Гость из будущего. Том 4 (СИ). Страница 51

— Свят-свят, — запричитала бабуля. — Катенька, пошли быстренько домой! — окрикнула она свою внучку и сама же бросилась за девочкой.

— Скажешь тоже, картошку вынесут, — шепнул я Левону Кочаряну.

— Я тебе как бывший сотрудник МУРа гарантирую, что завтра после твоего спектакля здесь будет устроен поквартирный обход, — прошептал он. — И эта бабуля, во-первых, никого в дом не впустит, а во-вторых, ничего не скажет.

— Мы репетировать будем или как? — высунулся с водительского сиденья актёр Руслан Ахметов, которого многие любители кино запомнят по роли шофёра Эдика из «Кавказской пленницы».

Откровенно признаться, я всегда думал, что Ахметов был штатным сотрудником не то «Таджикфильма», не то «Узбекфильма», не то «Казахфильма». А оказалось, что Руслан был уроженцем Московской области и являлся актёром Московского театра-студии киноактёра. И на роль водителя нашей полуторки я выбрал его сам, потому что кроме гонорара ему можно было пообещать протекцию к самому Леониду Гайдаю.

— Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! — загоготал я. — Давайте репетировать. Вы с Левоном едите на набережную, а я доберусь до неё своим ходом.

— А что это будет за кино? Вы мне так и не сказали, — смущённо пробормотал Руслан Ахметов.

— Фильм будет называться «Полуторка уходит от погони», — соврал я.

— Да-да, — закивал Кочарян, посеменив в кабину автомобиля. — Кино про разведку. Поехали.

И когда наша мосфильмовская полуторка затарахтела и стала разворачиваться, я разбежался, одной ногой опёрся на какой-то ящик, оттолкнулся и с помощью рук взобрался на ближайшую ко мне деревянную кладовку. К моему изумлению на крыше оказалась чья-то голубятня. Её сконструировали из разнокалиберных досок и сетки-рабицы. Самих голубей в этой самопальной конструкции уже не было.

«Голубятня — это хорошо, — подумал я, проходя мимо. — Есть возможность, где притаиться. Вдруг одного сотрудника пошлют сюда? Я бы, к примеру, именно так и поступил. И двор отсюда хорошо просматривается, и если клиенту, то есть мне, захочется побегать и попрыгать, то тут меня можно было бы и принять».

Я ещё раз окинул взглядом двор этих захудалых двухэтажных бараков и побежал трусцой в сторону Москвы реки. В одном месте зиял метровый просвет между крыш, и я его относительно легко перепрыгнул. А вот когда я подобрался к набережной и помахал своим коллегам рукой, чтобы те подъехали как можно ближе, то заметно оробел. Так как высота кладовки была примерно два с половиной метра, ширина тротуара два метра, а борт автомашины находился на высоте метр пятьдесят. Если чуть-чуть быстрее разбегусь и как можно сильнее оттолкнусь, то вылечу на проезжую часть с другой стороны. А если буду действовать вполсилы, то воткнусь в борт полуторки и рухну на тротуар, получив множество самых неприятных травм и повреждений.

«Ничего-ничего, — подбодрил я сам себя, сделав пять шагов назад, — Бог не выдаст, свинья не проглотит». А затем я мысленно перекрестился и, разбежавшись, прыгнул по невысокой дуге. И хоть на кучу старого тряпья и десяток таких же древних матрасов я попал точно, всё рано больно ударился плечом об деревянный борт машины.

— Чёрт, — просипел я и подумал, что в следующий раз, нужно этот дальний борт весь обложить чем-нибудь мягким.

— Живой? — высунулся из кабины Лёва Кочарян.

— Кости целы, остальное нарастёт, — простонал я, растирая плечо. — Поехали, пока на нас не обратили внимания товарищи из ГАИ.

— Да-да, поехали, — скомандовал он актёру из «Кавказской пленницы». — Завтра весь этот эпизод будем снимать скрытой камерой. И я скажу, что у нас получится замечательное кино, ха-ха.

Примерно в четыре часа дня из телефон-автомата недалеко от панорамного кинотеатра «Мир», который находился на Цветном бульваре рядом с Московским цирком, я позвонил председателю КГБ СССР. Людской шум и суета, царящая вокруг, нисколечко меня не смущали. Наоборот, чем я сильнее растворялся в толпе, тем сложнее меня можно было найти.

— Приёмная председателя КГБ СССР слушает, — ответил мне бойкий женский голосок.

— Добрый день, я хотел бы услышать товарища Владимира Ефимовича Семичастного, — так же бодро протараторил я.

— Он сейчас занят, — в женском голосе появились нотки презрения и недовольства. — Вы по какому вопросу звоните?

