220 метров. Страница 4

– Входите!

Роман Петрович и Иван Вадимыч были здесь. Первый сидел на диване, хозяин – на табурете. Между ними стоял табурет с бутылкой зубровки, крупно нарезанной колбасой и ломтями хлеба.

– Мишаня, дорогой! Садись к нам, мой хороший! – воскликнул Иван Вадимович, указывая широким жестом на диван. Сегодня его косуха лежала на диване розой вверх. На хозяине были грязнейшие футболка и джинсы. Михаил впервые заметил, что роза, раньше казавшаяся ему ярко-красной, на самом деле имеет грязно-бордовый оттенок, а некогда зеленые листья стали бурыми.

Иван Вадимыч протянул руку к письменному столу, придвинутому к окну, и взял с него рюмку, посмотрел на нее, прищурив глаз, дунул, стукнул ею о табурет и налил настойки до краев. Мишаня не стал отказываться. Надеясь, что спирт убил все микробы, он выпил стопку и закусил серым хлебом. Он нарушал правила агентской этики и наслаждался каждой секундой нарушения: как паленая настойка обожгла горло и как кисловатый хлеб потушил пожар, вызванный зубровкой. Собутыльники тем временем продолжали прерванный разговор.

– Так что, Ваня, вот так. Живем дальше.

– Рома, устал от этого знаешь… – Иван Вадимыч постучал себя кулаком по грудной клетке, всполошив запахи, спрятавшиеся под одеждой.

Михаил невольно отпрянул, но мгновенно овладел собой.

– Ладно, Ваня, давай допьем, да и расходимся, – сказал Роман Петрович.

Он взял бутылку и разлил остатки по трем рюмкам. Они чокнулись и выпили. Михаил удивлялся этому свойству алкоголиков – им не было жалко водяры для случайных собутыльников, внезапных гостей и других левых людей. По логике они должны были беречь добро для себя. Но, работая с коммуналками много лет, Михаил понял, что в сути алкоголиков – делиться, чтобы люди сделались близкими и дорогими. Алкоголиков Михаил считал добрыми в отличие от наркоманов.

Берлога Ивана Вадимыча представляла собой восемнадцать расположенных пеналом, скудно освещенных квадратных метров. Некогда модные коричневые обои отходили от стены у самого потолка. Комнату не раз затапливали соседи, и потолок приобрел такой же коричневый цвет. Окно выходило во двор-колодец и света почти не давало, от этого у Михаила было ощущение, что он находится в гробу, в котором могильщики милостиво оставили щель, чтобы покойный не заскучал. В правом дальнем углу висела густая паутина – жилище паука Васьки, которому Иван Вадимыч в сезон ловил мух.

Свободными были только узкий проход от двери до дивана да пятачок перед ним, где сидели хозяин и гости. Письменный стол был заставлен едой. На диване Иван Вадимыч спал, ел и смотрел телевизор, приткнувшийся на груде вещей напротив. Остальное пространство было занято невообразимой кучей из одежды, мебели, матрасов, обуви, книг, посуды и прочего, перемешанного и сжатого в плотную массу, на которую при желании можно было опереться. К удивлению Михаила, когда он впервые посетил эту комнату, вещи не пахли, наверное, попросту обветшали и устали вонять. Зато в комнате всегда стоял запах крепкого алкоголя и немытого Ивана Вадимыча.

– Ты, Мишаня, не кипишись, – доверительно склоняясь, сказал Иван Вадимыч. – Мы завтра – как штык.

– Нателла сказала, что мы долбоебы и все просрем, – добавил Роман Петрович. Он составил рюмки и остатки закуски на стол, ладонью смахнул крошки прямо на пол и поставил стул под стол. Иван Вадимыч пьяно кивал, подтверждая. С каждым кивком он склонялся ниже и ниже – видимо, открывал настойку и начинал еще в одиночестве. Роман Петрович аккуратно пересадил друга на диван, тот лег и подобрал ноги.

– Самое важное – завтра без опозданий и с документами, – сказал Михаил. – Вы знаете, где Иван Вадимович их хранит?

– Да вот же, – ответил Роман Петрович и, наклонившись над столом, выдвинул ящик.

В ящике находилась одна из пластиковых папок, которые сам Михаил раздал владельцам под документы. Михаил взял папку и тщательно проверил бумаги – свидетельства, справки, паспорт. Старые и новые бумаги были в полном порядке. Поколебавшись – взять папку с собой или оставить, он все же положил ее обратно и задвинул ящик.

