Леди с дурной репутацией. Страница 12

Мебель здесь была самая простая: стул перед длинным столом, на котором стояла камера-обскура, всю стену в длину и высоту занимали узкие полки, где лежала специальная бумага и стояли разные химикаты в тщательно закрытых и помеченных бутылочках из темного стекла. Лампы цвета янтаря освещали стол. Это был особый вид стекла, который в наименьшей степени подвергался воздействию солнечного света и не мешал проводить опыты в затемненной комнате.

Касс как раз поднимала крышку самой большой камеры-обскуры, когда Джордж поинтересовался:

– Обследуете окрестности?

Она не дернулась, даже не вздрогнула, просто бросила через плечо:

– А как вы думаете?

– Ну… – протянул Джордж, прислонившись плечом к косяку. – Вы могли бы заняться и домашними делами, пока остаетесь в доме, как это делаю я.

Касс с задумчивым видом осторожно закрыла деревянную крышку. В рассеянном свете из окна черты ее лица казались неожиданно резкими: прямой нос, изящная шея, прямые плечи под скромным платьем; золотисто-рыжие волосы, словно корона на голове, мягко светились.

– Какими домашними делами может заниматься маркиз?

– Такой маркиз, как я, может заниматься чем угодно, – сказал Джордж. – Нортбрук – это куртуазный титул, которым обладает старший или единственный сын, будущий герцог, не занятый чем-то особо важным в настоящее время, потому что его отец не склонен делиться ответственностью, вот и все.

Губы у нее дрогнули.

– А я-то думала, что «Нортбрук» означает северную сторону ручья.

– Это очень приблизительный перевод. Но вы спросили меня просто так, или вас заинтересовала эта комната?

– И то и другое. Здесь пахнет апельсинами, от вас – тоже. Я обратила на это внимание, когда вышла в коридор.

Уже давно он престал думать о том, чем от него пахнет, как любой мужчина.

– Мне иногда приходится работать с химикатами, у которых неприятный запах. Апельсиновое масло его заглушает, и у меня вошло в привычку добавлять его в мыло.

Кончиком пальца она провела по исцарапанной поверхности длинного стола.

– А то я подумала, вдруг вы захватили шхуну с тропическими фруктами.

– К сожалению, нет, – он изо всех сил постарался сделать вид, что раскаивается. – Но могу сказать, что готов выйти в море, чтобы произвести на вас впечатление.

Касс оставила без внимания эту шутку.

– Зачем нужны все эти деревянные ящики? Вы упомянули, что проводите здесь опыты. Можете рассказать о них?

Еще не родился исследователь, который смог бы устоять перед таким вопросом. Джордж вошел в комнату и оказался рядом с ней, глядя на свои камеры-обскуры. Наверняка именно они ее заинтересовали. Одна представляла собой ящик из дерева со стеклянной крышкой, скрытой за деревянными боковинами, вторая была больше раза в два, примерно как мужской торс, и с крышкой на петлях. У каждой на одной из сторон имелось отверстие, в которое была вставлена оправленная в металл линза, как в объективе у телескопа.

– Каждый из этих прелестных ящиков, – сказал Джордж, – это камера-обскура. Обе предназначены для создания изображений, во всяком случае так должно быть, если бы ими пользовался специалист.

– Изображения? Это как картины, которые развешены по всему дому?

– Да, вроде того, – сунув руки в карманы, он задумался, как ей это объяснить, потом сказал: – Веками художники пользовались такими устройствами, чтобы помочь себе в рисовании. Я, однако, пытаюсь сделать совсем другое – хочу найти способ фиксировать картины из жизни с помощью света и химических веществ.

Она широко открыла глаза.

– Картины из жизни? Вы имеете в виду, например, показать, как реально выглядят люди без хлопот с позированием, как для художника?

– Это всего лишь надежда: пока успех мне не сопутствовал, – но такой способ должен существовать. Как-нибудь я покажу, как работаю, если вам действительно интересно.

Тут его неловкие пальцы наткнулись на золотое кольцо в кармане, и он, вспомнив, для чего пришел, объявил:

– А теперь у меня для вас подарок.

– Нет-нет, – затрясла головой Касс, – никаких подарков! У нас всего лишь деловые отношения.

