Римлянин. Финал (СИ). Страница 40

Всего таких камер девяносто тысяч, но есть ещё десять тысяч камер вместимостью на четыре человека каждая — они нужны для раннего адаптационного периода новоприбывших.

Стража делится на «верхнюю» и «нижнюю».

«Верхняя» стража занимается охраной стен и патрулирует платформы, установленные вдоль верхних этажей — она вооружена огнестрельным оружием, и заключённые никак не могут попасть на эти платформы.

«Нижняя» стража охраняет лагерь «на земле» и вооружена дубинками «для работы с людьми».

Штат стражи насчитывает 10 000 человек, из которых 2500 — это резерв.

Гражданский персонал насчитывает 2500 учителей различных предметов и латыни, 1200 производственных мастеров, 2000 человек технического персонала, 1000 человек медицинского персонала, 900 человек психологов и кураторов, 300 человек администрации, а также 250 офицеров из службы Зозим.

Всё это позволяет воспитывать отличных специалистов разного профиля, в совершенстве владеющих имперской и классической латынью, которым, сразу после освобождения, находятся рабочие места с оплатой не хуже, чем для обычных выпускников профильных учебных заведений. Таргус постарался создать все условия, чтобы освобождённые ничем не отличались от обычных граждан и внимательно следил, чтобы не возникало дискриминации — его государству выгодно использовать преступников максимально эффективно.

А чтобы всё точно работало, как надо, освобождённые проходят пятилетний период «социализации», то есть, закрепляются за куратором, который следит за тем, чтобы человек больше не вернулся к прежнему образу жизни.

Ну и самым важным моментом является то, что освобождённый все эти пять лет «социализируется» в другом регионе, подальше от своих прежних контактов и окружения.

На улице сейчас много «нижней» стражи, что связано с прибытием императора, но в обычное время их тут ходит не так много — разобщённые заключённые физически не могут сформировать неформальные группы и замышлять что-то, поэтому риски мятежей крайне низки.

В первые годы, когда фламандских мятежников содержали в общих камерах, мятежи случались часто, но постепенно была построена система индивидуальных камер, паноптикум, в котором никто не может учинить никакого серьёзного беспорядка.

— Здесь у нас проводятся начальные занятия по имперской латыни, — сообщил директор лагеря. — Здесь новоприбывшие постигают азы языка, жизненно необходимого для дальнейшего сокращения срока.

Таргус тратит на этот лагерь 8 875 000 денариев в год, а обратно получает, в виде налогов от вновь встроенных в общество граждан и налогового сбора со всех земель на содержание лагеря, около 12,5 миллионов денариев, причём налоги от освобождённых — это лишь, на данный момент, 2,7 миллиона денариев в год. Оказалось, что исправительная система — это очень выгодно, ведь провинции согласны платить и больше, лишь бы избавиться от своих преступников надолго или даже навсегда.

Ну и демографический эффект тоже присутствует. Сотни тысяч перевоспитанных, интегрировавшихся в общество, женятся или выходят замуж, работают, платят налоги, рожают детей и создают новый человеческий капитал. Это лучше, чем просто казнить или отправлять на каторгу, что очень редко останавливает других людей от совершения преступлений — наглядные примеры практически не работают. Страх постепенно рассеивается, эффект притупляется, а ещё есть истовая вера в свою счастливую звезду — «этих поймали и казнили, потому что они были тупые, а я-то не тупой и точно не попадусь».

— Хм… — понаблюдал Таргус за перевоспитываемыми, внимательно слушающими преподавателя латыни. — Любопытно.

— Это первые шаги на пути к исправлению, — со значением произнёс Дифенбах.

— Покажите мне секцию для неисправимых, — велел император.

— Прошу за мной, Ваше Императорское Величество, — поклонился директор. — Но сразу предупрежу — сейчас она пуста. Накопленную партию рецидивистов уже казнили.

— Я хочу посмотреть на место, а не на неисправимых, — покачал головой Таргус.

