Миротворец (СИ). Страница 19
— Я пригласил вас, Владимир Борисович, — сказал царь после приветствия, — по несколько необычному делу…
— Внимательно слушаю вас, Александр Александрович, — граф поправил свои усы и весь обратился в слух.
— Что у нас с художественной литературой происходит?
— Даже и соображу сразу, что тут ответить… — ошеломленно ответил барон, — на мой взгляд все неплохо с литературой обстоит — книги пишутся, журналы издаются… есть несколько писателей, имеющих мировую, можно сказать, славу…
— Вот-вот, — согласно кивнул Александр, — про этих людей с мировой, можно сказать, славой и хотелось бы узнать поподробнее.
— Пожалуй, к таким персонажам можно причислить Льва Толстого, Антона Чехова и Федора Достоевского, — ответил Фредерикс, — но последний, к сожалению, уже умер… пятнадцать лет назад умер.
— Давайте поговорим про живых — что там у вас есть на Чехова и Толстого?
— Я могу отдать распоряжение — тогда у вас на столе будет лежать подробнейшее досье на обоих этих писателей. А сейчас если что-то расскажу, то это будут только общедоступные факты и слухи…
— Давайте слухи, я не против, — поморщился царь, — досье это долго и скучно.
— Так вот, — продолжил Фредерикс, — Толстой живет в своем имении в Тульской губернии, свои великие труды он написал и издал уже довольно давно, по отдаленным слухам сейчас он пишет что-то новое под условным названием «Воскресение». Занимается физическим трудом, пашет землю и собирает урожай лично. Не ест мяса, широко занимается благотворительностью, финансирует школу для крестьянских детей в своем имении. Семейная жизнь, опять же по слухам, у него тяжелая — супруга Софья не разделяет его взглядов на жизнь и не согласна с благотворительными тратами. Да… у Толстого серьезные разногласия с официальной российской церковью… вплоть до того, что Патриархия, снова по слухам, собирается отлучить его.
— Сложная жизнь, — задумчиво отвечал царь, — хорошо, а что там с Чеховым?
— Чехов не такой великий, как Толстой, — ответил министр двора, — но с каждым годом все больше приближается к нему. Сейчас он живет в Москве, на Дмитровской улице, если не ошибаюсь, у него там что-то вроде богемного салона, собираются писатели, поэты, художники, артисты. Очень популярное место. А на зиму он уезжает в свое имение, это где-то рядом с Москвой. Постоянно пишет что-то новое, его пьесы «Иванов» и «Чайка» идут в Художественном театре. Да… по слухам у него диагностирован туберкулез — он каждый год уезжает в Крым на лечение.
— С туберкулезом, надеюсь, — произнес царь, — мы с божьей помощью справимся… а вот еще в последнее время на слуху такой Максим Горький — что о нем скажете?
— Это молодой и быстро растущий писатель, Горький это псевдоним, на само деле он Пешков, — согласно кивнул Фредерикс, — родом из самых низов, родился и вырос в Нижнем Новгороде в семье мещан, потом долго скитался по России, его рассказы о жизни народа нарасхват печатают разные газеты и журналы. Сейчас, если не ошибаюсь, он работает в Самаре в редакции какой-то местной газеты. Самые известные его произведения на данный момент — это Челкаш и Старуха Изергиль. И да, врачи у него тоже определили туберкулез…
— Владимир Борисович, — император встал и подошел к окну, в который был виден Императорский лицей, — я хочу встретиться со всеми тремя обозначенными лицами. В возможно более короткие сроки…
— Я постараюсь это устроить, государь, — ответил Фредерикс, — хотя, например в случае с Толстым могут возникнуть некоторые проблемы — дело в том, что он никуда не выезжает из своего имения уже много лет…
— Если он откажется оттуда выехать куда-либо, — прояснил вопрос царь, — я и сам могу приехать к нему. Как говорится в восточной поговорке — если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.
