Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах. Страница 53

Поэтому мой вам совет: не дочитывайте «Десять негритят» до конца. Останавливайтесь там, где заканчивается первый — настоящий эпилог. Вычеркивайте последнюю строку. Отриньте «Метод Кузмина — Цветаевой».

Или же, коль скоро вам все-таки хочется дочитать до конца, читайте внимательно, анализируя каждое слово. Задумайтесь: а не служит ли последнее письмо, второй эпилог, частью плана того неведомого судьи-палача, который вершил суд над десятью преступниками, сумевшими избежать земного правосудия? Ведь Агата Кристи, излагая «разгадку» (да, я ставлю тут кавычки), не объяснила нам, откуда взялась рукопись, подписанная именем судьи Уоргрейва. Как попал этот текст в руки неведомого капитана рыбацкого судна «Эмма Джейн»? Этого мы не знаем, а значит, и не знаем, правдив ли второй эпилог романа. Есть такое понятие в литературе — «ненадежный рассказчик». То есть рассказчик, словам которого ни читатель, ни автор не могут доверять в полной мере. Второй эпилог рассказан именно «ненадежным рассказчиком». Почему же Кристи дала слово именно ему?

Потому что на самом деле «Десять негритят» — притча о виновности и вине (это не одно и то же, и напряжение между этими двумя понятиями составляет вибрирующий нерв повествования). А притча не нуждается в том, чтобы мы узнали: кто же их всех убил. Притча не нуждается в Разгадке. И, вычеркивая «последнюю строку, которая приходит первой», мы превращаем детективный роман именно в притчу, глубокую, философскую притчу…

Тут я очнулся, потряс головой и сам себе сказал: «Но ведь это я, читатель, отбросил последнюю строку. Это я, читатель, решил, что она не нужна, — после того как прочел ее. Сама-то Агата Кристи этого не делала. И не собиралась^[290]. Так, наверное, нечестно».

Конечно, согласно справедливому правилу, сформулированному венгерским писателем Тибором Кестхейи в книге «Анатомия детектива», всякое решение в детективе фиктивно. И в «Десяти негритятах» перед нами фиктивная развязка. Открыто фиктивная, даже не пытающаяся прикрываться правдоподобием. Тем не менее она есть, и мы, читатели, не вправе убирать ее самовольно. А то ведь можно тогда получить совет: пишите сами. Переходите уже на полное самообслуживание, господа!

Нет, я вовсе не собирался и не собираюсь препарировать классические детективы. Но присмотреться к ним — к некоторым из них… — почему бы и нет?

Вот, скажем, один из моих любимейших авторов — Фридрих Дюрренматт. Уже в романах «Судья и его палач», «Правосудие», «Подозрение» за внешне традиционной детективной формой скрывается новаторская попытка изменить канон: герой пытается вершить правосудие собственными руками, не только раскрывая преступление и настигая преступника, но и наказывая преступника — смертью. В повести же «Обещание» канон не просто трещит по швам — он разбивается с оглушительным то ли грохотом, то ли звоном, так что Дюрренматт даже называет ее «Отходная детективному жанру». Но — так ли это? Справедливо ли такое утверждение? Конечно, последнее дело — спорить с автором по поводу его собственного произведения. Но иногда можно себе позволить и такое. И кстати, что там, на самом деле, с концовкой, с «последней строкой, которая приходит первой»? Что там с «Методом Кузмина — Цветаевой»?

Остров неправильного маньяка^[291]

«…Люди, естественно, надеются, что хотя бы полиция способна навести в мире порядок. <…> В детективных историях протаскивают еще и не такую ересь. Я не стану придираться к тому, что ваших преступников неизбежно настигает кара. Допустим, эта прекрасная легенда необходима с точки зрения морали. Это такая же ложь во спасение государственного порядка, как и ханжеская сентенция «преступление не окупается».

<…>

Вы строите сюжет на логической основе, будто это шахматная партия, — вот преступник, вот жертва, вот соучастник, вот подстрекатель. Сыщику достаточно знать правила игры и точно воспроизвести партию, как он уже уличил преступника и помог торжеству правосудия. <…> Одной логикой ключа к действительности не подберешь…

<…>

Именно мы, полиция, и вынуждены в своих действиях прибегать к науке и логике. Но непредвиденные помехи то и дело путают нам карты, и… чаще всего нашу победу и наше поражение решают чистая удача и случай.

