За гранью возможного (СИ). Страница 29

На шестой день я уже был на грани. Голод раздирал внутренности, как когти, каждый спазм отдавался в рёбрах, а жажда сжигала горло, превращая его в наждачку. Тело превратилось в один сплошной комок боли: щека горела, рука пульсировала, ноги онемели, а сломанный палец вонял так, что я старался дышать ртом. Я хотел пить, есть, выбраться — хоть что-то, лишь бы не эта тишина и бетон. Лысый так и не появлялся, и я уже не знал, что хуже: его возвращение или это бесконечное ожидание. Стул скрипел подо мной, когда я пытался пошевелиться, но сил почти не осталось — каждый рывок отнимал больше, чем давал. В голове крутились обрывки: набережная, огни города, голос Стаса, смех Петра в баре. Почему он пропал? Может, его кто-то вырубил? Или он устал и решил, что я не стою усилий?

Я пялился в стену, где тень от решётки рисовала полосы, похожие на коды из игры. Они дрожали, когда свет из окошка менялся, и я представлял, что это подсказки к Атлантиде. Глупо, но это держало меня в сознании. Голод выворачивал желудок, жажда душила, а запах собственного тела — пот, кровь, гниль — смешивался с сыростью подвала, создавая тошнотворный коктейль. Я закрыл глаза, пытаясь отключиться, но мозг не давал — он цеплялся за каждый звук, за каждую тень, ожидая, что вот-вот что-то произойдёт. Но ничего не происходило. Только тишина, холод и бетон.

Седьмой день начался с шума. Я вздрогнул — слабый, едва слышный скрип двери где-то вдалеке. Сердце заколотилось, отдаваясь в висках, но сил повернуть голову уже не было. Он? Или кто-то другой? Шаги приближались — тяжёлые, знакомые, с тем же глухим стуком, что я слышал раньше. Лысый ввалился в комнату, держа в руках что-то новое: длинный металлический прут с мигающим и слегка искрящим наконечником, от которого исходило слабое гудение. Его лицо было ещё злее, чем раньше, шрамы на башке блестели от пота, а глаза горели, как у психа, которому всё надоело. Комбез был мятый, с новыми пятнами — похоже, он где-то шлялся эти дни.

— Думал, я тебя бросил? — он оскалился, постукивая прутом по ладони, и каждый удар отдавался в моих ушах, как выстрел. — Нет, парень, я просто дал тебе время подумать. И что? Готов говорить?

Я еле поднял голову — шея затекла, мышцы ныли — и посмотрел на него. Сил почти не осталось, но я выдавил слабую ухмылку, чувствуя, как трескаются пересохшие губы. Горло сжалось, но я прохрипел, каждое слово царапая, как ножом:

— Иди… в жопу.

Он зарычал, шагнул ко мне и ткнул прутом в рёбра. Ток ударил, как молния, — тело затряслось, я дёрнулся так, что стул заскрипел и чуть не опрокинулся. Боль раскатилась по всему телу, от рёбер до позвоночника, пробивая каждый нерв. Я замычал, сжимая зубы, чувствуя, как слюна смешивается с кровью во рту. Он ударил ещё раз, потом ещё — ток бил волнами, выжигая остатки сил. Я терял счёт, проваливаясь в темноту, но каждый раз выныривал обратно, цепляясь за образ Атлантиды — золотые шпили, уходящие в небо. Говорить я не собирался.

— Ты труп, — бросил он, швыряя прут в угол. Тот загремел, ударившись о бетон, и замер, мигая красным. — Но я ещё вернусь.

ООн ушёл, а я повис на стуле, едва дыша. Капельница гудела, вливая в меня последние капли, но всё плыло — стены, потолок, тени. Я держался. Атлантида моя. И точка.

На следующий день он снова пришёл. Прут всё ещё лежал в углу, мигая красным, но лысый был не один. За ним ввалился старик — сутулый, с редкими седыми волосами, в потёртой куртке, увешанной проводами и старыми гаджетами. В руках он держал древний планшет, экран которого мигал зелёными строками кода, а из кармана торчал моток проводов с обугленными концами. Хакер старой закалки, из тех, что ломали системы ещё до эпохи нейрочипов — и, судя по его виду, не гнушался ломать людей. Лысый ухмыльнулся, глядя на меня, но в его ухмылке было что-то новое — злобное, почти безумное предвкушение.