«По вопросу светлого будущего всего нашего многострадального союза», — хмыкнул я про себя и, кашлянув одни раз, с большим пафосом произнёс:

— Я — эмиссар американской разведки Генри Киссинджер. Готов сдать явки, пороли, двойных агентов и всю нашу агентурную сеть. Ради чего требую политического убежища и хочу прямо сейчас услышать товарища Семичастного.

После моих слов на том конце провода сначала что-то брякнуло, затем что-то звякнуло, и секретарша, буркнув что-то неразборчивое, куда-то немедленно понеслась, зацокав каблуками по паркету. И через десять секунд трубку взял сам председатель КГБ.

— Владимир Семичастный у аппарата, — пророкотал он. — Слушаю вас внимательно, Генри Киссинджер.

— Здравствуйте, Владимир Ефимович! — весело выкрикнул я. — Вот, пишу новый сценарий политического детектива, который называется «Ошибка резидента». Дай думаю, позвоню, проконсультируюсь. Как поживаете?

— Ну, здравствуй беглец, — произнёс Семичастный, чеканя каждое слово в отдельности. — Ты почему сбежал из Ленинграда? Я ведь тебе русскими буквами написал, чтоб ты сидел на попе ровно?

— Между прочим, ради вас стараюсь, — я тоже сменил дружеский тон на более деловой. — Потому что Леонид Брежнев не так прост, поверьте, он и вас, и товарища Шелепина переиграет как детей. Давайте завтра встретимся, и я вам такие «явки с паролями» расскажу, что вы на какое-то время потеряете дар русской речи.

— Хорошо, — тяжело вздохнул Владимир Семичастный. — Во сколько и где?

— Завтра в 9 часов вечера у подъезда двухэтажного деревянного барка, который стоит аккурат за гостиницей «Украиной», — протараторил я. — Адрес назвать затрудняюсь, это строение под снос. Надеюсь, поговорим спокойно и без свидетелей. И всех вам благ, Владимир Ефимович, — добавил я, положив трубку на рычаг телефон-автомата.

— Ну, как? — нетерпеливо спросил меня Левон Кочарян, когда я вышел из телефонной будки.

— Встречу товарищу Семичастному я назначил, — кивнул я. — Далее работаем по заранее утверждённому плану. Только мне потребуется пистолет с одним холостым патроном.

— Какой такой пистолет? — зашептал Кочарян. — Совсем сбрендил? А если они в ответ начнут палить из табельного и совсем не холостыми?

— Не начнут, — усмехнулся я, — есть у меня одна весёлая идея. И потом я дам один выстрел в воздух, чтобы водитель знал, когда подогнать машину.

— Идеи твои, вот у меня где? — прошипел Левон Кочарян, постучав себя по горлу. — Ладно, я возьму с собой ручную кинокамеру, если всё пойдёт не по плану, попробуем как-нибудь отбрехаться.

— Правильно, — согласился я. — А ещё мне нужна плечевая кобура и одежда попроще. А то в джинсах и свитере много не побегаешь.

— Кабура-шмабура, — заворчал Левон Суренович. — Будет тебе и кобура.

В среду 16-го сентября к назначенному месту встречи я приехал примерно за три часа. В темноте забрался на вчерашнюю кладовку, затем согнувшись пополам, пробежался к старой голубятне, где и благополучно спрятался. Вероятность того, что группа захвата от товарища Семичастного прибудет раньше срока, была стопроцентной. Вопрос заключался только в одном — насколько раньше здесь появятся бравые парни из КГБ. Я предполагал, что они примчатся сюда где-то за час до «долгожданной встречи» и первым делом полностью исследуют двухэтажный барак, что находился от этих кладовок и гаражей в тридцати метрах. Поэтому Левон Кочарян и актёр Руслан Ахметов на полуторке должны были появиться на набережной к восьми часам утра.

«Лишь бы эти бравые парни сюда не попёрлись», — подумал я, зябко поёжившись. А затем вытащил из наплечной кобуры настоящий чёрный пистолет ТТ. Это оружие являлось главным отечественным пистолетом в годы Второй мировой войны, и теперь подобными тульскими самозарядными «шпалерами» конструктора Фёдора Токарева были обеспечены все киностудии Советского союза. Я потёр рукавом пиджака стальной бок пистолета и тяжело вздохнул. Нервное напряжение последних дней сильно сказывалось на моём общем физическом состоянии. И этой ночью, ворочаясь с боку на бок, и забываясь короткими отрезками сна, я думал только об одном: «Быстрее бы всё это закончилось. Надоело бегать, прятаться и скрываться». Потом я вложил пистолет обратно в кобуру и, оперевшись головой в тонкую дощатую стенку голубятни, неожиданно для себя заснул.