Навола. Страница 95
Наши куадра заполнились гостями. Тут был калларино, который кланялся и утверждал, будто это он правит Наволой, а не мой отец. Были объявлены трехдневные торжества. На улицы выкатили бочки с вином, чтобы угощать каждого, кто принесет кружку. Золотые кубки выставили в качестве призов для самых сильных мужчин в городе, самых красивых женщин, авторов самых изящных стихов...
Челия, пусть и не королевской крови, занимала положение выше королевского.
Однако среди всех этих радостных свадебных приготовлений к прибытию парла Челия казалась взбешенной фатой.
Раньше она была холодна со мной, теперь же обратилась в лед, и я чувствовал разницу в каждом ее слове, в каждом движении. Не осталось ничего от прежней Челии. Ни малейшего проблеска быстрого лукавого ума не пропускала маска фаччиоскуро.
Глядя на ее красоту, в ответ я видел лишь презрение. Слой за слоем ее разумом завладела ярость. Слой за слоем вся Челия превратилась в сплошное отвращение ко мне. Ее глаза не видели меня, ее уши не слышали моих слов. Я словно стал призраком.
Приготовления обрели лихорадочный оттенок. Я буквально ощущал, как утекают дни, точно кровь из раны. Наша с Челией связь разорвалась, и я ничего не мог с этим поделать.
Наконец, в отчаянии, я поймал ее в куадра, схватил за руку и заставил посмотреть на меня.
— Челия...
Она взглянула на мою кисть, словно на таракана.
— Отпусти меня, Давико.
Вот и все, что она произнесла, и эти слова были так холодны, что почудилось, будто я замерзаю в снегах Чьелофриго. Мои протесты умерли в горле. Челия смотрела не на меня, а сквозь меня. Моя рука разжалась. Я беспомощно смотрел, как Челия уходит.
Обернувшись, я увидел отца.
— Это сделал ты, — сказал я.
Он без сожаления пожал плечами:
— Злишься, как лишившийся игрушки ребенок. Пора тебе стать мужчиной.
— У меня есть имя. Я мужчина.
— Твоими действиями управляют эмоции. Это ребячество. — Он поднял руку, прерывая мои возражения. — Най, Давико. Я тебе сочувствую. Я знаю, каково это — быть молодым, испытывать этот голод. В первую очередь мы животные, и отрицать это — значит отрицать наше истинное я. А потому отправляйся на улицу стеклянных окон и купи себе девушку.
Я вспомнил свою единственную встречу с обученной девицей у сиа Аллецции, и это воспоминание мне не понравилось. Одна холодность взамен другой.
Отец прочел мое лицо.
— В таком случае поступай как пожелаешь. Найди утешение в том, что тебя радует. Позже мы поговорим, и я объясню.
Но мы не поговорили. Я не хотел другой женщины. Я хотел Челию. Мне не хватало ее смеха. Ее насмешек. Ее дружбы. Не хватало восторга от ее близости, когда ее рука касалась моей.
Из Мераи прибыли новости: люпари наконец уничтожили Чичека. Наши приготовления ускорились, когда парл сообщил, что прибудет через несколько дней, и это все-таки заставило Челию открыто высказать недовольство.
Дело было за холодным ужином — холодным не по температуре воздуха или блюд, но по царившей за столом атмосфере. Огоньки свечей мерцали в глазах Челии, когда она посмотрела через стол на меня. Ее гнев из-за моего мнимого предательства был более чем очевиден, и она заговорила, но обратилась не ко мне, а к моему отцу. При этом резала каплуна, отделяя мясо от косточек.
— Насколько я понимаю, парл дурак, — сказала она.
За столом воцарилась тишина.
— С чего ты взяла? — спросил отец.
— Так мне написал Давико.
— Я не писал ничего подобного, — изумленно возразил я.
— Най? — Она смерила меня ледяным взглядом. — Ну конечно. Ты этого не писал. Ты написал, что он красив. Что энергичен. Что будет меня уважать. — Она поморщилась. — Ты не упомянул, что он должен огромную сумму вашей семье. Что удерживает власть благодаря наволанским люпари. Что даже жалкий мятеж не может подавить без посторонней помощи. Что я упустила? Ах да, его окружают подхалимы и он, как на костыль, опирается на своего первого министра — ту еще гадюку.
Отец вытер лицо салфеткой и откинулся на стуле, глядя на Челию.
— Похоже, ты очень хорошо осведомлена.
Челия нахмурилась:
— Не надо снисходительности.
— Я бы не осмелился. — Казалось, отец развеселился. — Челия ди Балкоси славится своим гневом.
