Гений АЗЛК (СИ). Страница 11

Ещё минута — протереть паркет на месте нашего свидания. Могли выпасть мои волосы или ещё что мелкое.

Хронометраж времени как при смене коробки передач на скоростном допе — до секунды.

Осторожно выглянул в коридор. Никого. Притворил за собой дверь, взявшись за ручку через платок. Главное, чтоб полиция не успела связать со мной труп, пока «икарус» катит по Швейцарии. Главную опасность представляет та самая Джулия, соучастница Джузеппе, она первая может хватиться и точно знает о происшествии ночью. Но искать её, сворачивать женскую шею… Не наши методы.

На возмущённые взгляды МАЗовцев, заждавшихся у автобуса, надменно бросил: начальство не опаздывает, а задерживается.

Только сейчас меня догнала отдача от случившегося. Аж руки начали трястись. Я! Убил! Человека! Пусть неумышленно, пусть негодяя, того заслуживающего, но факт — фактом…

Началась гонка со временем. Час, два, ну, может, три, и кто-то заметит, что ковёр, предназначенный для пола, почему-то торчит в шкафу. Развернут, обнаружат начинку. Сколько-то времени уйдёт на установление личности, если итальянец — постоялец отеля, то буквально минуты. Сколько-то на появление подозрений в моём участии. Если сообщница окажется в поле зрения полиции, то меня вычислят моментально, если нет… Тысяча и одна неизвестная переменная. Пока автобус не выедет из Швейцарии и не пересечёт Западную Германию, остаётся только трястись, надеяться на лучшее и паниковать при виде любого полицая. А также наряда на германо-германской границе. Поседею!

Если бы самолёт… Через два часа — в воздухе на крыльях «Аэрофлота», хрен достанешь. Или сгрузить «березину» с автовоза, газ в пол? Но она без номерных знаков, только шильда МАЗ, и без техпаспорта. Экспонат, а не транспортное средство.

Терпеть! Не истерить! Легко сказать…

По пути свернулся калачиком на верхней койке и осмотрел трофеи. 17 тысяч лир, неплохо. Не помню, вроде бы курс лиры мелкий по отношению к доллару или марке, пусть будут. Ого! В бумажнике лежал членский билет Итальянской компартии. То есть я открутил башку мерзавцу как марксист марксисту. У коммунистов подобное встречается часто, то случайно, то умышленно.

Фотографии. Сукины дети, макаронники! Опа, и негатив. Отпечатаны ли другие фото, пока даже думать не хочу.

До границы я перепрятал изъятое так, что нужен многочасовой обыск для обнаружения. Сверток с одеждой выкинул в мусор на остановке по пути к границе. И тут ко мне прицепился Василий Денисович.

— Товарищ Брунов! Чем вы были заняты с восьми вечера и до прихода к автобусу? Я видел вас уходящим в компании с дамой лёгкого поведения.

— Я тоже вас могу спросить, почему вы не пришли мне на помощь, когда я попал в затруднительное положение? Ваша святая задача — обеспечивать безопасность советской делегации!

— Я лучше вас знаю свои обязанности! — набычился КГБист. — О вашем вопиющем поведении будет доложено. Не надейтесь, что это сойдёт с рук.

Его угроза заставила скорректировать планы. В них я мысленно углубился, когда «икарус» катил за МАЗами-автовозами уже по территории ГДР, и можно было расслабить булки. Отсюда буржуинам не выдадут. Но, похоже, надо отслеживать, не буду ли объявлен в розыск Интерпола. Капиталистическая заграница на ближайшие годы закрыта, даже Югославия. А вот комбинат глубинного бурения, в простонародье именуемый КГБ, запросто доставит неприятности. Придётся действовать на опережение.

Глава 5

Крыша

Мужчина в штатском наверняка носил генеральское звание. Не удивлюсь, если с приставкой «лейтенант», а не «майор» к слову «генерал». В отличие от неприметных топтунов-оперов, да того же Василия Денисовича с МАЗа, очень заметный персонаж — высокий, чернявый, в облике пробивает что-то или казацко-донское, или даже кавказская примесь. Поляков представил его как «товарища с площади Дзержинского».

Мы сидели за столом совещаний Виктора Николаевича, сам министр остался в собственном кресле и не отсвечивал. Насколько его знаю, происходившее здесь не доставляло ему удовольствия.

