Барин-Шабарин 6 (СИ). Страница 33

А ещё очень важно, чтобы был координационный центр, штаб, где анализировались бы все возможности партизанского движения, а также поступающая от отрядов информация. Место, откуда поступали бы в партизанские отряды приказы.

И так в этом мире ещё никто не работает. Поэтому и было некоторое отрицание и у товарищей как славянского, так и румынского происхождения, и у командования также я не встречал воодушевленного согласия со всем, что предлагалось.

Но я давил на тех «народных мстителей», что пришли за деньгами и оружием. Демонстрировал и своим поведением и словами, что бесконтрольно стричь Россию, а в данном случае лично меня, не получится. Если я даю деньги, оружие, даже снабжаю по большей части и провиантом, причём таким, что и в русской армии мало кто пробовал, следовательно, я над ними командир, я имею право и обязательства требовать с этих партизан тех действий, которые будут нужны мне.

А ещё я отдаю своих людей. Сотня моих бойцов, а ещё и дюжина кубанцев-пластунов отправятся с этими вероятными партизанами, чтобы учить их, чтобы помогать планировать операции, осуществлять их, демонстрировать возможности нашего вооружения.

И вот не дай Бог сделают какую-либо каверзу моим людям! Я буду не я, костьми лягу, но никакой автономии тогда у Болгарии или Румынии, не говоря уже о независимости, не будет. Вспомнилось выражение: «Всё — Россия, кроме Косово. Косово — это Сербия!»

Так вот, если будут проблемы с сербскими партизанами, которым, между прочим, весьма вероятно придётся партизанить ещё и против австрийцев, то никакого Косово в Сербии не будет. И эту мысль, как мне показалось, я доходчиво донес. Свобода балканских народов должна рождаться не только русской кровью.

— Сейчас прошу пройти всем за прикреплёнными к вам людьми из русской императорской армии. Они в подробностях расскажут вам, что и как предполагается делать. После мы соберёмся и ещё раз обсудим предложения, чтобы в дальнейшем не возвращаться к обсуждениям, а лишь только делать своё богоугодное дело! — сказал я.

Инструктора встали, следом, нехотя, поднялись и представители от партизан.

Я прекрасно понимал, что здесь сидели и те люди, которые могут быть просто случайными. Возможно, были те, кто пришёл из любопытства, или попытать судьбу на то, чтобы получить помощь от русских, ну а потом за эту помощь не турок стрелять и резать, а поросят да коров себе накупить, справить новый дом.

Будут среди собравшихся и те, кто уже завтра поспешит удрать, чтобы сообщить союзникам, нашим врагам, принеприятнейшее известие о начале финансирования русскими партизанского движения. Но работать без того, чтобы все начинания оставались в тайне, в данном деле просто невозможно. Слишком плохо развита коммуникация, нет у нас и специалистов. Третье Отделение в этом отношении вообще не помощник.

— Вы считаете, что это сработает? — спросил генерал-лейтенант Сельван, когда мы остались с ним наедине.

— Мы должны попытаться. Больше, чем здесь сказано, мы предложить не можем. Отбрасывать в сторону вероятные выгоды от нарастающего сопротивления в тылу врага также нельзя. Так что в нашем случае лучше действия, пусть и сопряжённые с риском, чем бездействие, — отвечал я.

Сельван не мог со мной не согласиться. Мы вместе с ним, а также с привлечением генерала-инженера Шильдера составляли своеобразный «Устав мстителя». А Шильдера с Тотлебеном еще и просили провести ряд мастер-классов подрывного дела.

Мои бойцы умели работать с фугасами, но явно не настолько профессионально и дельно, как инженерная служба. Я вообще уверен, что Россия имеет явное преимущество в этой войне — инженеров и подрывников. В ином варианте истории Тотлебин погиб, но есть надежда, что он ещё скажет своё слово сейчас.

— Это все понятно. Но что делать? Стоять на месте мочи больше нет! — после продолжительной паузы неожиданно взорвался Дмитрий Дмитриевич Сельван. — Уже перешли Дунай, Силистрия наша. А дальше? Я запрашивал Горчакова… Нет, стоять.

Я слушал и не мог ничего особо дельного сказать. По моему мнению, нужно идти вперёд. Но не так легко решиться на это. И вопрос не в том, что есть страх поражения, и не только вероятное вступление в войну Австро-Венгрии сдерживает. Против них как раз сконцентрирована немалая группировка войск, куда отбыл Горчаков. Есть чем встретить австрийцев, которые не кажутся принципиальным и сильным противником.