— Действительно, мой господин, — фыркнул Каззетта. — Принцесса мечет языком ядовитые колючки.
— Я не позволю выдать себя замуж, точно кусок мяса, — заявила Челия.
— А разве мясо выдают замуж? — спросил Мерио. — Я и не знал.
Челия окинула всех яростным взглядом. Тут вмешалась Ашья.
— Чего вы ждете от Регулаи? — спросила она. — Что вас выдадут за Давико? За вашего собственного брата?
— Но мы не связаны кровными узами, — возразила Челия.
Меня удивили эти слова, ведь я думал, что она меня презирает. Ашья погрозила Челии пальцем.
— Най, дитя. Это причинит вред вам — и причинит вред Регулаи. Наложница — самое большее, на что вы можете рассчитывать в этой семье.
— Но наложница здесь — вы, — сказала Челия.
— Я сфаччита, — ответила Ашья. — Этого вы хотите? Стать рабыней? После всего, что вам дали Регулаи, вы пойдете к ним в рабство? Неужели у вас так мало амбиций?
— Какое тебе дело, сфаччита? — огрызнулась Челия.
Отец положил ладонь на руку Ашьи, заставляя ее умолкнуть.
— Ашья хочет сказать, что я дал обязательство твоему отцу. Поклялся заботиться о тебе как о собственной дочери и подобрать достойную пару.
— Дурака? — воскликнула Челия. — Это достойная меня пара?
Каззетта раздраженно зашипел.
— Сфай, Челия. Я думал, ваш ум остер как кинжал. Что с ним стало?
— Быть может, вы недостаточно хорошо ее учили, — сказал отец.
— Это не моя вина, — возразил Каззетта. — Я учу ядам и фаччиоледже. Политике учит Мерио.
Мерио отмахнулся:
— В этом нет и моей вины, господин. Челия обладает знаниями. Я не виноват, что она отказывается их использовать.
Челия мрачно оглядела собравшихся.
— Вам меня не застыдить, — процедила она. — Вы выдаете меня замуж за слабого правителя слабого королевства, осажденного врагами. Его единственная ценность в том, что Мераи должна вам гору денег, и, если парл будет свергнут, ваш банк рухнет вместе с ним.
Отец рассмеялся:
— Все не настолько плохо, сиа.
Казалось, отца не тревожит, что Челия так много знает о нас, но меня потрясло, что она поняла все это сама, что она очень внимательно следила за происходящем в мире. Однако мне не удалось поразмыслить об этом, потому что Челия повернулась ко мне.
— А ты, Давико? Ты правда хочешь уложить меня в постель к мерайцу?
— Я... Он не... не уродлив, — заикаясь, ответил я.
Челия фыркнула.
— Его королевство богато, — сказал я. — Есть плодородные поля, есть рудники. Мерайцы контролируют торговлю...
— Да-да. Только это и заботит вас, Регулаи. Деньги. Нависоли тут, навилуны там. Всегда только деньги. Всегда защита ваших вложений. Я была о тебе лучшего мнения, но, в конце концов, ты же ди Регулаи. — Она повернулась к моему отцу. — А вы? Говорите, что исполняете клятву, данную моему отцу. И как же вы это делаете? Укладываете меня под мужчину, которого даже ваша сфаччита, — она произнесла это слово так грубо, что у Ашьи сузились глаза, — даже ваша рабыня стала бы презирать. Сфаччита уважает вас, потому что вы Бык. И все же Быки Регулаи отправляют меня, девушку, которую называют дочерью, в постель к теленку.
— Сиа Челия, — отец вытер рот салфеткой, — вы неправильно понимаете.
— Не сомневаюсь, правильно.
— Я обещал вашему отцу найти вам хорошую партию. Вы отправляетесь к человеку, обладающему землями и влиянием.
— И смазливой, но совершенно пустой головенкой! Ди Регулаи нужны ему, чтобы избавиться от финансовых проблем и мятежных аристократов. Мы дали ему армии. Шпионов. Золото. А теперь вы отдаете меня. Чего не сделаешь для этого дурака, верно?
— Довольно! — Отец шарахнул ладонью по столу, заставив стекло и приборы зазвенеть, а всех нас подпрыгнуть. — Да с чего ты взяла, что я не знаю цену человеку, которому тебя отдаю? Недостатки твоего будущего мужа... Неужели ты думаешь, что мне они неведомы? Что я не взвешиваю и не оцениваю его со всех сторон? — Он мрачно посмотрел на Челию темными глазами, пронзительными, как у ястреба. — Неужели ты могла хотя бы на мгновение допустить, будто видишь то, чего не вижу я?