— К вам, Брунов, накопились вопросы, — начал комитетчик. — Но поскольку инициатива разговора с кем-то из руководства Комитета исходит от вас, предпочитаю для начала выслушать ваше заявление.

— Спасибо, что уделили мне время. Возможно, мой личный случай покажется малозначительным, но он чрезвычайно характерен для стиля работы многих ваших коллег при выполнении заданий в капиталистических государствах. Как патриот, я очень надеюсь, что после моего рассказа последуют оргвыводы.

— Продолжайте.

Я коротко описал сабантуй после выставки.

— Как потом признался злоумышленник, в вино был подсыпан психотропный препарат. Как только я начал терять контроль над собой, они подхватили меня под руки и увели, чтоб скомпрометировать с целью вербовки. Всё происходило буквально в трёх метрах от вашего офицера. Назавтра я предъявил ему претензии, он только отмахнулся: в его обязанности входит только наблюдать и стучать о неподобающем поведении. Понимаете? Руководитель делегации внезапно поплыл от бокала лёгкого вина, его фактически похищают, а офицер КГБ, отправленный в командировку решать вопросы, связанные с госбезопасностью страны, только мысленно готовится строчить донос! Напомню, что на МАЗе развёрнуто военное производство крупнотоннажной техники, в том числе транспорта для пусковых установок баллистических ракет. Они не в моём ведении, но в силу должности я могу заполучить любую информацию о них. А вашему сотруднику было плевать!

— Я пометил. Разберёмся.

— Простите, вы не представились. Должность не важна, хотя бы имя-отчество. Для вежливого общения.

— Касатонов Георгий Ильич. Второе главное управление.

— Контрразведка… То есть попытка вербовки одного из руководителей МАЗа иностранной разведкой входит в вашу сферу интересов?

— Серьёзно? Была такая попытка?

— Надеюсь, вы не в претензии, что я не сообщил о ней сопровождавшему нас сотруднику. Он, простите, мышей не ловит, не то что иностранных шпионов.

Я рассказал о пробуждении и дошёл до уединения с итальянцем в свободном убранном номере. Высыпал перед Касатоновым фотографии, не только предъявленную мне покойником, но отпечатал снимки со всего негатива.

— Обратите внимание на эту. Заметно, что на плече брюнетки бретелька от платья. То есть она легла в платье под одеяло. Жарко, наверно. Они подбирали самую убедительную позу. Почему не взгромоздили меня на даму для сочности композиции, не знаю.

— Жарко, наверно, — неожиданно повторил Поляков.

— И он отдал вам негатив?

— Он — Джузеппе Франческо, представитель советского «Автоэкспорта» в Риме, член компартии Италии и агент разведки, не успел мне рассказать, какой именно.

— Почему не успел? — спокойно спросил генерал, разглядывая фотки.

— Умер. Я сломал ему шею. Клянусь — вышло случайно.

Маска непробиваемого спокойствия сползла с его лица.

— Вы действовали безответственно! Непрофессионально! Надо было соглашаться, сообщить нам, мы бы взяли в оборот того, кто пробовал бы выйти на связь с вами в Москве… Разведка и контрразведка не практикуют убийств! Кроме крайней необходимости.

— Профессионально — это как Василий Денисович, забиться в угол и строчить донос? Напоминаю, Георгий Ильич, я находился под остаточным влиянием психотропов, не вполне отдавал себе отчёт в происходящем. А желание обратиться к вам за помощью сильно остужалось некомпетентностью вашего офицера… Давайте начистоту!

— Начистоту — это как?

Я проигнорировал предупреждающий жест министра.

— Многие ваши коллеги до сих пор живут мерками прошлого. Не понимают, что советские граждане за рубежом совсем не стремятся напакостить или сбежать. Нас надо не стеречь, а защищать! Да, встречаются исключения, перебежчики, в семье не без урода. Но я более десятка раз пересекал границу СССР! Ни разу себя не скомпрометировал. Когда попал в опасную ситуацию, ваш человек действовал в старых рамках — следить и вынюхивать, а не помогать. Тем более — спасать. Что ему стоило пройти за итальянцами, спросить: куда вы ведёте советского товарища? Самому отвести меня в номер и запереть. Врача, чёрт возьми, вызвать. Почему он сопел в две дырки и даже хреном по столу не стукнул?