Барин-Шабарин 6 (СИ). Страница 40

— А денег-то сколь у него? И когда дворянство получит? Личное али потомственное? — посыпались вопросы.

— Денег… Да почитай десять тысяч у парня есть. Дворянство… Так ты о том пока не думай, то Алексей Петрович не обещал, но будет справлять опосля войны. Ну а за что благодетель Шабарин берется, все и ладится.

— Десять тысяч! В бумаге? — удивился Макар.

— В серебре. За три изобретения. А ещё он будет на доли от продаж. Вот так… Где ты завиднее жениха справишь, дурья твоя башка⁈ — Козьма наслаждался видом ошеломлённого товарища. — Не отдал я ему деньги только из-за того, что знал, что Никитка всё в Фонд Шабаринский отдаст, на войну. А парень и так, поболее многих для войны сделал.

— Венчаться! Вот соберём урожай — и венчаться! — решил Марченко.

— Завтра и венчаться. Никитка уедет до барина нашего, с новым обозом и с новым оружием. Так что завтра… И пусть молодые внука тебе смастерят до отъезда Лукашова, — сказал Козьма.

— Побегу я к жиду Науму, он за деньги хоть сегодня столы накроет. Ой, дел-то сколько! — выкрикивал обрадованный Макар, выбегая из кабинета Козьмы Ивановича. — Чего, зять, стоишь? Беги до отца Иоанна, проси, моли его, но кабы завтра венчал! А я до жида Наума. Деньги есть?

— Тыща. Хватит? — спросил Никита Савельевич, выуживая из кармана ассигнации.

— Ну, ты зять! Тыща! Да мы за неё весь Шабаринск три дня поить и кормить будем! Но и я в долгу не останусь. За дочку дам дом добротный, да пять коров, свиней с десяток, — Макар уже даже подумал, что такой зять сорвётся с крючка, так что накидывал в приданое всё, что на ум приходило.

И, нет, не сорвётся Никита, разбудила Марья в нём мужчину. И теперь уже никуда, только под венец. И быстрее. А то, как вспомнит парень, как целовались они с Марьей, так в дрожь бросает. Быстрее бы повенчаться и быть с ней. А потом… Можно идти на войну. Теперь ещё больше появилось мотивации сделать такое оружие, чтобы ни один супостат не решился продолжать воевать с Россией.

Глава 18

Севастополь готовился к отражению вражеской атаки с моря. Начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов был преисполнен уверенностью, что, раз Одесса так героически и эффективно отбилась от французского флота, то Севастополь, где сконцентрировалась большая часть Черноморского флота Российской империи, сможет это сделать и подавно.

В Одессе был один отряд мониторов, в Севастополе их сразу три общим числом в двадцать один монитор. А ещё Корнилов даже не собирался сравнивать севастопольскую артиллерию и одесскую, искренне считая, что в Севастополе артиллерийские расчёты выучены лучше, офицеры грамотнее и решительнее.

Так что в городе царило предвкушение радости. Понравилось всем радоваться за Одессу, сообщение об отражении атаки на которую пришло почти одновременно с прибытием англо-французского флота. Так что офицеры Черноморского флота уже забавлялись, когда обсуждали, как и где они будут праздновать русскую победу уже сегодня вечером.

Севастопольские рестораторы и лавочники, предполагая в ближайшее время большую прибыль, отправляли своих приказчиков незамедлительно изыскать возможность для дополнительных поставок как продуктов, так и горячительных напитков.

Но вот прошёл час, второй, а противник будто замер. Или не враг это, а мираж? Нет, не может быть настолько массовой галлюцинация. Ничего не предпринимали англичане с французами после того, как выстроились в линии, будто бы имели возможность бомбардировать Севастополь с такого большого расстояния. Замерли в бездействии.

— Что думаете, господа? Есть мнения? — спрашивал собравшихся на военный совет Александр Сергеевич Меншиков.

