Другие грабли. Том 3 (СИ). Страница 41

Рядом со мной стоял молодой человек в кожаной куртке, из-под которой выпирал здоровенный «маузер» в деревянной кобуре. Будь мы внутри, я бы даже раздумывать не стал.

Но мы были снаружи, а для того, чтобы вытащить эту бандуру из кобуры, не привлекая внимания ее владельца, нужно быть не просто карманником, а карманником-виртуозом. Я же такими навыками не обладал.

А если я буду действовать открыто, да еще всего в нескольких шагах от охраны, у меня тупо не хватит времени, чтобы ворваться в кабак и учинить там дебош.

О путях отхода речи не шло ни при каком раскладе. Вокруг было слишком много людей, а я слишком устал, чтобы еще и бегать, так что, как ни крути, здесь и будет моя последняя остановка.

Не самый плохой вариант. Кто-то даже мог бы назвать это достойным завершением моей карьеры.

А вот если бы у меня был хотя бы огнемет…

В магазине «маузера» может быть от шести до двадцати патронов. Вряд ли там шесть, но и на двадцать тоже рассчитывать не стоит. Допустим, у меня будет десяток выстрелов.

А если он вообще не заряжен? Если парнишка его просто для антуража прихватил, типа, модный аксессуар?

Об этом было лучше не думать.

У входа шестеро охранников, но это только те, кто непосредственно перекрывает путь. Возможно, в начале они были собраны и насторожены, но собрание идет уже несколько часов, будет идти еще столько же, эксцессов никаких не было (я же только вот сейчас подошел), так что они должны были хоть немного утратить бдительность.

Конечно, можно было дождаться окончания сходки. Но вряд ли он выйдет один, и черт знает, каким выходом он воспользуется и куда направится, ищи его потом по всему Мюнхену…

Пожалуй, сейчас я бы не отказался от визита очередного хронодиверсанта с бластером. Пока собравшиеся на площади люди отвлеклись бы на временной портал, можно было бы отобрать у него бластер и разнести весь этот чертов кабак к хренам, прямо как мы с Виталиком любим, но законы всемирного межвременного свинства гласят, что хронодиверанты появляются только тогда, когда не нужно, а когда нужно, не появляются.

А может, они уже и вовсе перевелись.

Эх, был бы у меня хотя бы напарник, можно было бы отвлекающий маневр устроить. У одного меня не получится, вряд ли несколько тысяч человек дружно повернуть головы в одну сторону, только услышав мой крик: «Там евреи!».

Ко мне подкралась апатия.

И пока мной окончательно не овладело уныние, я сделал небольшой шаг вперед, развернулся к своему соседу вполоборота, правой рукой всадил «ка-бар» в его чёрное нацистское сердце, а левый рванул «маузер» из его деревянной кобуры.

С моим теперешним везением «маузер» в ней должно было заклинить намертво, но почему-то не заклинило.

Хороший знак.

— Вот еще что, — сказал Виталик, когда я вернулся из душа и принялся сооружать себе бутерброд с вареной колбасой и горчицей. — К продолжению нашего предыдущего разговора о деревьях, так сказать.

— А что там с деревьями? — спросил я.

— Я вот все думаю, если теория отца была верной, и тебя действительно каким-то вселенским, сука, ураганом занесло на наше дерево с какого-то другого, — сказал Виталик. — А если это было не случайно?

— А как еще это могло быть?

— Бредовая мысль, но если здесь все было готово к твоему появлению, включая квартиру, машину и работу, а также знакомых и всяческих друзей-приятелей, которые помнили тебя прежнего, может быть, кто-то специально тебя сюда позвал?

— Ты говоришь о высших силах?

— Кто-то или что-то, — сказал Виталик. — Я, как ты понимаешь, атеист и не верю в высшие силы, так что может быть речь идет о каких-то законах мироздания. Типа, в каждой вселенной должен быть свой, сука, физрук. А если его нет, то надо позвать физрука из другой вселенной, он придет и поправит все к хренам.

— Что-то не помню, чтобы я и в своей вселенной что-то сильно подправил, — заметил я.

