Гимн шута – ХIII (СИ). Страница 29

Цесаревич пожал плечами и сделал первый шаг в сторону крыла «особых допросных».

— А почему… Павел в пыточной? — негромко спросила девушка, догоняя Долгорукого.

— Он мучается, — коротко ответил тот вновь без задней мысли, после чего глянул на часы и вполне честно продолжил. — Вот уже часа три как. Думаю, закончить успел. Как раз к обеду.

Лена вновь помотала головой так, словно мысли стали какими-то «гранулами», в надежде, что те «улягутся» получше.

Не помогло.

Во всяком случае, успокаивала мысль, что если клановец и мучается, то, раз его все-таки интересует такое понятие, как «обед», не слишком сильно.

— У вас тут столовая есть? — тут же уточнила Кошкина.

Последний прием пищи был довольно давно. Девушка уже успела ощутимо проголодаться. А уж сама возможность ВЫБОРА блюд просто приводила в восторг.

За этими мыслями целительница едва не врезалась в спину остановившегося цесаревича.

— Елена Витальевна, — негромко вздохнул спутник, подумав секунды три. — Полагаю, все-таки правильнее утолить голод где-нибудь в городе. Если у вас затруднения с выбором места, то могу подсказать пару приличных ресторанов.

Девушка благодарно кивнула. И нет, вовсе не предложению чуток послужить гидом (хотя, если признаться честно, было интересно, что именно посоветует будущий император), а мысли о том, что она скоро будет вольна в своих передвижениях.

— Константин Дм… Константин, — негромко выдохнула Лена. — Я обратилась к Крови. Ты об этом знаешь. Вот теперь мне стало интересно, каким именно видишь мое будущее.

Было очень странно обращаться к «Косте» на «ты» после того, как напротив его имени появилась «должность».

— Будущее твое Волконский видит, — вздохнул без всякого наигрыша Долгорукий.

В конце концов, ЗДЕСЬ его даже случайный взгляд не потревожит. В этом здании могут оказаться либо враги Короны, либо верные люди. Вторые никому ничего не скажут. Первые тем более.

— Даже презентацию подготовил, — неожиданно добавил он.

— Что? — девушка сбилась с шага.

Как-то слабо девушка могла представить Павла с указкой, зачитывающего доклад на тему «Почему стоит сохранить жизнь Елене Кошкиной.».

— На десять минут доклада и тридцать слайдов, — неожиданно даже для самого себя сознался цесаревич.

К образу Волконского, нарисованного воображением целительницы, тут же добавилась мантия и квадратная академическая шапочка.

— Это… — она не нашлась с определением.

— Необычно, — согласился Долгорукий. — Но вынужден признать, что мой опричник проделал действительно серьезную работу для того, чтобы ты могла жить.

«Опричник!» — оценила Кошкина, которой вновь чуть взгрустнулось. С такими знаниями есть два варианта: либо отпускать ее отсюда никто не собирается, либо ее ждет «гарантированная» работа, ненавязчивое наблюдение и режим.

Стоило признать, что второй ей нравился куда больше.

— И… давно?

На этот вопрос Долгорукий предпочел не отвечать. Поводов для раздумья спутница получила и так выше крыши. А вот совсем уж «мелкие» детали ей знать не обязательно.

— Хорошо, тогда как ты собираешься скрыть?..

Лена с самого детства прекрасно понимала, что должна сама заботиться о своей безопасности. А потому изучала доступную информацию про тех, кому «не повезло». Как правило, в виде некролога. В публичное пространство те, кому повезло сохранить жизнь, не попадали. И их истории находились под «тяжелыми» грифами типа «Корона».

— Скрыть что? — поинтересовался Константин. — Датчики неподалеку от места происшествия вышли из строя и подали ложный сигнал. Такое случается и не так уж редко. Прибывшие на место сотрудники полиции обнаружили следы боя и тебя. Однако у них просто нет соответствующего оборудования, чтобы зафиксировать применение запрещенного аспекта. Что же до остальных участников конфликта… Те, кто выжил…

На этом моменте сердце Лены все же дрогнуло. Значит, есть погибшие… С другой стороны, несмотря на юный возраст, свой «счет» Кошкина, с шестнадцати лет практиковавшаяся в клинике дяди, открыла еще три года назад. Вот тогда было очень плохо. Она месяц выбиралась из «серой хмари» апатии. Да, целительница знала, что всех спасти невозможно. Но первая умершая на операционном столе женщина… Нет, к этому нельзя быть готовым.