— Все ясно, государь, — отвечал министр, — а не подскажете, зачем вам эти встречи? Мне просто интересно…
— Все просто, Владимир Борисович, — с улыбкой сказал Александр, — каждый день я прохожу мимо этого вот Лицея, — он указал в окно, — и вспоминаю про Александра Сергеевича… хочется как-то соответствовать нашим великим предкам…
Ясная поляна
Фредерикс сумел согласовать приезд Чехова и Горького в имение Толстых буквально через неделю после разговора в Царском селе. Все, включая императора, собрались в гостиной имения примерно к полудню 30 сентября 1896 года.
— Это большая честь для меня, — поприветствовал царя Лев Николаевич, — принимать в своем доме царствующую особу…
— Для нас, — Горький сказал за себя и за Антона Павловича, — также очень большая честь говорить с государем-императором всея Руси.
— Давайте обойдемся без прелюдий, господа, — притормозил их словесные излияния Александр, — и будем говорить, как законопослушные граждане Российской империи. Я вас собрал в таком составе не случайно, у меня, как представителя законной власти, есть ко всем вам троим одно предложение…
— Слушаем вас, государь, — Толстой отодвинул ото рта свою длинную бороду, чтоб ыне мешала диалогу, — это, ей-богу, первый, наверно, раз в истории нашего государства, когда высший руководитель обратил свое внимание на представителей литературного цеха.
— Ну в этом вы неправы, Лев Николаевич, — оспорил его мнение царь, — мой дедушка Николай обращал очень пристальное внимание на Александра Сергеевича, например…
— Что не уберегло его от смертельной дуэли, — продолжил Горький, сильно окая.
— Вы правы, Алексей Максимович, — улыбнулся император, — однако должен заметить, что шансы у обоих дуэлянтов, если вы имеете ввиду Пушкина и Дантеса, были равными… а то, что случилось, видимо, было предначертано небесами. Согласитесь, что рассуживать такие споры явно не входит в обязанности высших руководителей.
— Мы, кажется, немного отклонились от темы, по которой нас собрали, — подал свой голос Чехов, надрывно закашляв после этой фразы.
— Да-да, все верно, Антон Павлович, — отозвался Александр, давайте уже говорить по делу… а самое главное дело для вас, если я все правильно понимаю, это вылечить туберкулез, верно?
— Да, — в некотором замешательстве отвечал Чехов, — мне поставили такой диагноз в этом году… я и сам в некотором роде врач, — признался он, — хотя давно не практикую, но знания остались — так вот, я сам согласен с ним — туберкулез у меня, примерно в третьей стадии…
— А у вас, Алексей Максимович, — повернулся царь к Горькому, — примерно та же самая проблема, так?
— Верно, — нашел Горький в себе силы улыбнуться, — только стадия не третья, а вторая. У нас тут прямо консилиум какой-то получается, кто бы мог подумать…
— Вы, наверно, читали в газетах про мое чудесное исцеление два года назад? — пропустил его слова о консилиуме император, — тогда знаете о чудо-лекарстве, которое подарил мне ангел с небес…
— Я читал, — признался Толстой, тоже заинтригованный таким развитием беседы, — и лекарство, кажется, назвали ливадин…
— Точно, — кивнул царь, — по имени дворца, где мне явился ангел. Так вот, возвращаясь, так сказать, с небес на землю — вам, Антон Павлович, и вам, Алексей Максимович, лично я предлагаю немедленно лечь в Первую городскую клинику Санкт-Петербурга и вылечить, наконец, свои болезни… лично мне этот ливадин помог на сто процентов… а еще и моему сыну Георгию — у него, кстати, был туберкулез третьей степени, как у Антона Павловича. А вам, Лев Николаевич, я предлагаю помощь в решении семейных проблем…
— Откуда вы знаете про мои семейные проблемы? — не очень довольным тоном отозвался Толстой.
— Помилуйте, Лев Николаевич, кто же о них не знает… новое имение в Нижегородской губернии, недалеко, кстати, от Болдина, где Пушкин написал свои «Маленькие трагедии», вас устроит? Поживете вдали от семейных склок и скандалов некоторое время, а там, глядишь, бури с ураганами стихнут…
— Вы прямо, как Дед Мороз, — усмехнулся Толстой, — раздаете подарки детишкам на Рождество… я так понимаю, что взамен вы потребуете каких-то услуг, да?