— Может, там время еще не пришло, — сказал Виталик. — А может быть, ты действительно просто не помнишь.

— Звучит бредово, — сказал я.

— Не более бредово, чем то, что мы всерьез собираемся убить Гитлера.

— Ну да, примерно на одном уровне, — согласился я. — Но это только твое ничем не обоснованное предположение, построенное на ничем не доказанной теории твоего отца.

— Однако, ты должен признать, что мой отец был далеко не дурак, — сказал Виталик.

— Ну, ты тоже не самый глупый, — дипломатично сказал я. — Однако даже умные люди могут ошибаться.

— А я думаю, что если кому и по силам изменить историю, так это тебе.

— В Древней Греции у меня не получилось, — напомнил я.

— И, возможно, ты сам там себе все запорол, — сказал Виталик.

— То есть?

— Судя по тому, что ты рассказывал, под Троей ты утратил свое самое главное оружие, — сказал Виталик.

— Я туда вообще голым прибыл…

— И, конечно же, я говорю о чувстве твоего морального превосходства, — сказал Виталик. — Ты знал, что нужно было сделать, но у тебя не было глубокой убеждённости, что ты прав. Я вижу так, что ты был на нужной стороне конфликта, но не на той стороне, на которой хотел бы быть, если бы у тебя была возможность выбора. Давай откровенно, Чапай. Та древняя свалка — это просто миф, в историческом масштабе она ни на что не влияла. Хронопидоры хотели сделать там свою базу, чтобы легче было присматривать за текущей временной линией, но те, кто реально воевал, были вообще не в курсе об этих планах. И то, что твои личные симпатии были на стороне обороняющихся троянцев, помешало тебе прикончить чертового Гектора и взять город.

— Э…

— Из позитивных, сука, моментов могу отметить, что ты получил бесценный жизненный опыт и не получил стрелу в пятку, — сказал Виталик. — С другой стороны, ты даже Елены не видел, а это, я считаю, большое упущение, потому что тема ее сисек так и останется нераскрытой, к хренам.

— О господи, и ты ведь серьезно это говоришь, да?

— Не парься, — сказал Виталик. — Симпатии большинства обычных людей всегда были на стороне троянцев. Ну, тех, кто вообще утруждал себя об этом задумываться.

— Э…

— Живи теперь с этим, — сказал Виталик. — Ну, сколько там нам всем осталось, к хренам.

«Маузер» оказался заряжен, и это тоже был хороший знак.

Наверняка кто-то на моем месте принялся бы стрелять в воздух, чтобы устроить панику и разогнать толпу, но я этого делать не стал.

Во-первых, беспорядочной стрельбой можно разогнать только обычную толпу, с мотивированной идейной толпой, в которой преобладают бывшие военные, это ни черта не сработает.

Во-вторых, у меня было слишком мало патронов, чтобы растрачивать их впустую. И, что самое поганое, я даже не знал, сколько именно.

Поэтому я стал стрелять в охранников. Они по-любому не могли быть хорошими людьми…

Владелец «маузера» еще только начал оседать на землю, а окружающие нас люди только начали осознавать, что события приняли какой-то совершенно неожиданный оборот, как я уже уложил двоих охранников выстрелами в голову («маузер» стрелял очень громко) и бросился ко входу в ресторан. Ко мне потянулась чья-то рука, и я резанул по ней ножом, даже не оглядываясь, чисто на рефлексах.

Еще несколькими выстрелами я расчистил себе дорогу в зал.

Ребята реагировали медленнее, чем я рассчитывал. Видимо, слишком увлеклись программной речью, которая должна была определить будущее их страны на несколько следующих десятилетий, как минимум. Их взоры были прикованы к оратору на сцене, поэтому на выстрелы и потасовку у дверей они обратили внимание не сразу.

Оратор же на происходящее вообще никак не отреагировал.

Мне удалось преодолеть десяток метров, когда люди начали вскакивать с мест, и тянуть дальше, сокращая дистанцию и увеличивая свои шансы, уже было нельзя.

— Адольф! — крикнул я.

Он наконец-то услышал.

Он прервал свою речь, оторвался от микрофона и стал высматривать поверх голов того, кто его позвал.