<…>

Вы… всегда жертвовали истиной на потребу драматургическим канонам… Происшествие нельзя рассматривать как арифметическую задачу хотя бы потому, что в нашем распоряжении никогда не бывает всех данных, мы располагаем лишь весьма немногими, и то обычно второстепенными…»^[292]

Собственно, в этих словах, сказанных в самом начале героем книги, полицейским следователем, которого Дюрренматт называет «доктор Х.», заключен весь смысл «Отходной детективному жанру». Вообще, повесть весьма лукава. Автор начинает ее как документальную:

«В марте этого года Общество имени Андреаса Дахиндена пригласило меня прочесть у них в Куре доклад об искусстве писать детективные романы»^[293].

Здесь же, после доклада, он якобы знакомится с пожилым слушателем — доктором Х., бывшим начальником цюрихской кантональной полиции. Доктор Х. вызывается подвезти писателя, а по дороге рассказывает о неудачном расследовании серийных убийств. Этот рассказ и составляет основную часть повести. Суждения же, приведенные в начале этой главы, он высказывает в качестве пролога к дальнейшей истории, которая случилась за девять лет до того, как Фридрих Дюрренматт приехал в Кур с докладом.

Была зверски убита маленькая девочка. И новый полицейский следователь — комиссар^[294] Маттеи, один из подчиненных доктора Х., человек в высшей степени целеустремленный и блестящий, начинает расследование преступления. Ради этого Маттеи откладывает зарубежную командировку. Он должен был ехать в Иорданию, в Амман, для оказания консультативной помощи тамошним властям в реорганизации криминальной полиции. Ясно, что такое поручение могли дать только лучшему специалисту, каким и был комиссар Маттеи. Тем более что поначалу полицейское расследование продвигается успешно — почти сразу был арестован подозреваемый. Несколько дней, казалось бы, и дело будет закончено. Убийца восьмилетней Гритли Мозер будет найден, вернее — обличен и уличен. Мало того: появится возможность закрыть еще два дела:

«Это было третье убийство такого рода. За два года до того — в кантоне Швиц, а за пять лет в кантоне

Санкт-Галлен тоже были зарезаны бритвой малолетние девочки»^[295].

Подозреваемый, некто фон Гунтен, не выдержав бесконечных допросов, сознается в убийстве маленькой Гритли, а затем кончает с собой в камере. Полицейское начальство принимает официальную версию, согласно которой самоубийца и был маньяком, зарезавшим и Гритли Мозер, и еще двух девочек. Дело закрыто. Но после похорон Гритли комиссар Маттеи вдруг отказывается лететь в Иорданию и просит поручить ему доследование этого дела. Он объясняет свое поведение так:

«— За гробом шли дети, много детей.

<…>

— …А что, если убийца Гритли жив, тогда, значит, другим детям грозит такая же опасность?..

<…>

— А раз такая угроза существует, обязанность полиции защитить детей, пресечь возможность нового преступления, — с жаром закончил Маттеи»^[296].

Далее мы оказываемся уже в рамках не полицейского, а классического детектива. Начальство (рассказчик — доктор Х.) отказало Маттеи в новом открытии закрытого дела, тем более что перед отъездом в Иорданию он был уволен — в связи с переходом на новую службу. И теперь опытный полицейский детектив начинает действовать как частное лицо, сыщик-виртуоз, гениальный дилетант классического детектива. Даже не как частный сыщик — а просто на свой страх и риск, одновременно и азартно, и осторожно. Дюрренматт — мастер, сюжет в повести раскручивается просто виртуозно. Маттеи скрупулезно и быстро собирает улики, делает выводы, складывает одну мелочь с другой, получая полноценную картину преступления, словом — повествование летит к концу так, что у читателя ветер свистит в ушах. Возмездие, арест настоящего убийцы уже кажутся неотвратимыми. Сыщик вычисляет и примерный «охотничий ареал» убийцы, и тип его жертв, и, если можно так выразиться, ритм нападений. Наконец Маттеи подстраивает ловушку: берет в приюте девочку по имени Аннемари, похожую на предыдущих жертв, и начинает ловить убийцу «на живца», исходя из собственных умозаключений. Умозаключений, которые кажутся безукоризненными не только нам [кто такие «мы»? тоже читатели], но и полицейскому начальству (доктору Х.), и — главное, читателю. Отметим: читателю специфическому, искушенному — любителю детективных логических загадок. Ловушка получилась — не хуже тех, которые подстраивали преступникам Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро. Мышеловка, с лакомым кусочком — восьмилетней Аннемари, с охотником — Маттеи-Холмсом (или Маттеи-Пуаро, не важно), и с «Уотсоном» — доктором Х., которого Маттеи убедил в своей правоте и заразил своим охотничьим азартом. Место установлено, день — тоже. Все готово, в наступившей настороженной тишине — тикают часы, отсчитывая последние минуты перед триумфом…