Блудные братья. Страница 34

В сторонке грустная, не выспавшаяся, но все равно очаровательная Кендра Хименес сидела на травке, вытянув красивые загорелые ноги, и тихонько тренькала на укулеле. Спасатели бросали в ее сторону жаркие взгляды, увы – недостаточно жаркие и потому бесследно таявшие, не достигая цели, в прогретом воздухе.

Приблизился учитель Тонг, стеснительно присел напротив. Бесчисленные морщины делали его лицо непроницаемым.

– Я слышал, вы уже улетаете, – сказал он.

– Угу, – кивнул Кратов. – Жду, когда мне пригонят гравитр с континента. Боюсь, что дальнюю дорогу на «Коралловый берег» пешком я пока не осилю. Между прочим, что это за зверь такой – «жан-лок-ванг»?

– Банановая змея, – пояснил Тонг. – Небольшая, но вполне ядовитая. Должно быть, вы энергично размахивали руками там, в чаще, чего делать никак не следовало бы, и ненароком ее задели. Все же это девственные леса Индокитая. Вы легко отделались – у вашего организма прекрасно налаженные защитные механизмы.

– Это комплимент? Спасибо. Теперь буду хвастаться и укусом, и организмом…

– И вам тоже спасибо, – негромко пропел Тонг.

– Мне-то за что?!

– Во-первых, вы нашли Риссу.

– Допустим, она пришла сама, когда наш ушастый гуру довел до сведения единорога, что всем пора возвращаться. – Кратов огляделся. – Кстати, где она?

– Какое-то время будет нелегко оттянуть ее от единорога даже за уши, – улыбнулся Тонг. – Отрядить Риссу на кухню было ошибкой Грегора. Надеюсь, он успеет ее исправить до обеденного времени… Во-вторых, вы предупредили… гм… несчастье и даже указали, как его избежать. Чем всецело подтвердили свою репутацию компаса и лекарства в одной упаковке.

– Я не слишком доверяю легко наступившим хэппи-эндам…

– А как же они должны наступать?! Время потоков крови, огненных смерчей и орудийной канонады, хвала создателю, прошло… Мы слишком сильно отпустили поводья, и наши гениальные дети понеслись вскачь. Давно известно: дети – самые жестокие существа под солнцем и луной. Ибо не ведают что творят. Мы должны учить их осознанию и состраданию. Плохо, если это нам не удается… Строить живое существо, как игрушечную крепость из кубиков, занятие увлекательное. Особенно если гнать от себя мысль об их страданиях.

– Вы же сами закладывали бионтам программу самоуничтожения, – напомнил Кратов.

– Это была ошибка. Она могла привести к большой беде.

– Но Майрон же попытался ее исправить!

– Майрон оказался достаточно умен, чтобы внести коррективы в ментальные программы, – покачал головой Тонг. – Строптивые или бракованные бионты не умирали. Они вынуждены были уходить и прятаться. Реакция отторжения. Их отбрасывало от детей, как от силового поля… – Он на мгновение погрузился в свои мысли. – И от всех нас, учителей, увы – тоже отбрасывало. К счастью, вы оказались настолько большим, что никакие программы на вас не отреагировали.

– Тот редкий случай, когда я благословляю свой рост, – заметил Кратов. – Не пойму только, чего это Майрон так ополчился на единорога.

– Ему хотелось сделать больно Риссе, – невесело улыбаясь, промолвил Тонг. – Он решил, что она слишком независима… от него. Ему хотелось, чтобы она все время вертелась где-нибудь неподалеку, как другие девочки. Чтобы с восхищением заглядывала ему в рот, восторгалась, какой он умный, и с готовностью принимала его знаки внимания. Но, увы, Майрон с его гипертрофированным интеллектом Риссе уже не интересен…

– Какое-то время парня ждет нелегкая жизнь, – задумчиво сказал Кратов, припомнив рассуждения Грегора о клыках и щетине.

– И в-третьих, – сказал Тонг. – Я благодарен вам за доверие. Вы оказались достаточно мудры, чтобы предоставить нам возможность самим исправлять наши ошибки. У вас было моральное право собрать всех детей и прочесть им суровую нотацию. Но вы поступили иначе.

– Точнее, я не поступил никак, – поправил Кратов. – Это не совсем в моем стиле, но… из меня неважный учитель. Должно быть, я не настолько взрослый сеньор, чтобы не бояться детей.

