Большие Песцовые радости (СИ). Страница 14

Грабин сообразил, что больше меня не подвинет, и неохотно согласился на отредактированный вариант. Бумажные копии подписывать никто не стал, сошлись на электронном варианте, который был электронно же подписан в реестре обеими сторонами: старшим Грабиным и Олегом, как моим опекуном. После чего Грабины отправились к Грекову узнавать вероятность отжатия почти бесхозного имущества.

Не знаю, до чего они договорились, но вернулась Дарина одна, и довольная, как стадо слонов. Значит, пообещал Алексей Дмитриевич удовлетворить их немаленькие запросы. Оставалось только передать ей первый блок целительства — и на ближайшие полгода мои обязательства конкретно перед Дариной закрываются, остаются только перед ее родом.

Я отправил девушку в целительский сон, надел браслет-змейку и вставил нужный модуль. Подождал, пока знания скопируются Грабиной в мозги, снял змейку и убрал в свой пространственный карман. Теперь, главное, не встречаться с ней, пока она не успокоится, поняв, что ничего интересного не получила. Ничего, в следующем блоке уже наверняка найдется ей неизвестное. А до этого времени пусть побесится, с этим я ничего не сделаю.

Конечно, я ее предупредил, что это всего лишь стартовый пак, но с точки зрения целителя он наверняка слишком незначительный. Узнает она об этом только завтра утром, а мы с Шелагиным-младшим уже этим вечером отбываем в Верейск. Его зовут дела княжества, которое теперь полностью в его подчинении, хотя пока и без переданной реликвии, меня — тоже зовут дела. Здесь же всё налажено (разве что повара я бы усыпил и добавил ему в голову знаний по кулинарии — очень уж отличались от моих в худшую сторону блюда, им приготовленные) и может прекрасно обойтись без моего вмешательства. Если же последнее срочно понадобится, то у меня есть дорога через Изнанку и Портал в собственную башню, которую я закрыл и на которую навесил кучу охранных заклинаний перед тем, как ехать в аэропорт.

Бо́льшая часть вещей, которые я держал в руках, были вещами Глюка и он сам. Артефакт, изменяющий собачью внешность, я доделал весьма приблизительно, и нынче щенок напоминал непонятную помесь овчарки с кем-то очень предприимчивым, но трудно устанавливаемым. Артефакт требовал доработки, чем я займусь в Верейске. На время перелета хватит и этого.

С Беспаловыми лично попрощаться не получилось, потому что они обе не вернулись ко времени нашего отъезда. К Шелагину-старшему мы заглянули, но он был настолько занят, что еле смог выделить пять минут, чтобы сказать до свидания. Так что провожать нас пошел только Греков, и то — только до машины.

— Илья, мое предложение в силе и на следующий твой приезд, — все же не удержался он от намека. — Лишним не будет.

— Хотите сказать, что в Верейске этого нет?

— В Верейске всё на виду, а здесь — полная конфиденциальность.

— Это вы о чем? — спросил Шелагин-младший.

— Да так, неважно, — ответил Греков, хотя мог бы ляпнуть, что выполняет работу за друга по подготовке сына к взрослой жизни. С него сталось бы.

До аэропорта мы доехали нормально. Проблемы начались уже там. Даже не в самом аэропорту, а в княжеском самолете, где оказалась бомба, как сразу сообщил мне Песец.

— Это даже не смешно! — возмутился я. — Сколько можно? Если мы под охраной императорских служб, почему они до сих пор не убрали свое устройство из нашего самолета.

— Оно точно есть?

— Точно. — Я показал место, где находилась бомба. — Звоните, Александр Павлович, пусть забирают. В нынешней обстановке никакая бомба не лишняя.

Наш вылет задержался почти на час, потому что все отделы министерства внутренних дел не хотели признавать эту бомбу своей, каждый тыкал на соседа. В конце концов Шелагин-младший разозлился и заявил, что если в течение пятнадцати минут устройство не заберут, то он вернет его лично, специально пролетев над министерством внутренних дел и отправив обсуждаемый предмет в свободный полет вниз. Это заставило службы задвигаться, устройство демонтировали и даже принесли нам извинения.

