Барин-Шабарин 6 (СИ). Страница 31

— Аннушка, снова твои приёмы! Говори уже, негодница! — усмехнулся Всероссийский государь.

— Так вот, Николай, и Фонд, который я возглавила, и то, что первый полк за свой счёт создал Шабарин… Я имела разговор с профессором Пироговым. Тот в восхищении от этого чиновника, от Шабарина. Милютин говорит, что у молодого Шабарина мысли, будто бы у седого, прожившего целую жизнь старика… — уже задумалась и сама Анна Павловна.

— Ты думаешь, что в нашем отечестве появился новый Авель? — с интересом спросил Николай Павлович [Авель — монах-предсказатель конца XVIII — начала XIX века].

— Или просто умный человек, который может предвидеть на будущее. Представляешь, Николай, он проговорился Милютину, что Россия вела свою внешнюю политику, будто медведь-шатун, что проснулся в конце зимы, сонный шагает по лесу и ломает ветки, до конца не понимая, что он делает.

— Крамола. За такие слова Третье Отделение мне бы уже предоставило отчёт, — с серьёзным видом сказал Николай Павлович.

— Я тебя прошу… Шабарина не корить нужно, не обвинять, его нужно возвышать. У тебя же вокруг одни старики, да сплошь военные. Посмотри на Англию! Сколь много производств там развито! И сколь много стало производств в Екатеринославской губернии за последние несколько лет! — в словах Анны Павловны проскочили нотки беспокойства.

Она знала своего брата, понимала, что он сейчас может стать, как та охотничья собака в стойку, и потребовать, чтобы за Шабариным пристально наблюдали жандармы. Вот только Великая Княгиня и сама видела всё то, что сейчас происходит с Россией. Православная империя начинает сильно отставать от европейских держав в экономическом отношении. И война, не так давно начавшаяся, показывает это отставание.

— Не беспокойся, я имел разговор с Шабариным и меня в нём не так, чтобы многое смущает. Вот только то, что он прямо сейчас наживается на войне, вот это меня беспокоит. В момент его приезда в Петербург, люди, знакомые с Шабариным, начали скупать все европейские товары. И теперь они торгуются по таким ценам, что только поистине небедные люди могут позволить себе, — с задумчивым видом сказал Император.

— А я вот попросила того же самого Милютина примерно посчитать, сколько Шабарин уже потратил собственных средств на войну…

— Не томи, мне это тоже интересно! — император стал проявлять несвойственное ему нетерпение.

— Точно более трех миллионов рублей, если учитывать ещё и тот Фонд, что он создал! — ошарашила императора Анна Павловна. — Вот, я подготовила записи, где изложено то немногое, что сделал Шабарин. Ты уж меня не кори за то, что я попросила нынешнего вице-губернатора Екатеринославской губернии господина Сиверса поспособствовать подсчёту трат Шабарина… — Анна Павловна взяла паузу, но прежде, чем император что-то сказал, она продолжила: — Николай, мы вдвоём с тобой не заметили истинного патриота нашего Отечества.

— А ещё он первым забрался на крепостные стены Силистрии… — с задумчивым видом сказал император. — А ещё и пушки создал, которые уже распробовали в армии и требуют в огромном количестве… Да, Аннушка, я выделю из собственных денег в твой Фонд сразу пятьсот тысяч рублей. Я бы хотел, чтобы все эти деньги пошли Луганскому заводу, где пока производят крайне мало тех пушек, о которых написал мне адмирал Нахимов. Да и Паскевич писал, что в полку у Шабарина есть четыре пушки, что бьют настолько далеко, что можно обстреливать неприятеля, не боясь получить взамен. Револьверы…

— Вот видишь, Николай, сколь деятельный муж появился в нашем Отечестве. Не обидь его, обозначь, может, в чине повысить…

— Он и так уже нынче действительный статский советник. Впрочем, я намеревался ставить его губернатором Екатеринославской губернии…

— Он вырос из этой колыбели. А Сиверс, коего ты назначил вице-губернатором, уже дорос до того, чтобы стать губернатором. Думаю, что он не порушит то, что сделал Шабарин. А для Екатеринославской губернии и это немало, — сказала Анна Павловна.

— И отчего ты девкой родилась? Не раздумывая, поставил бы тебя заместо Чернышова! — усмехнулся Николай Павлович.

— Была бы я мужем, так правила бы всей Россией заместо тебя! — рассмеялась Анна Павловна.

Уже на следующий день император Всероссийский Николай Павлович читал донесение от Третьего Отделения, а также расследование ревизоров, которые чаще, чем в иные губернии, ездили с проверками в Екатеринославскую. С утра ещё государь поговорил с князем Воронцовым, чтобы окончательно убедиться в том, что Шабарин для всех уже стал неким гением. Или только государь, будто замутнёнными глазами, не замечал огромного вклада Алексея Петровича Шабарина в общее дело?

Это было отрадно для Николая Павловича, человека, прожившего уже жизнь и видевшего многих чиновников, которые стремятся льстить, стараются отлынивать от работы, пуская пыль в глаза, ища во всём себе выгоду. Алексей Петрович Шабарин раздавал огромное количество собственных средств, встречался с немалым числом преград и проблем, которые сам же и решал, но двигался вперёд. Так что есть за что награждать.

— Вот так будет лучше… — проговорил Николай Павлович, поставил свою подпись под документом.

«За великия заслуги перед Отечеством и троном Российским, за умелое управление Екатеринославской губернией, а также за несомненные ратные подвиги и в ознаменование Великой победы взятия Силистрии… Повелеваю… Быть отныне вице-губернатору Екатеринославской губернии Алексею Петровичу Шабарину тайным советником на гражданской службе, а також генерал-лейтенантом на службе в армии».

Император ещё раз прочитал текст своего волеизъявления, прислушался к собственным чувствам, нет ли какого-то внутреннего конфликта. Нет, конфликта не было. Более того, Николай Павлович всерьёз стал присматриваться и к другим молодым людям. Ну, или не совсем молодым, но точно не старым, чтобы было на кого оставлять Империю.

Его, николаевская, команда сработала не лучшим образом. Русский Император не станет публично об этом говорить. Напротив, он будет всячески выгораживать своих высших чиновников. Но это их вины — Нессельроде, Чернышова, Орлова… Это они допустили такую ситуацию, когда России приходится воевать практически со всей Европой. Практически…

— Ваше Императорское Величество, вы повелевали пригласить на аудиенцию прусского посла! Он прибыл, — сообщил секретарь императору.

Не сразу, через час, специально, чтобы прусский посол немного потомился в приемной и понял, что государь Российской Империи не сильно жалует позицию Пруссии, посол все же был принят.

Пруссак Теодор Генрих Рохус фон Рохов фон Брист, несмотря на свой уже почтенный возраст, показывал отменную армейскую выправку. Впрочем, это не мудрено, так как до того, как стать послом в Российской Империи, фон Брист долгое время служил в прусской армии и даже деятельно участвовал в разгроме наполеоновских армий.

Прусскому послу, а также являвшемуся генерал-лейтенантом прусской армии, было крайне неуютно находиться в кабинете русского императора. Теодор Генрих искренне считал, что его Отечество, благословенная Пруссия, в какой-то мере даже предаёт Россию. А прусский король, родной брат жены Николая Павловича, ведёт себя нерешительно и в угоду Англии.

— Что скажете, господин фон Брист? — спросил русский государь, показывая, что отношение к послу в значительной степени изменилось.

Прусак внутренне поёжился, ему было неприятно. Десять лет безупречной службы во имя дружбы России и Пруссии, полученные из рук русского императора награды… Теодор Генрих был человеком честным, потому прямо сейчас давил в себе порыв снять все те награды, в том числе и орден Андрея Первозванного, и отдать обратно русскому императору.

Может быть, ещё лет пятнадцать-двадцать назад он так бы и поступил, но сейчас, умудрённый сединами, Теодор Генрих не позволил дрогнуть ни одному мускулу на своём лице, не показал, сколь ему тягостно быть послом Пруссии в России, в то время как прусский король уже прямым текстом угрожает России войной.