Гость из будущего. Том 4 (СИ). Страница 39
Кроме весельчака Соловцова и его полной противоположности Шумилова, человека с печальным и неприметным лицом, в просмотровый кинозал были допущены: директор киностудии Илья Киселёв, режиссёр Леонид Быков, актриса Нонна Новосядлова и руководитель Первого творческого объединения «Ленфильма» Иосиф Хейфиц. Кстати, Леонида Фёдоровича и Нонну я пригласил специально, чтобы они хоть чуть-чуть разрядили напряжённую обстановку. А вот Саву Крамарова на показ затащить не удалось, потому что он ещё утром улетел в Москву на озвучание фильма «про завтрашнюю улицу». Что касается Хейфица, то он пришёл сам, и что-то мне подсказывало, что кляузу написали по его заказу.
— Включай, Серёжа! — крикнул Илья Киселёв киномеханику, когда все присутствующие заняли свои места.
Я и Нонна присели с краю, чтобы видеть реакцию товарищей Соловцова, Шумилова, Хейфица и Киселёва. А Леонид Быков, который своей ролью профессора остался немного недоволен, разместился в самом центре просмотрового кинозала.
— Спокойно, всё будет хорошо, — шепнула мне Нонна.
«Посмотрим», — подумал я, взяв свою девушку за руку. Наконец, погас свет и на экране сначала появился логотип Ленинградской студии кинохроники, затем логотип «Ленфильма», а потом зазвучал коротенький музыкальный джингл, который мне сыграл на электрооргане клавишник «Поющих гитар» Лёва Вильдавский. И через пару секунд вместо логотипа нарисовался профиль итальянского физика Галилео Галилея, а поверх профиля проявилась диагональная надпись: «Галилео». Именно так я назвал своё киношное детище.
Честно говоря, с названием, я чуть было не опростоволосился. Во время монтажа журнала, когда зашёл разговор о том, что рисовать на начальной заставке, я ляпнул, дескать давайте назовём сие творение рук человеческих — «Хочу всё знать!». Как меня тут же подняли на смех, потому что этот кинопродукт уже выходил в эфир с 1957 года и снимал его «Моснаучфильм». Пришлось соврать, что пока летел в самолёте трахнулся головой об иллюминатор, вот кое-что и стёрлось из памяти.
Поэтому сейчас наш ленинградский киножурнал стал гордо именоваться «Галилео», коротко и стильно. Ну, а после начальной заставки все увидели как в студии, где на заднем плане висели осколки астероидов и часы с кукушкой Леонид Быков с бородой и в очках читает стихотворение Пушкина: «О сколько нам открытий чудных…».
Затем пошла первая шуточка в исполнении Савы Крамарова, и Валерий Соловцов с Ильёй Киселёвым дружно и громко захохотали. И вообще вся первая подводка перед сюжетом о тайнах Вселенной прошла на ура. Даже очень серьёзный товарищ Василий Шумилов и тот пару раз улыбнулся.
Единственный кто сидел с лицом, выражавшим суровое презрение, был Иосиф Хейфиц. Ему мой киножурнал сразу не понравился. Он ещё вчера, встретив меня в коридоре киностудии, признался, что моё творение — это дешёвая попытка заигрывания с интеллектуальной публикой. На что я возразил: «Заигрывают девочки, а мы в киножурнале простыми словами формулируем сложные вещи. И не всякая простота, хуже воровства».
Кстати сам сюжет о космосе, где главным образом прозвучали общие сведения тоже не вызвал вопросов и нареканий. А вот когда на экране появилась студия киножурнала во второй раз, начальник КГБ по Ленинградской области заметно напрягся.
— Профессор, скажите, а сколько нам лететь до ближайшей звезды? — спросил студент-стиляга Боря Лейкин в исполнении Крамарова. — Год, два или чуть больше?
— Ближайшей к Земле звездой является Проксима Центавра, — ответил профессор Леонид Быков. — Это совсем рядом, всего каких-то 40 триллионов километров. И если лететь со скоростью наших современных ракет, которые преодолевают 17 километров в секунду, то нам понадобится 70 тысяч лет.
— В одну сторону? — брякнул Сава Крамаров скорчив такое лицо, что Соловцов и Киселёв снова захохотали.
— Увы, Борис, в одну, — усмехнулся профессор.