— Думаю, нас не собирались убивать, — решил успокоившийся Шелагин. — Заминировали давно, еще по приказу последнего императора, а потом в суматохе забыли. Приказ никто не отменил, вот и…

— Нужно узнать, кто не отменил. Такой человек точно не на своем посту. Потому что он либо некомпетентен, либо сделал это намеренно. В последнем случае с той стороны еще будут покушения.

— Грекова натравлю, — пообещал Шелагин. — Да он и сам не успокоится, пока не узнает.

Я на всякий случай проверил еще раз на взрывные устройства — вполне могли одно снять, другое поставить, если случившееся было не халатностью, а диверсией. Но больше ничего криминального не нашел, поэтому мы наконец загрузились в самолет, а тот через несколько минут пошел на взлет. Глюк устроился у меня на коленях и с интересом таращился в окно.

— Илья, могу я тебя попросить? — внезапно сказал Шелагин.

— О чем?

— Не мог бы ты не обращаться ко мне Александр Павлович? Лучше папа или отец и на ты. К чему эта официальность? Она при посторонних еще как-то объяснима, но когда мы наедине…

Я мог бы ответить, что он сам виноват, что я считал своим отцом совсем другого человека. Но виноват ли? Кто знает, как поступил бы я на его месте: поверил бы любимой или целителям, которые в один голос утверждали, что у него не может быть детей. А после моего рождения Зимин вполне авторитетно заявил, что я — не Шелагин. История оказалась куда запутанней, чем виделась со стороны.

— Не обещаю так сразу, но попробую… отец.

— Спасибо. Тебе комнату у нас подготовили.

— Спасибо, но нет. У меня целый дом на двоих с дядей в Философском камне, а там лаборатории и мастерские. Лучше вы… ты к нам. Комнату подберем не хуже. Защита однозначно лучше.

Он рассмеялся.

— Я бы рад. Но мне слишком далеко добираться по утрам, а дел много.

— У меня примерно такая же ситуация. Долги по учебе придется закрывать. Мне их, конечно, могут закрыть по твоей просьбе, — я сделал над собой усилие и перешел на ты, — но это будет неправильно. Я могу сам сдать и сдам. Не нужно, чтобы говорили, что я учусь только благодаря фамилии.

— Тебе есть что на это ответить, — заметил Шелагин. — А разговоры такие пойдут в любом случае. Некоторым просто нравится говорить про других гадости.

— Зато я буду уверен, что под ними нет оснований. И те, кто учатся со мной, это подтвердят.

Кроме Бизунова, разве что. Подозреваю, что мой стремительный взлет вызвал в нем еще большее чувство вселенской несправедливости. Он теперь будет ревновать еще сильнее. И ведь не объяснишь ему, что Фурсова мне на фиг не сдалась. Разве что успокоится, если она переведется в Дальград? Ей же Верейск не нравился, мечтала отсюда уехать. Живетьевой нет, можно забыть про ее поручение и жить как хочется.

«Это она когда мечтала? Когда не подозревала, с кем учится в одной группе. А теперь она отсюда не уедет, помяни мое слово, — насмешливо хмыкнул Песец. — Более того, ваша группа в ближайшие годы начнет разбухать и разбухать. И вообще, Верейская академия алхимии станет самым популярным учебным заведением на то время, что ты там учишься».

Мне даже возразить было нечего, потому что слишком много людей из тех, с кем я был когда-либо знаком, внезапно вспомнили о моем существовании. А некоторые так вообще оказались навязчивыми до неприличия. Мой черный список в последнее время стремительно рос, потому что общаться с такими людьми не хотелось. Свой круг общения я подбираю сам. И из тех, кому все равно на мое происхождение. В эти выходные я планировал пригласить к себе Федю и Дашку. В конце концов, я им обещал. И сидр собственного приготовления у меня пока остался.

Глава 8

Первое, что сказал Олег, увидев Глюка:

— Это что?

— Это наша будущая последняя линия обороны, — ответил я, сообразив, что про щенка не рассказывал: встречи короткие, а по телефону такое не сообщишь. — Последний выживший из живетьевских собак.