Это прозвучало так формально, что Джордж захлопал глазами:

– Собственно, это я и имел в виду, просто неправильно выразился. Это не подарок, а, скорее, деталь облика замужней синьоры.

С удивленным выражением лица она взяла кольцо с его ладони. У него возникло какое-то болезненное ощущение в районе сердца, когда он наблюдал, как Касс разглядывала кольцо, а потом надела его на безымянный палец и спросила:

– Не думаете ли вы, что это лишнее? Разве я оставила бы кольцо на пальце, будь, например, вы тираном и мне пришлось бы сбежать от вас?

«Я бы никогда не был жесток с тобой».

– Вне всякого сомнения.

Ноги у Джорджа внезапно ослабли, и он схватился за край стола, чтобы не упасть: ковер не смягчил бы удар об пол.

– Вы только взгляните на него! Очень красивое кольцо, и дорогое. У вас бы духу не хватило расстаться с ним. Но, если это важно, горничная моей матери знает, что я взял его из шкатулки с драгоценностями, а ей я сказал, что вы бежали в чем были: там уже не до обручального кольца или каких-то вещей, – но мне хотелось бы, чтобы вы выглядели респектабельно.

– Если горничная знает, другие слуги тоже скоро узнают об этом, – Кассандра ненадолго задумалась. – Ладно, но у меня, тем не менее, есть несколько вопросов.

– Спрашивайте что угодно: я – открытая книга, в которой записаны все знания о мире.

– О, тогда я счастливейшая из женщин, – заметила Кассандра холодно. – Вопрос первый: почему вы решили, что те, кто имеет отношение к тонине, захотят познакомиться со мной? И второй: во что мне одеваться, если придется выходить в свет?

Ответить на вопрос про одежду было проще, поэтому он начал с него:

– Поскольку вы наша родственница, сестра возьмет на себя эти заботы. Нам только нужно рассказать ей правду, как мы поставили в известность отца. Селина разумно подойдет к этому делу, поскольку тоже опасается, как бы нашего отца не убили.

– Все великосветские подруги вашей сестры, конечно, тут же узнают ее платья, – Касс покрутила на пальце кольцо – изящную полоску золота, украшенную одним изумрудом. – А, ладно! Я с радостью воспользуюсь ношеными платьями. Буду без ума от благодарности кузине, которая передала мне свой гардероб. Ведь все узнают, что у меня ничего нет, тут и говорить нечего. Я сбежала в чем была и вообще не смогла бы выйти из дому, если бы не доброта семьи.

– Э-э… Да, вы правы, это вполне разумно. А что касается вопроса, что кто-то захочется с вами познакомиться…

Пока Джордж подбирал слова, на языке крутилось: «Потому что захочет посмотреть на тебя, услышать твой голос…»

Он затянул с ответом, и Касс заполнила паузу:

– Даже незаконнорожденная герцогских кровей, я проста, без состояния, да и такое происхождение не предмет для хвастовства.

– Но у вас есть связи, – заметил он, хотя это был не тот ответ. – А кроме того, вы очень предприимчивы – или станете такой, если удастся.

– Стану, причем с радостью.

Они обменялись улыбками. На памяти Джорджа это был первый случай, когда их вызвало одно и то же, и он заявил:

– Не беспокойтесь. Как правило, все мои планы осуществляются.

– Это как раз такого рода заявление, после которого хочется запустить в голову чем-нибудь тяжелым. – Она вздохнула. – Такие интриги! Все эти тайны очень похожи на любовный роман. Что будет дальше, Джордж? Вы дадите мне несколько уроков правильного поведения в обществе, и я безумно влюблюсь в вас?

Почему она перестала трогать кольцо? Его это отвлекало больше всего.

– Вполне возможно, – объявил он легкомысленно. – Что касается первого пункта, вы правы: здесь требуется весьма серьезная работа. И можно не сомневаться, сколь испепеляющий взгляд я встречу за то, что предложил вам это.

– Ваша правда. Рада, что здесь мы совпадаем. – Она отступила и повернулась к двери. – И чтоб вы знали: влюбиться в вас – непосильно даже для меня, поэтому предпочту не утруждаться.