– Все по списку. Главное теперь – явиться на сделку, – сказал он сам себе.

– Ты, Михаил Сергеевич, не волнуйся. Я его подниму, – заверил его Алкоголик Первый.

– У вас, Роман Петрович, все подготовлено? – спросил Михаил.

– Обижаете! Зайдите, посмотрите, – ответил тот.

В его комнате было чуть приличнее, но ровно потому, что не было навалено отжившего свой век мусора. Такие же отклеившиеся обои, только светлые, такой же коричневый от протечек потолок. Единственное окно выходило на улицу, но комнате-пеналу оно особо не помогало. Михаил представлял себе «свет в конце туннеля» узкой коммунальной комнатой с окном. Здесь пахло запустением, гнилыми яблоками, хотя самих яблок не наблюдалось, нестираным бельем, немного – водкой, но в основном старым неухоженным жильем. Роман Петрович был любителем старины, и одна стена у него была увешана неработающими часами с кукушками, а вторая полками, заставленными самоварами. В комнате был относительный порядок. Письменный стол выполнял роль только письменного стола. Вещи хранились в полированном шкафу. Часы и самовары, правда, покрылись толстенным слоем пыли. Михаил положил глаз на одни часы – небольшие, с шикарной цепочкой с шишечками. После ремонта и чистки они отлично вписались бы в его гостиную. Он рассчитывал прикупить их по дешевке, когда Роман Петрович будет выезжать.

Документы лежали на столе в точно такой же папке и были в полном комплекте. Роман Петрович пригласил выпить за окончание сделки, но Михаил отказался – Лена попросила перехватить детей, хотела пойти в бассейн. Поэтому он попрощался и вышел из комнаты, но на пороге его перехватила Нателла Валерьевна. Она караулила прямо у двери, поэтому смыться не удалось. Заговорщицки махнув рукой – «иди за мной», она направилась в свою комнату. Свет в коридоре она успела выключить, поэтому они оказались в кромешной тьме после того, как Михаил закрыл за собой дверь Романа Петровича. Восемь шагов от комнаты Алкоголика Первого до комнаты старушки-не-в-себе. Строго говоря, Нателла выглядела моложе лет на пятнадцать, но по возрасту, а ей было семьдесят семь, могла именоваться старушкой.

Ее комната была ярко освещена – люстра на пять рожков, бра над входом и около кресла у окна. Комната размером с квартиру в пятьдесят метров обставлена старомодно, но уютно. Буфет, холодильник. Столик покрыт скатертью и окружен обитыми поролоном стульями. По правую руку – компьютерный стол, за которым сидела девочка-подросток. Она повернула голову, когда Михаил вошел, и ответила на его приветствие лишь кивком. Посреди комнаты возле клетки, заполненной сеном, сидела гигантская морская свинка. Когда Михаил вошел, она перестала жевать, замерла и вытаращилась на него не мигая. Этот фокус она проделывала при каждом появлении Михаила, и он всегда наблюдал: моргнет или нет.

Нателла Валерьевна задерживала Михаила, но ощущение грядущего освобождения было таким сильным, что даже ее назойливость не раздражала.

– Михаил Сергеевич, я подготовила еще одну жалобу на этих козлов, – она красноречиво мотнула головой, хотя уточнения не требовалось. – Развели клоповник! А у меня ребенок! – она махнула рукой в сторону девочки, та надела наушники.

– Нателла Валерьевна, завтра же сделка, скоро съедете отсюда в отдельное жилье. Двухкомнатное, между прочим.

Старушка-не-в-себе подошла к нему близко-близко и заговорила о клопах, тараканах, язвах, чуме и инфекциях, трупах и трупном запахе, вонючих козлах, нестираных подштанниках. В комнате пахло едой. На столе стояла тарелка с бутербродами с колбасой. Желудок Михаила требовательно забурлил.

– Хорошо, хорошо, давайте сюда свою жалобу, – сказал он и немедленно получил документ в файлике, оформленный по всем правилам. Шапка, заголовок и длинный текст – лист был исписан с двух сторон. Жалоба оканчивалась затейливой подписью. Михаил делал вид, что читает, подавляя зевок, и косился на свинку – та все еще не двигалась и не моргала.