Свадебное проклятье (СИ). Страница 35

— Дочка, просто ты немножко… — мама подбирает слова, — …слегка невезучая. Совсем чуточку.

Очень хочется с сарказмом подтвердить: немножко, ага! Самую малость. Впрочем, по сравнению с Дином и Алексом — да. Им не повезло куда больше.

— Так что амулет просто на всякий случай, понимаешь? Ты ведь отдашь его господину Чэну? — Мама умоляюще складывает перед грудью пухлые ручки, в подведенных глазах набухают слезы. — Ну пожалуйста!

Возвращаясь из родительского дома, я давно уже привычно обнаруживаю в своих вещах, сумке, подкладке одежды рукописные амулеты с охранными иероглифами и вообще неизвестными мне и науке загадочными знаками. Поначалу я с раздражением комкала и выкидывала их в мусор, еще и выговаривала — ну что ты мне всякую макулатуру подкидываешь! Но со временем смирилась, оставляю в сумочке хотя бы один: мне это ничего не стоит, а маме так спокойнее. Со вздохом беру и чэновский конверт: так ему и надо! Заверяю:

— Передам обязательно.

Мама мгновенно расцветает, кидается обниматься.

— Вот и молодец, умница девочка! И насчет пластического хирурга не забудь спросить! Жених моей красавицы доченьки тоже обязательно должен быть красивым!

Закатываю глаза.

— Всенепременно спрошу!

Обнаруживаю куклу няни Ван, когда разбираю мамины «гостинцы» у себя дома. От неожиданности даже непроизвольно отбрасываю игрушку в сторону. Хоть убей, не помню, чтобы с собой забирала! Она что, сама забралась ко мне в сумку?! Не спуская с валяющейся на полу игрушки настороженного взгляда, набираю маму.

— Та старая куколка? — переспрашивает родительница бодрым голосом. — Это я ее тебе положила, думала, ты собиралась взять и забыла… Что, надоело спать одной? А я давно говорю: давай-ка скоренько выходи замуж, будет у тебя в постели живая горячая игрушка и во весь рост! Ха-ха-ха!

Чувствую себя параноиком, но все же спрашиваю, откуда она взялась в моей комнате, ведь давно уже лежит в чулане с остальными игрушками, которые пожалели выбросить или отдать на благотворительность.

— А разве это не ты ее достала? — удивляется матушка. — Может, Роксан опять шалит? Погоди, я спрошу…

Слушаю неразборчивые голоса, потом мама возвращается.

— Оказывается, тетушка Ким наткнулась на куклу рядом с кладовкой. Решила, ты разбирала старые игрушки, вот и отнесла к тебе в спальню. И постирала еще, мол, вся серая от пыли была!

Фу-ух! Всё так просто! А я-то (не без помощи Захарии) нафантазировала невесть что…

С сомнением смотрю на игрушку. Та отвечает неизменной улыбкой — в детстве при одном взгляде на веселое личико любимой куклы всегда поднималось настроение, а теперь ее улыбка кажется скорее ухмылкой, причем недоброй. Да и взгляд постоянно притягивает вышивка-дорожка из черных «паучков».

Выкинуть, что ли? Не тащить же обратно это старье, в конце-то концов!

Несу игрушку к мусорному ведру, но все медленнее, потом и вовсе останавливаюсь в раздумье. Как-то это нехорошо… нет, не по отношению к кукле, конечно! К няне Ван. Она же старалась, мастерила, вышивала… Ну и что, что южный узор якобы кличет беду — ведь все мое сознательное детство ничего страшного со мной не случалось.

— Ладно! — объявляю я строго. — Остаешься у меня на эту неделю, не больше! В выходной отвезу обратно домой, поняла?

И водружаю куклу на спинку дивана.

Как хорошо, что мои студенты этого не слышат!

Долго лежу в постели, таращась в полосатый потолок — фонарь во дворе просвечивает и через жалюзи.

Сегодня день неприятных открытий: любимая старая кукла оказалась опасной игрушкой, а мамин секретарь — хитрым манипулятором.

Конечно, мы знали, что Лэй редко идет на прямой конфликт с хозяйкой, ищет обходные пути, способы, чтобы та сама изменила свое решение, и всегда только приветствовали его дипломатичность, ведь всё во благо матушки, а значит, и семьи! Но что Захария косвенно, и возможно, не первый раз пытается повлиять и на жизнь ее детей…

Надеюсь, он все-таки меня услышал сегодня! Я всегда уважала его, ценила, не ругалась всерьез, не прибегала к последнему аргументу: ты наемный работник, а значит, должен делать, как я говорю!

