Инженер Петра Великого 3 (СИ). Страница 14
Целлюлоза. Обычная льняная ветошь, тщательно промытая, вываренная в щелоке (из древесной золы, по старинке), снова промытая и высушенная. Нитрование… вот тут-то и сидел главный дьявол. Я знал, что нужна нитрующая смесь — азотная и серная кислоты в строгой пропорции, и жесткий контроль температуры. Термометра у меня, понятное дело, не было (кстати, надо будет сделать, ничего сложного нет). Приходилось ориентироваться «на глаз да на ощупь», охлаждая глиняный горшок со смесью кислот в кадке с ледяной водой (благо, лед еще оставался в погребах с зимы). Первые попытки были просто катастрофой. Маленькая порция льна, брошенная в слишком горячую или неправильно смешанную кислоту, вспыхивала с шипением, разбрызгивая во все стороны едкие капли. Один раз содержимое горшка просто вскипело и выплеснулось наружу, чудом не попав на меня — я успел отскочить в последний момент. Запах горелой ткани и кислоты стоял такой, что глаза выедало даже на расстоянии. Я имел дело с чем-то невероятно капризным и опасным. Пришлось уменьшить порции до мизерных, буквально по нескольку граммов льна за раз. Я часами колдовал над этими глиняными плошками, осторожно погружая ткань в охлажденную кислотную смесь, постоянно ее помешивая деревянной палочкой. Время выдержки определял чисто интуитивно, по тому, как менялась консистенция ткани — она становилась жестче, как пергамент. Затем — немедленная и очень, очень тщательная промывка в огромном количестве холодной проточной воды. Руки после этих процедур были красными и саднили, несмотря на толстые кожаные перчатки, которые кислоты разъедали на раз-два. Сушка — тоже целая история. Сушить нужно было медленно, вдали от огня, в прохладном, хорошо проветриваемом месте. Несколько партий пришлось просто выбросить — они начинали желтеть и издавать такой характерный кисловатый запашок, верный предвестник беды. Полученный пироксилин был далек от идеала — желтоватые, жесткие хлопья, хрупкие на ощупь. Его нужно было как-то превратить в зерна. Я пробовал растирать его в ступке, смачивая спиртом. Получалась вязкая, липкая масса. Зерна выходили корявые, разнокалиберные. Первая проба — вспышка! Быстрая, почти без дыма! Но стабильности — ноль. Эти корявые, неоднородные зернышки моего пироксилина… Кустарщиной войну не выиграешь. Нужны были промышленные масштабы. А это — сырье, цеха, безопасность, кадры, контроль качества, отходы… Список проблем тянулся до бесконечности.
Второй главной моей задачей было оружие, способное раскрыть весь потенциал бездымного пороха. Нарезное, магазинное ружье под унитарный патрон. Хотя бы один рабочий образец, чтобы показать царю, убедить его, получить добро и ресурсы на массовое производство. Времени было в обрез, каждый день на счету.
Работа в мастерской закипела с новой силой, вкалывали почти круглосуточно. Спали по очереди, по три-четыре часа, жрали всухомятку, не отходя от станков и верстаков (снова Охтинский завод помог, спасибо Брюсу). Я сам почти не вылезал из мастерской, доводя до ума детали затвора, магазина, прицельных приспособлений. Федька и Гришка пахали как проклятые. Федька, с его золотыми руками, творил с металлом настоящие чудеса. Гришка, более усидчивый, отвечал за сборку патронов — работа кропотливая и опасная донельзя. Я экспериментировал с формой пули, остановившись в итоге на чем-то отдаленно напоминающем пулю Минье. Гильзы делали из тонкой латуни, капсюли — отдельная головная боль, но и с ними потихоньку разобрались.
Неделя пролетела как один день. И вот, наконец, на верстаке, сверкая свежей смазкой, лежал мой первенец. Нарезное магазинное ружье. Приклад из орехового дерева, стальной ствол с четырьмя нарезами, продольно-скользящий затвор и примитивный, вроде как рабочий коробчатый магазин на пять патронов. По сравнению с тем, что я держал в руках в своем прошлом, — грубоватая поделка. Но для этого времени — это был настоящий прорыв, оружие из будущего.
Буду именовать его СМ-1. А чего скромничать? Смирнов, номер первый.
