впечатляли.

— Меня зовут Саузерли, — приветливо сообщил председатель, — а это мои товарищи: мистер Форбс и мистер Ларсен. Кстати, бутылка у вас, Ларсен.

— Действительно, так и есть, — Ларсен наполнил пустой бокал. — Не желаете ли отведать этого превосходного кларета, мистер Хоббс?

Он придвинул бокал через стол Хоббсу, тот кивнул в знак благодарности и пригубил из бокала.

— Весьма недурственно, — подтвердил Хоббс.

— Мистер Джулиан Хоббс! — Саузерли глядел на гостя сквозь пенсне, из-за чего глаза его казались неестественно близко посаженными. — Почти готов поверить, что вы сын химика Хоббса — Хоббса из Кентербери?

— Да, сэр, я действительно его сын.

— Тогда мы вдвойне рады знакомству с вами. Я даже имел честь знать вашу матушку, хотя и много лет назад, в стране иной, как сказал бы Великий бард — я имею в виду Кристофера Марло, разумеется. Вы тоже питаете склонность к наукам, сэр?

Хоббс некоторое время молча смотрел на него, не вполне понимая, как ответить на замечание о своей матушке. В конце концов он решил не обращать на это внимания и ответил:

— Я немного интересуюсь электрической медициной, изучал в Париже.

— Превосходно. Интереснейшая область с блестящими перспективами, как я понимаю. Электрификация идет семимильными шагами.

Хоббс кивнул всем в знак согласия и сказал:

— Перейдем к делу, джентльмены. Я пришел по поводу смертной книги моей матушки. У меня есть веские основания полагать, что она может находиться в этом доме.

— Неужели? — спросил председатель. — Не вполне понимаю, о чем вы говорите. Что за смертная книга? Джентльмены, может быть, кто-то из вас просветит меня? — он вопросительно посмотрел на Форбса и Ларсена.

— Увы, нет, — отвечал Форбс. — Вот наш друг Ларсен, в его жилах течет кровь поэта, кровь книгочея. Возможно, он…

Ларсен покачал головой.

— Он шутит, мистер Хоббс. Я не интересуюсь никакими книгами, кроме бухгалтерских.

— К сожалению, не могу сказать ничего более определенного, — с грустью произнес Хоббс, — но, как я понимаю, в этой книге собраны воспоминания, надежды и горести моей бедной матушки. Она небольшая — скорее всего в четвертушку листа, но в богатом переплете. По правде сказать, отец всегда держал эту книгу под замком, и я ее никогда не видел. Он верит, что в этой книге обитает часть ее… духа. Ее душа, скажем так, и если книгу ему не вернуть, он совершенно точно умрет несчастным. Понимаю, это может показаться фантазией, но такова правда.

— Крайне прискорбно такое слышать, — заметил Саузерли, — но, думаю, вы это в метафорическом смысле. Вы имеете в виду дневник? Может быть, написанный собственной рукой вашей матушки? Записки?

— Очевидно, это нечто более эзотерическое, — ответил Хоббс. — Но сама по себе книга сейчас не существенна. Существенно то, что книгу принес в этот самый дом подлый слуга, выкравший ее из письменного стола отца вместе с небольшой лампой и украшенной драгоценными камнями бутылочкой светильного масла: все это лежало в деревянной шкатулке с именем моей матушки. Слуга сам сознался в краже, когда мы нашли в его комнате подозрительно крупную сумму денег, и сам же указал мне на этот дом. Моя единственная цель — забрать украденное и вернуть деньги тому, кто купил книгу и лампу. Это предсмертное желание моего отца, джентльмены, поэтому оно и мое тоже.

— Очень разумно, что вы прихватили с собой неправедно вырученные деньги, мистер Хоббс, но мы трое просто пришли поужинать и вполне искренне говорим вам, что ничего не знаем ни о книжке, ни о прочих диковинных вещицах. Ваш слуга сообщил имя человека, которому их продал?

— По его словам, это был какой-то барон.

— Ну конечно! — воскликнул Саузерли. — Барон! Совершенно в его манере. Если ваш слуга украл книгу, уверяю вас, барон ничего не знал о краже и вернет ее вам немедленно или как только сможет найти. Барон — человек чести. Вы не подождете его, сэр? Он скоро к нам присоединится. Вы ведь не откажетесь немного перекусить, пока мы ждем? У нас тут гастрономическое общество, как бы причудливо это ни звучало.

— Я надеялся вернуться в Кентербери на почтовом дилижансе сегодня же вечером. Тяжелый день.

— Так выпейте еще бокал вина и немного отдохните. Не думаю, что придется долго ждать. Мы намерены продегустировать один интересный… pâté, как говорят французы. Лучше всего есть его с хлебом.

— А вы слыхали, что на Востоке, — вставил Ларсен, странно ухмыляясь, — едят мозги живых обезьян? Понимаете ли, обезьяне вскрывают череп и закрывают его серебряной крышкой, а на столе крышку снимают и вычерпывают содержимое ложками. По консистенции мозговое вещество напоминает свиной пудинг.

Хоббс с недоверием взглянул на него.

— Похоже, вам нравится потешаться над незнакомцами, сэр. Однако меня вы не собьете. Настоятельно прошу вернуть мне книгу. Я готов полностью за нее заплатить, как уже сказал. Никто не потеряет ни фартинга. Повторяю, это желание моего умирающего отца, и я намерен его исполнить. У меня нет ни малейшего желания шутить.

Трое мужчин некоторое время молча смотрели на него. Хоббс нервно взглянул на плотно закрытую дверь и заметил, что его трость уже исчезла из нелепой слоновой подставки. Тяжелые ставни на окнах затворены. Слугу он не видел, но чувствовал его присутствие у себя за спиной.

— Простите, — сказал он быстро, решив поменять тактику. — Я устал и потому несдержан. Боюсь, мои слова могли показаться вам оскорбительными.

— Вовсе нет, мистер Хоббс, — качнул головой председатель. — Наш друг Ларсен отличается своеобразным чувством юмора. Мы не допускаем и мысли о том, чтобы есть обезьяну, тщательно ее не потушив, и нам очень жаль, что ваш отец при смерти, пусть и всем нам предстоит пройти этим темным путем туда, откуда, как уверяют нас поэты, уж нет возврата никому. Безусловно, иным из нас суждено пройти по нему раньше других, — и он улыбнулся так широко, что показались неестественно острые резцы. — Мистер Форбс, снимите колпак и отрежьте мистеру Хоббсу кусочек мозжечка, будьте любезны, ха-ха-ха!

— Один кусочек мозжечка! — выкрикнул Форбс, откидывая закрепленный на петлях колпак и строя Хоббсу дикие рожи, словно разум внезапно покинул его.

Хоббс с ужасом увидел, что на блюде лежит отрубленная человеческая голова. Запахло карри — очевидно, от лужицы желтовато-зеленого соуса, где плавали грибы. Хоббс быстро понял, что ошибся: голова все еще покоилась на собственной шее. Блюдо плотно прилегало к шее, как брыжи елизаветинской эпохи, только сделанные не из кружев, а из серебра. Человек был жив, губы его беззвучно шевелились, а тело жертвы скрывал накрытый простыней стол.