Гравитр прилетел к полудню. В кабине сидел мощный подросток, которого все называли Большим Виктором. По всей видимости, он уже был в курсе последних событий, отчего имел комично перепуганный вид. Его немедля облепила малышня и повлекла на правеж к учителям. Быть может, тайне происхождения круглоухого бионта суждено было раскрыться.

Кратов подхватил свою сумку. Слава богу, его никто не провожал, кроме, разве что, Сэра Генри – так на скорую руку окрестили баскервильского пса, приладив ему на морду круглые черные очки-консервы, чтобы уберечь от яркого дневного света гипертрофированные больные глаза.

Кряхтя, он поднялся и побрел к машине. Его слегка пошатывало, в голове все еще плавали лоскутья болезненного тумана.

Откуда-то из-за угла вывернулся Майрон. Завидев Кратова, он придал лицу крайне озабоченное выражение и попытался проскользнуть мимо.

Это ему не удалось.

Сэр Генри глухо заворчал, а Кратов сцапал Майрона за плечо.

– Шерстистый носорог, – сказал он с наслаждением, – был глупым, упрямым и свирепым животным. Таким же, как и его местные правнуки, но намного крупнее. И все его нравственные пороки количественно соответствовали его габаритам. И с прохожими он раскланиваться не станет. Генофонд не позволит. А если ты снова схитришь и поправишь ему инстинкты, это будет уже не шерстистый носорог, а кукла, зомби. Ты знаешь, что такое «зомби»?

Майрон, хлюпая носом, закивал, как болванчик.

– Ты хочешь сделать носорога-зомби?

Майрон с той же частотой отрицательно замотал головой.

Кратов подумал, чего бы еще сказать страшного и убедительного, но в голове больше не рождалось слов, допустимых для употребления в обществе детей.

– Иди и впредь не греши, – буркнул он, отпуская плечо.

Сумка полетела в открытую кабину. Кратов попробовал молодцевато вспрыгнуть следом, как обычно и поступал, но острая боль, проснувшись в плече и отозвавшись под лопаткой, вынудила его убавить резвость. Он опасливо поднялся в кабину и умостился в кресле пилота.

Сэр Генри стоял в некотором отдалении, вывалив язык и искательно шевеля обрубком хвоста.

– Ты же понимаешь, – сказал ему Кратов. – Я не могу тебя забрать с собой. Тебе нужно быть здесь. Тебя здесь будут кормить, лечить и жалеть. Пусть только попробуют не жалеть… А у меня даже дома своего нет. Будь здоров, парень.

Он захлопнул дверцу и запустил генераторы.

Позади него деликатно откашлялись.

– Только не думай, Третий, что я не чуял твоего эмо-фона, – проворчал Кратов. – Ты его заглушил, не спорю. Но эти ухищрения для меня не годятся.

Ертаулов бесшумно переместился в соседнее кресло.

Старый, изношенный, опустившийся человек. Неряшливо одетый в вытертые добела джинсы и заношенную серую фуфайку, плохо выбритый. В черные, отросшие сверх меры волосы вплелись седые пряди. Запавшие глаза утратили прежний живой блеск. Никакой это был не прежний Стас Ертаулов, а нечто совершенно иное, чужое и даже страшноватое.

Но вот он улыбнулся. И эта бурая, обветренная рожа на мгновение преобразилась, словно из-под грубо нанесенной на древний холст авангардистской мазни вдруг проступил чистый и юный лик.

– Привет, Второй, – сказал Ертаулов просто. Как будто не было этих бесконечных лет и десятилетий, а расстались они только вчера… выйдя из-за столика какой-нибудь нехитрой таверны, вроде «Ангел-эха».

Кратов молча кивнул, собираясь с мыслями.

– Что же ты хочешь от меня, Второй? – спросил Стас. – Зачем же ты меня искал? А?

– Куда мы летим?

– Пока что ты летишь со мной. Когда мы окажемся на материке, ты сам назовешь мне ту клинику, в которую мы двинемся дальше. Кстати, вот тебе список самых лучших, – Кратов включил автопилот и, пошарив в кармане куртки, вытащил листок белой бумаги, заполненный мелким и аккуратным почерком учителя Тонга.

– У меня со здоровьем все в порядке, – насторожился Ертаулов.