Решение о переводе перевоспитываемого в категорию неисправимых принимает коллегия местных специалистов разного профиля, состоящая из двадцати человек — они оценивают поведение перевоспитываемого и выносят вердикт. Чтобы попасть в эту категорию, нужно постараться, но встречаются индивиды, которые умудряются оказаться в этой секции через несколько месяцев.

Таргус велел беречь людской ресурс, обращаться с заключёнными строго, но справедливо, потому что он видит прямую связь между экономическим выхлопом от программы перевоспитания и количеством успешно перевоспитанных людей, выходящих в общество.

— М-да… — рассмотрел он «яму», в которую отправляют неисправимых.

Внешне всё прилично, есть помещения для жилья, но надзор тут осуществляет только «верхняя» охрана.

— Нередко они сами убивают друг друга, — поделился сведениями директор. — Обезумевшее зверьё…

— Мне всё понятно, — произнёс Таргус. — Что ж, тогда перейдём к инспекции — я хочу увидеть бухгалтерскую документацию, производственные цехи и пару десятков случайных камер. Вперёд.

Глава XV

Инсигния Дукатус

//Королевство Польша, Варшавская провинция, г. Варшава, 28 июля 1758 года//

Дворец «Империал», построенный в центре Варшавы, к северо-западу от королевского замка, полон представителей польских «монархистов», кормящихся с руки Таргуса и поддерживающих все его начинания.

— Не расслабляйтесь, легионеры, — велел своим подчинённым Мейзель. — Мероприятие ещё не закончено.

Столица Польши живёт в напряжении, потому что местных жителей насторожило резкое повышение концентрации легионеров и вигилов на улицах города. Все ждут, что что-то будет, но это что-то всё никак не начинается, а военный парад идёт, как запланировано.

Офицеры службы Зозим докладывают, что все задуманные мятежниками акции разоблачены и императорскому кортежу ничего не угрожает.

Подковёрная гражданская война ещё далека от завершения и не совсем понятно, чем она закончится. «Монархисты» пользуются военно-экономической поддержкой имперской администрации и, будто бы, выигрывают, но поддержка населения на стороне «республиканцев», активно разыгрывающих националистическую карту.

«Каждая нация считает себя выше других», — подумал Таргус, сидящий за столом и жующий штрудель с вишней. — «Это порождает национализм и войны. А люди просто должны понять, что выше римлян им никогда не стать и весь их национализм не стоит и ногтя мизинца».

Военный парад уже закончился, но скоро начнётся большой и ненужный Таргусу бал для почти до конца разложившейся и изжившей себя европейской аристократии. Он сам приложил немало усилий, чтобы аристократы дошли до такого плачевного состояния, поэтому единственное удовольствие сегодня он испытает только от наблюдения за всеми этими людьми, кичащимися своими более ничего не значащими длинными родословными.

На проведении бала настояла Мария Терезия, всё ещё пребывающая в иллюзиях старого миропорядка, ведь аристократия доминировала все её детство и молодость, а сейчас ей кажется, что это доминирование достигло пика, так как Габсбурги, можно сказать, везде.

Увы, для неё, но власть Габсбургов, как и власть Гольштейн-Готторп-Романовых, с каждым годом становится всё более номинальной, а реальная власть находится в руках административного аппарата, представляющего собой гиперадаптивную бюрократию, подчиняющуюся лишь одному человеку — Таргусу Виридиану.

Что-то такое, но по своему разумению, пытался построить Эрик аф Лингрен, но масштаб у него был слишком мелким, он исходил из своих ограниченных соображений, поэтому закономерно, что его система проиграла более масштабной системе Таргуса.

— Послание от герцогини Зозим Александриненсбургской, — передал ему депешу Георг Мейзель.

— М-хм, — хмыкнул Таргус и распечатал конверт.

Зозим пишет, что удалось расколоть захваченных в Богемии заговорщиков и выйти на их координационный центр. Как оказалось, раскрытые и неудачные попытки покушения — это не общее и стихийное желание покорённых народов избавиться от назойливого императора, а организованная подрывная деятельность, за которой стоят серьёзные люди.