Вспомнив еще об одном, настоящем последнем аргументе, морщусь, как от занывшего зуба. Отец не выносит, когда оспаривают или критикуют его решения, а секретарь, хоть и косвенно, это сделал: счел одобренного им жениха неподходящим и подозрительным, и даже попытался подвести к этой мысли и матушку… Нет уж, постараемся обойтись без отцовского влияния!

И какие следующие открытия готовит жизнь?

Например, что Маркус Чэн рвется жениться на мне с какой-то коварной целью?

Или наоборот безо всякой цели, лишь исключительно по большой и светлой любви?

Некоторое время серьезно взвешиваю эти версии и отбрасываю обе, как невозможные.

Бред ведь!

Полуночный.

ГЛАВА 23. Погуляй со мной

— Ну так вот, в продолжение нашего разговора…

Выпрямляюсь и меряю строгим взглядом неугомонного Чэна. Недолго же он продержался!

Я имела глупость честно ответить, чем собираюсь заняться в выходные, ко мне тут же напросились в провожатые. Даже не напросились, а просто поставили перед фактом: выхожу я утром из дома и вижу терпеливо подпирающего подъездную дверь Маркуса Чэна…

Оставалось только пожать плечами и сесть к нему в машину. Правда, одно условие при этом я все-таки выдвинула: давайте сегодня без ваших детективных версий и ворошения прошлого!

Потому что поход по букинистическим, антикварным магазинчикам и развалам «блошиного рынка» для меня своего рода медитация. Да куда ее лучше, если вспомнить результаты мне назначенной реальной! Пусть даже я ничего не приобрету, но долгая неспешная прогулка, заполненная пыльно-сладкими запахами старого дерева, красок, ткани, бумаги, в окружении всего выцветшего, потертого, рассыпающегося на нитки и части, в сопровождении звуков старой музыки, голосов торговцев и покупателей вызывает во мне странное умиротворение, граничащее со смирением перед всесильным временем, жизнью, всем происходящим с тобой и миром. Наверное, это то, зачем другие ходят в церковь.

Нисколько не сомневаюсь, что мой спутник долго не продержится, и с готовностью огрызаюсь на первый же вопрос заскучавшего Чэна: «И сколько нам здесь еще бродить?»

— Я вас сюда не звала!

— Это да… — смиренно соглашается он, поправляя темные очки: очень прилично выглядящий мужчина, терпеливо таскающийся по рынку в арьергарде своей женщины. — А что вы конкретно ищете, Эби? Может, я как-нибудь помогу? Разделимся и прочешем весь этот базар, вы с того конца, я с этого! А?

Да разделись ты хоть на миллион крохотных Чэнчиков и все равно не найдешь, не дашь мне то, чего я хочу!

— Представления не имею.

Чэн от удивления стягивает очки, но, услышав мое предостерегающее шиканье, тут же возвращает обратно: его разукрашенная синяками физиономия, вероятно, поможет сбить цену, но так же запросто может отпугнуть знакомых приличных торговцев.

— Получается, мы уже целый час шляемся туда-сюда по этому кладбищу рухляди просто так?! Безо всякой цели и плана?

— А вы представьте, что просто пришли в музей под открытым небом, — советую развеселившаяся я. — К тому же бесплатный музей, заметьте!

Маркус обреченно вздыхает и, умолкнув, вновь тащится следом. И что тут скажешь: все козыри в моих руках, я ведь действительно его с собой не приглашала, сам пришел!

Сам и ушел, думаю я, примерно через полчаса не обнаружив его рядом: наверное, надоело бесцельно кружить по рынку, вот и улизнул потихоньку. Но все же возвращаюсь и нахожу Чэна в соседнем ряду сидящим на корточках перед разложенным на клеенке товаром.

— Вы у нас, оказывается, поклонник женских украшений! — Наклоняюсь, оглядывая ассортимент. Антиквариата нет, дизайн устаревший, однако всё в едином стиле, с умело подобранными полудрагоценными и поделочными камнями: похоже, старик-продавец держит или держал семейную ювелирную лавку…