— И что нет никакого другого выхода, чтобы преодолеть 40 триллионов километров каким-нибудь другим способом? — спросила студентка-отличница Оля Знайкина в исполнении Нонны Новосядловой.
— Сложно сказать, — пожал плечами профессор. — Наука не стоит на месте. Так в 1916 году австрийский физик Людвиг Фламм предположил, что в космосе должны существовать некие точки, где происходит искажение пространства и времени. Он их назвал «червоточины» или «кротовые норы». И эти «кротовые норы» могут быть использованы как «космическое метро».
— И с их помощью можно мгновенно путешествовать не только к Проксима Центавра, но и в другие галактики, я правильно поняла вас профессор? — спросила студентка-отличница.
— Правильно, Оля, — согласился Леонид Быков с непривычной бородой и в очках. — Однако я ещё раз хочу повторить, что это всего лишь теория, которая пока не подтверждена на практике.
— Допустим, что «кротовую электричку» мы пока не откопали, — недовольно заворчал студент-стиляга. — Но до Марса, Луны и Венеры мы долететь-то можем?
— Расстояние между Землей и Марсом не постоянно, — учительским тоном произнесла студентка-отличница. — Оно, Борис, колеблется от 55 миллионов километров до 400 миллионов. Следовательно, если лететь по оптимальной траектории, то путешествие может занять до 9 месяцев. Поэтому чисто теоретически можем.
— Верно, — тяжело вздохнул профессор. — Но время не единственное, что препятствует путешествию в дальний космос. Куда большую проблему несёт убийственное для здоровья человека космическое излучение. И от излучения на данный момент времени защиты пока не изобрели. Поэтому первыми полетят к другим планетам не люди…
— А собаки, — хохотнул Крамаров.
— Нет, Боря, — возразил профессор, — первыми полетят роботы. Сейчас самые прогрессивные ЭВМ занимают целую трёхкомнатную квартиру. Но пройдёт совсем немного времени и ЭВМ станет размером вот с этот телевизор и печатную машинку, — Леонид Быков похлопал по корпусу неработающего телевизора КВНа. — На телевизоре или лучше сказать мониторе будут отображаться всевозможные входные данные, которые мы будем вносить при помощи клавиатуры. А ЭВМ в свою очередь будет отвечать нам. Другими словами мы научим машину думать и обрабатывать большие массивы информации.
— То есть тогда машине можно будет задать любой вопрос? — разнервничался Сава Крамаров.
— Если человек внесёт в память ЭВМ соответствующий ответ, то машина, конечно же, сможет ответить, — сказала студентка-отличница. — Я правильно думаю профессор?
— Правильно, — кивнул профессор. — Однако это ещё не предел. Пройдёт ещё сколько-то лет и ЭВМ уменьшится до размеров такой вот книжки-малышки, — Леонид Фёдорович вытащил из кармана маленькую плоскую книжечку. — В этом устройстве будет всё: телевизор, печатная машинка, телефон, магнитофон, проигрыватель дисков, фотоаппарат и кинокамера. А ещё ЭВМ научится сама генерировать ответы и думать. И уже тогда роботы, которыми будет управлять искусственный интеллект, полетят в дальний космос.
— Профессор, так они же нас могут и того, во всём заменить, — дрожащим голосом произнёс студент-стиляга. — Это же ни много ни мало «восстание машин»?
— Писатели фантасты уже задаются этим непростым вопросом, — согласился Леонид Быков. — Но я верю, что мы, люди, справимся и с этой проблемой. А сейчас давайте посмотрим сюжет о нашей галактике «Млечный путь».
После слов профессора на экране появилось звёздное небо, и дикторский голос за кадром произнёс: «В Галактике Млечный путь насчитывается от 100 до 400 миллиардов звёзд…».
Глава 16
«… Ещё многие тайны Вселенной и нашей Галактики Млечный Путь ждут своего открытия, — произнёс мужской закадровый голос, когда на экране демонстрировались кадры, снятые в планетарии. — И огромным подспорьем для их разгадки станет запуск первого космического телескопа. Кстати, благодаря отсутствию атмосферы разрешающая способность такой автоматической обсерватории возрастает в несколько раз. И только тогда мы сможем точно определить: какую форму имеет Млечный Путь, и что находится в самом центре нашей галактики».