А господа офицеры пребывали в замешательстве в не меньшей степени, чем и сам командующий Меншиков. Да, французские и английские корабли отчётливо просматривались в нескольких милях от выстроенных по фронту русских кораблей, в пяти милях от Балаклавской бухты. Но бой никак не начинался. И самим русским вступать в сражение без дельного прикрытия береговых батарей и с медлительными мониторами, не с руки.

И вот уже полдень, но признаков скорой атаки французов и англичан не наблюдается. В то же самое время и Меншиков, и Корнилов, и Нахимов, и ряд других офицеров — все понимали, что главным преимуществом в морском сражении для русского флота может быть только тактика сражения от обороны. По такому сценарию происходили учения, такие разрабатывал планы штаб.

— Вице-адмирал Нахимов, вы хотите что-то сказать? — спросил Меншиков, перенося груз ответственности за предположения и поиск решений на героя бомбардировки Синопа и сражения у Сухум-Кале.

Павел Степанович Нахимов степенно встал, одёрнул мундир. Среди собравшихся он резко выделялся тем, что имел на своём лице эмоции, никак не связанные с растерянностью. Вместе с тем вице-адмирал с трудом скрывал своё раздражение.

Дело в том, что после положенных почестей как герою-флотоводцу Нахимов встретился с другим явлением. Ему явно завидовали. Морские победы сразу же возвышали Павла Степановича, а между собой другие высокопоставленные морские офицеры говорили, скорее, о никчёмности турецкого флота, чем о заслуге Нахимова в двух успешных сражениях.

— Я могу атаковать вражеский флот. Считаю необходимым подвести ближе мониторы. На моём флагмане установлены четыре шабаринских пушки, которые могут ударить по неприятелю с недосягаемой для него дальности. И только так мы поймём, почему неприятель бездействует, можно пробовать вынудить его на атаку, — Нахимов не отвёл взгляда, когда Меншиков стал прожигать его глазами.

— Мы не можем действовать против англичан и французов в отрыве от береговых батарей, — словно гардемарину во время обучения тоном произнёс Меншиков. — А четыре пушки… Я рассчитывал на более дельные предложения.

— Господа, а что, если нас с одной стороны вынуждают выйти в открытое море и дать бой, с другой же стороны отвлекают от действительно важного? — с видом человека, который только что сделал величайшее научное открытие, спрашивал адмирал Корнилов.

В дураках никому не хотелось оставаться, поэтому идею, что французы пошли на хитрость, присутствующие морские офицеры изгоняли из своих голов. Но всё говорило именно об этом. В голове Корнилова мысль пробила плотину, он убежден.

— Я уже послал подполковника Панаева в расположение корпуса генерал-лейтенанта Кирьякова. Если наши враги планируют высадку в Крыму, то именно Кирьякову их и встречать. Его корпус насыщен оружием в достаточной мере, чтобы отразить атаку англичан и французов, — с уверенностью сказал командующий Александр Сергеевич Меншиков.

Оставалось только развести в стороны руки, но они воздержались от подобных жестов. Оставалось лишь ждать. Безусловно, можно было бы дать морское сражение с выходом из бухты Балаклава всего имеющегося Черноморского флота. Но у командования не было чёткого представления, с какими силами пожаловали враги.

На передних линиях стояло соизмеримое по численности с вымпелами Черноморского флота количество вражеских кораблей. Однако ветер был неблагоприятный для того, чтобы разворачивать парусники. А число вражеских пароходов было явно больше, чем подобного типа кораблей у русского Черноморского флота.

Кроме того, достаточно продолжительная якобы дружба с Англией вбила в головы русских морских офицеров понятие, что лучше английских морских офицеров, как и качества английских кораблей, в мире нет. Так что бесславно погибнуть в пучине сражения с лучшими кораблями противника никто не хотел. И этому всеобщему преклонению перед европейскими и английскими флотами был даже подвержен Нахимов, который видел, насколько могут быть беспомощными англичане, служившие на турецких кораблях, которые Павел Степанович так удачно топил. Сложно перебороть нарративы, которые вдалбливали с самой юности.

— Ждём, господа! — недовольным, даже пренебрежительным тоном сказал Меншиков, как будто бы уличив присутствующих в трусости. — Если возникнут дельные мысли, я открыт для разговора.