Но есть ещё и фактор болезней. Турецкая армия, да и англичане, и французы, серьёзно страдают из-за эпидемии холеры. Пойдём дальше — спровоцируем болезни в своём войске. Пока профессору Пирогову и его команде получается даже осуществлять некоторые карантинные мероприятия, чтобы не допустить эпидемии. Вот и прибывших на собрание день проверяли на наличие всяких симптомов. Кого-то даже отправили, не пустили в расположение наших войск.

— Дмитрий Дмитриевич, — обратился я к Сельвану, он разрешал общаться без чинов, когда мы наедине. — Нам нужно говорить с профессором Пироговым. Нам нужно двигаться дальше и занимать горы. Он сможет не допустить эпидемии. А мы только в выигрыше окажемся. В этой войне решают не только пушки, но и медицина. Сколько удалось поднять после взятия Силистрии! Такого нет ни в одной армии!

— Это да… Но без приказа командующего двигаться? — со снисходительной усмешкой спросил генерал. — Нет у вас воинской дисциплине. Все более походите на казачьего атамана. Не извольте только обижаться.

Дмитрий Дмитриевич уже привык к тому, что я каждый раз побуждаю и его, да и если бы был Горчаков, так и командующему пришлось бы слушать мои воззвания, что нужно идти вперёд. Враг не сильнее, мы не настолько ослабли после взятия Силистрии. По вооружению уже нет такой катастрофы, как раньше. Уже те пушки и винтовки, что были захвачены в Силистрии, сильно изменили ситуацию. Так что стояние на месте все же не правильно. Ну а начнет Австрия… Успеем развернуться и уйти.

— Уж коли сравнили меня с казачьем атаманом, так дайте казаков из того пополнения, что прибыло давеча. Станичники в бой рвутся, да прибыли после взятия крепости. Сбегаем до Альфатара, — сказал я. — Городок этот ну так и просится…

— Вы… Алексей Петрович, так это в стороне к Варне? Желаете на французов с англичанами нарваться? — удивился направлению удара Сельван.

— Нет, мы свернём на Тутракан! — усмехнулся я, видя, как непонимающе крутит головой генерал-лейтенант. — Но пусть все думают, что пойдем на Альфатарт

Альфатар — это не сильно большое поселение на юго-востоке от Силистрии, куда и побежали остатки разбитых турок. Они там обустраиваются и чувствуют себя преспокойно, наверное, удивляются, почему мы не преследуем.

Но если провести рейд на Тутракан, который от нас на юго-западе, так и австрийцам можно показать, что там они вольготно войти не смогут. А я и думаю, что если Австрия и решится, то это будет вход австрийцев на пока еще турецкую территорию. В ту же Валахию сейчас не рискнут.

— Отпустите погулять по болгарским землям! Предлог найдём. Скажем… — я сделал вид, что задумался. — Что были сведения о наступлении турок, вот и упредили. И что это всего-то разведка боем.

Дмитрий Дмитриевич Сельван задумался. В русской армии, недавно одержавшей победу, вновь начинает поселяться уныние. Движения нет, враг окапывается, значит, снова придётся столкнуться со сложностями и так и не пройдём вперёд.

— Какими силами? — спросил генерал-лейтенант.

— Мой полк, казачий полк, сборный полк из Воронцовской дивизии, — я вновь усмехнулся и достал из обшлага моего пиджака бумаги. — Вот тут план операции.

— Кто бы сомневался, господин Шабарин, что уже и план операции готов!

Сельван стал вчитываться. Я не мешал ему. По сути, мы немалыми силами показываем своё присутствие в регионе. Причём, я не беру ни одного пехотинца, не будет у меня и больших обозов. Максимальная мобильность с возможностью удрать, как и наносить быстрые удары с отступлениями.

Но у нас даже артиллерия будет в виде крытых фургонов с малыми пушками, способными за один выстрел послать на триста — триста пятьдесят метров тридцать картечин. Я рассчитываю что такие «точанки» станут одним из главных аргументов в этом рейде. В них же, в фургонах, будет перевозиться и еда. Только сухпаи, ну и немного тушёнки со сгущенкой. У каждого бойца будут на боевом коне, как и на заводном, припасы на три дня. И всё. Больше никакого продовольствия.