Ваше Сиятельство 14 (СИ). Страница 41

— Руки убрал, корнет! — она нетерпеливо вырвала свою ладонь.

Ну, что за человек⁈ Вот что на нее сейчас нашло?

— Желаете что ли разговора в служебных рамках? А, Наталья Петровна? — я остановился, не доходя до нашей двери с десяток шагов.

— Говори, Елецкий, зачем позвал? — она прислонилась спиной к стене.

— Позвал, чтобы вернуться к разговору, начатому в Лондоне в нашей квартирке на Кэмброк-роуд 112. Напомнить? — я не стал дожидаться ее ответа и продолжил: — Я хочу, чтобы ты все-таки уяснила: не ты, а именно я руковожу группой. Тебе я предоставил возможность замещать меня. И делаешь ты это очень хорошо.

— Вообще-то, делаю я все не просто хорошо, а делаю совершенно все я вместо тебя. Ты занят только тем, что лапаешь свою англичанку, — произнесла она, поморщив носик.

— Наташ, я благодарен тебе. Ты взвалила на себя большие обязанности и справляешься с ними отлично. Но мне не нравится, когда ты принимаешь решения, касающиеся лично меня. Это уже перебор, — я оперся о стену, положив руку чуть выше ее плеча. — Тебе надо уяснить, что не я в твоем подчинении, а ты в моем. Я бы мог закрыть на это глаза — у меня нет генеральских амбиций. Но когда ты, наступаешь на мои интересы, да еще так, что отодвигаешь мой авторитет перед членами нашей группы в сторону, то мне это не нравится.

— Что не так, корнет? Не понравилось, что я к тебе Бабского и Софью отправила? Ах, понятно: переживаешь, что эту ночь не выйдет дрыгнуть Элиз, — хмыкнула она. — Так это на пользу делу.

— Наташ, ты меня слышишь? Своими решениями, ты ставишь под сомнения мой авторитет. А это неприемлемо. Как опытный офицер ты лучше меня должна понимать: авторитет руководителя группы должен быть непререкаем. Поэтому я решил так: вернешься в каюту «3-М-04», возьмешь свои вещи и скажешь всем, что переселяешься в мою каюту. И скажешь, что это мой приказ! — твердо настоял я.

— Что за детские игры, Елецкий⁈ — возмутилась она. — Я…

— Я так решил, — прервал я ее. — Это мой приказ и обсуждению не подлежит! Ясно, штабс-капитан Бондарева?

— Ясно, — она сглотнула. — Так точно. Разрешите вопрос?

— Разрешаю, — я улыбнулся. Не то, чтоб Наташа нравилась мне такой больше — нет. Она мне нравилась разной: и строптивой, и заносчивой, и вынужденно покорной, как сейчас. И я ее вовсе не старался подмять и плясать под свою дудку, но не ограничивать ее нельзя, иначе Бондареву несет. Все-таки она очень интересная женщина, но не дайте боги такую в жены!

— Кого я должна заменить: Бабского или Дашкову? Или может Стрельцову? — с явной подковыркой спросила менталистка, при этом взгляд ее стал пронзительным. — А, корнет? Давай Стрельцову!

— Никого, Наташ. Мы разместимся впятером. В «3-М-04» тоже не хватает коек, и они там двухъярусные и узкие. У нас пошире. Мы с тобой поместимся на одной кровати, — пояснил я. — Надо поспать хотя бы часа три-четыре.

— Это что за фокусы, Елецкий? Я перед всеми с тобой в одной постели⁈ — баронесса схватила меня за рубашку чуть ниже воротника.

— Это не фокусы — это приказ, дорогая. Расслабься, все ваши и так думают, что я с тобой сплю. Тем более мы будем просто спать, правда? — я обнял ее. — Просто спать, дорогая. Обнявшись, подарив друг другу немного душевного тепла.

— Елецкий, какая ты сволочь, — она уперлась мне в грудь. — Как же трудно с тобой! Ты гораздо, гораздо хуже Рыкова!

— Скажи, что ты любишь меня, — я прижал ее к себе, и она все-таки обмякла.

— Элиз будет недовольна, если я лягу с тобой, — Наташа больше не сопротивлялась моим объятьям.

— Элиз единственная в этом мире женщина, которая радуется всему, что приятно мне. Уверяю, она не будет против, — заверил я.

— Наверное, ты прав: я тебя люблю. Может быть… Не знаю… — она ответила на мой поцелуй. — Ты меня ломаешь…

Мы целовались даже тогда, когда открылась соседняя дверь и кто-то вышел.