— Это твой последний шанс, — хрипло бросил он, скрестив руки на груди. — Он вскроет твой чип, как консервную банку. Выпотрошит всё, что ты знаешь про Атлантиду, прямо из твоей башки. А если будешь молчать, он пойдёт глубже — до самого ядра. И знаешь, что тогда? Либо ты сдохнешь, либо останешься пустой оболочкой, пускающей слюни. Говори, или я дам ему команду.

Старик шагнул ближе, подкручивая что-то на своём планшете. Его пальцы, покрытые мозолями и тёмными пятнами от старости, дрожали, но двигались с пугающей точностью. Он вытащил тонкий провод с острым разъёмом, больше похожим на иглу, но понять, что это за провод я не успел — старик воткнул его мне в висок, прямо в порт чипа. Острая боль пронзила голову, как раскалённый гвоздь, и в глазах заплясали искры. Экран планшета засветился ярче, зелёные строки побежали быстрее, а в голове загудело — он копался в моих данных, как крыса в мусорке, но это было не всё.

Лысый наклонился ко мне, его дыхание пахло табаком и металлом. — Где Атлантида? — прорычал он. — Последний раз спрашиваю. Этот старый хрен знает, как ломать чипы старыми методами — грубо, но эффективно. Один неверный сигнал, и твой мозг превратится в кашу. Ты готов рискнуть?

Я молчал, стиснув зубы до хруста. В этот момент я почувствовал, как что-то изменилось — капельница, всё это время гудевшая справа, начала подавать что-то другое. Жидкость в трубке помутнела, приобрела желтоватый оттенок, и по венам поползло жжение, как будто мне вливали кислоту. Сердце заколотилось неровно, в груди сжало, а перед глазами поплыли пятна. Старик что-то буркнул, тыкая в планшет, и гудение в голове усилилось — теперь это был не просто шум, а пульсирующая боль, как будто кто-то вгрызался в мой разум. Я понял: они не просто ищут данные, они готовы убить меня, если я не заговорю. Хакер поднял взгляд, его глаза сверкнули безумным азартом.

— Сопротивляется, — прохрипел он, голос скрипел, как ржавая шестерёнка. — Могу дать импульс посильнее. Выжжет защиту чипа, но мозги могут не выдержать. Давай?

Лысый кивнул, не отводя от меня взгляда. — Давай. Пусть почувствует.

Старик ткнул в планшет, и в тот же миг мою голову будто разорвало изнутри. Боль была ослепляющей, раскалённой, она рвала нервы, как провода под током. Я замычал, не в силах сдержаться, тело дёрнулось, верёвки впились глубже в кожу. В глазах потемнело, я почувствовал, как сознание ускользает, а из носа потекла тёплая струйка — кровь. Жжение от капельницы усилилось, сердце пропускало удары, и я понял: это конец. Они убьют меня прямо сейчас, если не получат ответ. Но я молчал. Атлантида моя.

Старик снова что-то буркнул, но не успел он закончить, как правая стена подвала рухнула в оглушительном взрыве. Мощнейший удар разнёс её в мелкий пепел — бетон разлетелся в щебень, арматура выгнулась, как сломанные кости, а воздух заполнился густым облаком пыли и едкого дыма, от которого першило в горле и слезились глаза. Ударная волна хлестнула меня по лицу, выбивая остатки воздуха из лёгких, стул подо мной зашатался, скрипя металлом, а в ушах загудело, как от сбоя в симуляции. Сквозь дымную пелену я увидел, как из пролома хлынула толпа фигур — люди в тёмной форме, их шлемы с матовыми визорами мерцали красными огоньками, а в руках сверкали стволы каких-то устройств, похожих на гибрид шокеров и винтовок. Они двигались быстро, чётко, как отряд из "ВирГента" на рейде. Лысый замер, старик выронил планшет, провод выдернулся из моего виска с резкой вспышкой боли, и их тут же смяли — обоих швырнули на пол с такой силой, что бетон треснул под их весом.

Последнее, что я запомнил перед тем, как сознание погасло, — это злобные глаза лысого, горящие ненавистью из-под навалившихся тел, и хриплый рык, вырвавшийся из его горла, когда ему заломили руки, а шнурок с железкой на шее оборвался и звякнул о пол. Капельница упала, трубка вырвалась из вены, и жжение прекратилось.

Я с трудом открыл глаза и увидел знакомую картину — потолок лазарета Боггеров. Они всё-таки нашли меня..

Глава 16 - Let there be a carnage

И снова я здесь.. И снова Николай у моей койки.. Но на этот раз я был ранен физически, а не внутренне, как ранее. Коля спал на стуле, положив голову на руки. Я тихонько его окликнул, насколько мог. Он вздрогнул, поднял голову, и тихо сказал: