Римлянин. Финал (СИ). Страница 54

Километр новой железной дороги будет обходиться вчетверо дороже стандартной, но каждый денарий, закопанный в фундамент, окупится стратегическим превосходством перед окружающим миром.

Это будет заранее предопределённая победа и залог незыблемой стабильности — ради такого не грех заплатить за каждый километр и вдесятеро дороже. Впрочем, будь так, Таргус бы заплатил — это того стоит.

Возможно, Таргус взялся за это слишком рано, но медлить он не может — время идёт, а он не спешит стареть и даже Мария Терезия бросает на него странные изучающие взгляды. Она всё ещё влюблена в него, в постели он отрабатывает точно так же, как в первые дни их брака, потому что ему нетрудно, они регулярно проводят время вместе, он дарит ей дорогие подарки, делает комплименты, но такое несоответствие календарному возрасту начинает бросаться в глаза даже ей, ослеплённой любовью…

//Королевство Пруссия, г. Берлин, 29 июля 1763 года//

Король Людовик XV, тяжело вздохнув, поставил подпись в документе.

Таргус подвинул к себе документ, вдумчиво и неспешно прочитал его, а затем поставил подпись под своим именем и укороченной форме титула.

— Видишь? — усмехнулся император. — Это было несложно!

Франкский правитель лишь болезненно поморщился.

Его столицей стал город Бордо, достаточно удалённый от возможной линии фронта в случае нового вторжения легионов, со своим атлантическим портом, чтобы можно было быстро смыться в колонии, в случае чего, а также достаточно исторический, богатый и значимый, чтобы сохранить хотя бы часть лица.

Король уже заявил, что это «новая эра» и теперь всё будет совершенно иначе, но в это никто особо не поверил, даже он сам.

Когда он вернётся из Берлина, его ждёт экономический крах, вызванный разрывом связей с востоком страны, который может стоить ему короны — в таком случае, вероятно, на его место поставят малолетнего сынка, ещё одного Людовика.

Но это не очень хороший сценарий, потому что нестабильность у соседа может негативно сказаться на Галлии, а это крайне нежелательно. Таргусу снова нужны двадцать лет международной стабильности, чтобы «переварить» Галлию.

— Хлодвиг, дружище, не нервничай ты так, — с улыбкой попросил его Таргус и подвинул ещё один документ. — Если случится что-то нештатное — штыки моих легионеров подавят любой мятеж в твоей стране. Нужно лишь подписать соглашение о сотрудничестве…

Король франков судорожно сглотнул.

— Нет, если не хочешь — не подписывай, — сразу же сказал император. — Но сначала подумай: а что ты будешь делать с мятежниками, которые обязательно будут, из-за всей этой ситуации, при такой малочисленной армии? А я готов встать на защиту твоего режима, чтобы, не дай твой бог, не случилось чего. Гарантирую, что твой суверенитет никоим образом не пострадает. Пострадают только мятежники…

… и случайные граждане, некоторые элементы инфраструктуры, города, сёла, поля и пастбища. Но это война.

— Я… — Людовик XV запнулся. — Я подумаю об этом. Дам ответ на следующей неделе.

Он уже знает содержание договора о взаимной обороне, в котором чётко прописаны условия, при которых легионы могут прийти ему на помощь — согласиться на такое очень тяжело.

— Хорошенько подумай, — кивнул Таргус. — Это очень важно — не для меня, а для тебя.

Франки просто обязаны начать революцию против короля, сокрушительно проигравшего державе, пока что, недоримлян. Таргус не собирался допускать её успеха, потому что это опасный прецедент и кому-то в голову может прийти опасная идея свергнуть монархию в России, «Священной Римской» империи или даже в Швеции…

В бывшей Речи Посполитой такие идеи есть уже давно и, несмотря на все прилагаемые усилия, поляки и литовцы до сих пор не могут принять потерю суверенитета.

Но Таргус прекрасно знает, что власть можно удерживать на штыках не одну сотню лет. Нужно лишь не ослаблять репрессивного давления и не жалеть революционеров.

В конце концов, да, он убивает народы, безжалостно стирает их из истории, но также приносит прогресс, мягкий, без лишней жестокости.

Он принёс системно развивающуюся медицину, наметил начало продовольственного изобилия, создал железные дороги, разрешил сотни и тысячи национальных конфликтов, дал им массовое образование, первое в истории — за всё это он потребовал лишь принести на алтарь прогресса свою национальную идентичность. Большая ли это цена за все эти блага?

«Морализаторы жалеют об утрате этой пресловутой идентичности, но плевать на них», — подумал император. — «Я — римлянин и поэтому я лучше. Римская культура — самая лучшая и это проверено тысячелетиями. Все остальные — это жалкие варвары, которым больше не место на шахматной доске истории. И я уничтожу их — упраздню языки, отменю культуру и заставлю их думать на латыни. Vae victis».

Примечания:

1 — О разнице между вульгарной и классической латынью — в эфире рубрика «Rube, pro quid tu mi ista tota dicis⁈» или, если хотите, «Ruberie, cur mihi haec omnia narras⁈» — если смотреть с точки зрения лексики, грамматики, фонетики и синтаксиса, то различия весьма существенны. Лексически, народная латынь состояла из бытовых, простых, грубых или местных слов. Например, лошадь на классической латыни — equus, а на народной — caballus, поэтому на французском лошадь — cheval, а на испанском — caballo, потому что эти два языка произошли от народной латыни, а не классической. И если equus — это «лошадь», то caballus — это что-то типа «кляча». Ещё в классической латыни есть дом — domus, а в народной он — casa, причём в испанский слово перешло без изменений — та же casa. Тут тоже — domus — это, буквально, дом, а casa из народной латыни — это что-то типа хаты или хижины. Пример текста на классической латыни — «E domo exii et ad amicum meum equo meo profectus sum». Переводится, примерно, как «Я вышел из дома и поехал на лошади к своему товарищу». Но владеющий народной латынью сказал бы что-то вроде — «Ex casa exivi et ivit ad socium meum super caballo meo». Переводится это, примерно, как «Выскочил из хаты и поехал к своему кенту на своей кляче». И так примерно с половиной повседневной лексики — в народной латыни она другая, более простая и грубая. По грамматике отличий чуть меньше, но они существенны — в народной латыни всё упрощено до безобразия. Ещё более существенны фонетические отличия — звучит всё настолько иначе, что на слух сразу понятно, кто гимназий кончал, а кто вырос на улицах и стал айс колд гэнгста. Классическая tabula в народной стала tabla, а caput — capo. Это прямо хорошо слышно. Забавный факт — Гай Юлий Цезарь одинаково хорошо говорил и писал что на классической, что на народной латыни, отчего ему, как говорят, страшно завидовал Марк Туллий Цицерон, владевший только классической латынью. За это в народе его считали зазнавшимся хуесосом, говорящим слишком заумно. В то время как Цезарь мог и бодяженного вина в таберне с народом выпить, и хороший тост сказать, и вообще, он рубаха-парень, изъясняющийся чотко, по-пацански. Ещё в народной латыни был более прямой порядок слов, называемый, кхм-кхм, SVO — подлежащее-глагол-дополнение, тогда как классическая латынь была более гибкой. Самое частое употребление — SOV, то есть, подлежащее-дополнение-глагол, но были OSV, то есть, дополнение-подлежащее-глагол, VSO, то есть, глагол-подлежащее-дополнение и тот же, кхм-кхм, SVO. Нагляднее на примерах. SOV — Marcus puellam amat — «Марк девушку любит» — нейтрально, без подтекстов. OSV — Puellam Marcus amat — «Девушку любит Марк» — акцент на том, что он именно девушку любит, а не кого-то другого. VSO — Amat Marcus puellam — «Любит Марк девушку» — тут глагол в начале усиливает экспрессию, поэтому поэтишно, драматургишно и часто использовалось в тематических произведениях. Ну и, кхм-кхм, SVO — Marcus amat puellam — «Маркус любит девушку» — это основной порядок, который особо выёбистые творцы старались не использовать в своих произведениях, чтобы не прослыть плебеем, но, когда было нужно, всё же, использовали. Это основные отличия, поэтому классическую латынь учить тяжело, а народную — легко. И народная, в силу своей предельной простоты, стала языком экспансии, а классическая осталась уделом буквоедов хуевых и изысканных особ, ратовавших за то, чтобы все писали на классике, а не на греческом и, Юпитер спаси и сохрани, не на вульгарной (фу-у-у!!!) латыни. Русский язык, кстати, минула участь сия и он не разделился на, по сути, два разных языка. Различия между литературным русским языком и народным есть, но они несущественны, поэтому просто не может быть ситуации, когда очень воспитанный юноша внимает речи дворовых пацанов и просто не может понять, о чём они там балакают. Виной всему унификация в конце XIX и начале XX веков — была задана строгая норма и мы все, да-да, даже ты, уважаемый читатель, говорим в соответствии с ней. Сыграли в этом роль школы, пресса, армия и массовая грамотность (да-да, есть такая партия!) — унификация прошла успешно. Существуют, конечно, хитровыебанные диалекты и разного рода фени, но широкого распространения они не имеют.