А потом я вздрогнул от голоса Ковалевской:

— Госпожа Бондарева, я вам не мешаю целоваться с моим женихом?

Глава 19

Дурные игры Морфея

Хотя последние часы я много думал об Ольге, и мне ни раз приходила мысль, что она может оказаться на «Гекторе», ее появление потрясло меня не меньше, чем Бондареву. Я повернулся медленно и неловко, едва не оступился, зацепив ногу Наташи. Ковалевская стояла возле приоткрытой двери с гравировкой на стальной табличке «3-М-14». Тут же вспомнись слова седого кондуктора: «думал вам, как людям самым важным, положена эта вот», — и он указывал именно на дверь той самой каюты, возле которой стояла княгиня Ковалевская. Теперь понятно, почему мы оказались на «Гекторе» не самыми важными. Или еще непонятно?

В голове металось множество мыслей. Кто же так пристроил мою невесту? Сам Носков? Вряд ли… Моравецкий!.. Понимание того, что именно этот чертов менталист какой-то хитростью и в тайне от капитана устроил Ольге это местечко очень болезненно задело меня. Сейчас даже возмущение в синих глазах Ольги Борисовны не было для меня таким важным, как неприятные подозрения.

— Простите, ваше сиятельство. Я виновата, — Бондарева присела в легком книксене. — Как всегда виновата именно я, — добавила она. Непонятно было ехидство это или в самом деле сожаление.

— Наташ, иди в каюту, — севшим голосом сказал я и направился к Ковалевской.

Когда до нее оставался всего шаг, и я было собирался обнять Ольгу, она схватила меня за руку и втянула в каюту «3-М-14». Там Ковалевская грубым толчком заставила меня пройти дальше, затем захлопнула дверь и закрыла ее на ключ.

— Оль, как ты здесь⁈ — спросил я. — Как⁈

Она молча смотрела на меня с минуту, поджав губы, при этом глаза ее становились все прозрачнее, мокрее. Потом набросилась, стала бить меня кулачком в грудь и плакать.

— Знаешь, как я переживала! Я так хотела тебя видеть! Поскорее! Хотела поскорее! — всхлипывая, говорила она. — Мне было очень трудно, Саш!

Я обнял ее, крепко. Скоро почувствовал, что моя рубашка на груди стало мокрой от ее слез, и, наверное, еще от ее слабых укусов.

— Расскажи мне, Оль. Расскажи все, — я оторвал княгиню от себя, чтобы видеть ее лицо.

— Потом. Постоим еще немного так, — она снова прижалась, пряча лицо на моей груди.

Меня так и раздирало спросить о Моравецком, но я подумал, что этот вопрос для Ольги может стать неприятным. Мне не хотелось ее ранить больше ничем: хватит того, что она застала меня с Наташей в той острой ситуации, которая ей точно не понравилась.

— Зачем ты это сделала? Ну, зачем⁈ Ты же понимаешь, что эта экспедиция очень опасна! — тихо произнес я то, что уже объяснял ей через эйхос.

— Так нужно, Саш. Пока не могу тебе сказать. Обязательно скажу, когда все закончится. Когда вернемся в Россию или хотя бы выберемся их Пещер. Я пойду туда с тобой — даже не пытайся спорить! На «Гекторе» я не останусь! — отозвалась она, и для меня это стало новым, совершенно неожиданным откровением. Ведь ничего подобного раньше Ольга не говорила.

— Оль, поясни, — я встряхнул ее.

— Нет. Пока не могу сказать. Не надо меня спрашивать! Наберись терпения, потом все узнаешь! Давай я лучше расскажу, как попала сюда? — предложила Ковалевская. — Это будет интересным. Вышло большое приключение — себе потрепала нервы, кое-кому еще. Даже, думаю, сейчас потреплю их тебе.

— Ну, давай. Только не сильно, хорошо? — я поцеловал ее.

— Елецкий, негодяй! Ты же только целовал Бондареву! — возмутилась она, но тут же сама припала к моим губам, все прощая и все сердцем радуясь нашему единению.

— Доложу тебе, с Бондаревой у меня ничего не было, если не считать невинных поцелуев, — поспешил сказать я. — Оль, честное слово! Не поверишь, но я сам себе поставил такой запрет. Сказал, что не могу, пока в ссоре с тобой. Не хотел, чтобы это выглядело, будто из-за наших разногласий я от тебя отвернулся и побежал к ней. Хотя, мы не были в ссоре, правда?