— Никто из выживших толком не может объяснить, что именно произошло. И уж тем более никому в голову не пришло предположить, что по ним ударили Кровью. В недостаточной информированности населения есть и свои плюсы.

Несколько секунд Лена молчала, переваривая сказанное, после чего негромко спросила:

— То есть, теперь я работаю на государство?

— Строго говоря, долг каждого гражданина — работа на благо Отечества. Разве не так?

Кошкина кивнула. В любом случае это куда лучше иных вариантов.

— Но нет, — тут же продолжил спутник. — В том виде, который ты могла себе представить. Коллегия признала тебя негодной к имперской службе.

Кошкина не расстроилась. Вот совсем не капли. Лишь отметила про себя, что и такая опция для адептов запрещенного аспекта существует. Хотя тот факт, что она о подобном даже в виде слухов не слышала, многое говорит о режиме содержания «государственных магов».

Впрочем, уже через секунду она выкинула лишние мысли из головы. Вот уж где совершенно точно меньше знаешь — лучше спишь.

— Полную ответственность за тебя приняли Волконские.

Девушка кивнула спине идущего на шаг впереди цесаревича.

— Род или клан? — только и уточнила она.

— Род. Глава лично.

Целительница выдохнула.

— Мы пришли, — коротко объявил Долгорукий, останавливаясь возле одной из безликих дверей.

Лена кивнула. А что ей еще оставалось делать?

Константин же просто вошел в внутрь. Кошкина уже хотела шагнуть следом, но ее вновь остановил удивленный голос цесаревича:

— Волконский!.. — едва ли не воскликнул будущий самодержец, и уже куда спокойнее добавил. — Ты… совсем охренел?

В ответ раздался удар падения чего-то тяжелого и чуть нервный до боли знакомый голос:

— … Твою ж мать! — сообщил он то ли гостю, то ли миру вполне себе ошарашенно.

— У меня такое ощущение, что ты, Павел Анатольевич, таки добьешься добавления этого «приветствия» в список официально разрешённых обращений к августейшей особе.

— Прошу простить, — негромко ответил голос… и тут же забыл о будущем императоре. — Лена!

Да, Кошкина шагнула внутрь. Зрелище, открывшееся ее глазам, и впрямь… чуть «тревожило» картину привычного ей мира. Даже с учетом близкого знакомства с клановцем.

Девушка застыла за спиной Долгорукого. И было отчего. Павел… возлежал. Вопреки уверениям владыки Тайного кабинета, на дыбе.

— Хм-м-м-м… — протянул Волконский, аккуратно покидая свое «ложе». — А я тут… закончил.

При этом взгляд его скользнул в сторону стола, где была аккуратно сложена стопка документов. Судя по всему, молодому человеку пришлось ее просмотреть и заполнить. Да еще и расписаться на каждом листе. Кое-где кровью. Собственной.

— Я понял, — коротко кивнул Константин Дмитриевич и, потратив на формулировку несколько секунд, спросил. — Когда я уходил, ты сидел за столом. Каким образом ты оказался там?

Клановец задумался. Вдруг да с подвохом интересуется сюзерен, грустно рассматривающий упавшую на пол часть пыточной конструкции.

— Стул неудобный, — коротко ответил не сводивший взгляда с целительницы Волконский.

Если честно, то его не очень интересовал нынешний разговор. Так что отвечал он не слишком задумавшись.

И даже не обратил внимания на резкий вздох Долгорукого.

— Ес-тест-вен-но, — по слогам выдал тот. — Это пы-точ-на-я. Здесь удобно быть и не должно!

Стул был специально спроектирован не последними мастерами своего дела. Уже через несколько минут от сидения на нем затекала спина. За три часа «неудобство» должно было превратиться в самую настоящую боль. И будущий император как-то не мог припомнить, чтобы кто-то рискнул «избежать наказания», просто встав.