Я с каким-то благоговейным трепетом взял его в руки. Тяжеловатое, но в плечо ложилось как влитое. Зарядил магазин пятью свежесобранными патронами с моим новым, нестабильным, таким желанным порохом. Каждый патрон — как маленькая бомба с часовым механизмом. Сработает? Не разнесет ли ствол к чертям собачьим? Хрен его знает. Я ведь еще ни разу не стрелял из него боевыми.
Ночь перед намеченными на утро испытаниями я почти не сомкнул глаз. Ворочался, снова и снова прокручивая в голове все этапы сборки, пытаясь найти возможные ошибки. Наконец, когда небо на востоке только-только начало светлеть, я не выдержал и поднялся. Нужно было еще раз все проверить, до винтика. Оделся и направился в свою мастерскую.
Я сидел, склонившись над столом и в очередной раз придирчиво ковырялся в механизме ружья. Холодный металл приятно лежал в руках.
В этот момент, дверь, запертая на тяжелый засов, с оглушительным треском влетела внутрь, едва не сбив меня со стула. На пороге, в клубах утреннего тумана и пороховой гари, застыли двое (углубившись в свои расчеты и наблюдения, я даже не заметил шума вне мастерской).
Передо мной стояли мрачные солдаты, в темной одежде, с лицами, будто высеченными из камня. В руках — пистолеты (флинтлоки), черные дыры стволов которых смотрели прямо мне в грудь. За их спинами, во дворе, мелькали еще тени, слышались приглушенные крики и лязг стали. Там, похоже, уже вовсю шла рубка.
— Ти-хо, капитан, — прошипел один из ввалившихся ко мне, растягивая слова с заметным иностранным акцентом. — Не де-лай глу-пос-тей, и, мо-жет, ос-та-нешь-ся жив.
Его напарник холодно ухмыльнулся.
Накрыли. Как крысу в мышеловке. Солдаты Орлова… что с ними? Перебиты? Или еще дерутся там, снаружи? Но сюда эти двое прорвались слишком уж легко.
В моих руках был прототип. К счастью, заряженный.
Пять патронов в магазине. Пять шансов. Или пять пшиков.
Этот самопальный, непредсказуемый порох, кустарные патроны, собранные на коленке… Я ведь ни разу еще не стрелял из него боевыми.
Ни разу!
Это должен был быть самый первый, самый важный выстрел. А теперь он вполне мог стать последним. Один неверный шаг, осечка — и эти двое нашпигуют меня свинцом, не успею и глазом моргнуть.
Их пистолеты были взведены, пальцы лежали на спусках.
Они ждали моей реакции. Хотят, чтобы я сдался?
Секунды растянулись в вечность. Сердце колотилось с бешенной скоростью. Времени на раздумья не было. Ни единой лишней секунды.
Инстинкт, отточенный месяцами опасности, взял верх.
Я резко вскинул ружье, одновременно падая со стула и откатываясь в сторону. Палец намертво вцепился в тугой, еще незнакомый спуск.
Сейчас или никогда. Жить или умереть. Выстрелит или нет?
Глава 6
Я только успел мысленно взмолиться: «Хоть бы сработало!» — как ружье само будто легло в руки, ствол уставился прямехонько в морду ближайшему наемнику, который, видать, такого подвоха от меня ну никак не ожидал.
Палец сам собой нажал на спуск. Резкий, оглушительный хлопок, совсем не похожий на привычный гулкий бах из фузеи, ударил по ушам так, что чуть барабанные перепонки не лопнули. Отдача оказалась сильнее, чем я прикидывал, но я устоял на ногах. Наемник как-то неестественно дернулся, выронил пистолет и мешком рухнул на землю. Второй удивленно пялился на товарища.
Я судорожно передернул затвор, выбрасывая вонючую, дымящуюся гильзу. Еще выстрел — и второй гад свалился рядом.
Пока остальные нападавшие, ошарашенные таким внезапным и непонятным отпором из, казалось бы, пустого сарайчика, пытались врубиться, что вообще происходит, я успел всадить в них еще три пули. Скорострельность моего «первенца» была для этого времени просто за гранью фантастики. А главное — дыма-то нет! Они и понять не могли, откуда по ним палят, кто стреляет. Их фузеи, наоборот, после каждого выстрела окутывались таким плотным облаком, что сразу было видно, где сидит стрелок.