Княжество Семиречье (СИ). Страница 51

Крейсер «Рюрик», как будто услышав мой безмолвный призыв, прекратил метаться среди фонтанов взрывов, а шустро бросился в сторону неуправляемой лодки. Как только он приблизился к суденышку, с фрегата прекратили огонь, видимо, боясь задеть высокопоставленного пассажира. С «Рюрика» сбросили кошку, зацепили нос лодки и потащили разбитое суденышко в сторону берега.

— Я сдаюсь, как вас там, черти побери, зовут. — Граф оторвался от процесса вычерпывания воды, что заливалась в лодку через пулевые отверстия в бортах, и широко улыбнулся: — Я готов обсудить условия выкупа.

— Нет, граф, вы не сдались и не отдали свое оружие, а значит бой продолжается. — достал свои револьверы и начал стрелять. Как мне и рассказывали, защита графа выдержала попадание двух десятков пистолетных пуль, выпущенных в упор, после чего, последний раз магическое поле мигнуло и погасло. Граф успел инстинктивно закрыться руками, когда пуля превратила его затылок в кашу из мозгов и костей, и к груде мертвых тел на дне лодки прибавилось еще одно.

Я лично спустился к воде, обшарил расстрелянную лодку, вытащил на берег два опечатанных кожаных мешка, после чего приказал облить лодку, с грудой тел, чем-нибудь горючим и оттолкнув подальше, зажечь, совершив красивый англо-саксонский старинный ритуал погребения морских захватчиков в море.

Видимо, нефти для лодки не пожалели — она горела минут пятнадцать, жарким факелом, после чего погрузилась под воду. Не думаю, что в фрегата могли рассмотреть детали гибели графа — слишком большая дистанция. Надо будет родне британского аристократа письмо написать — смело погиб в бою, велел передавать приветы, ну а подробности родственникам ни к чему.

Итак, компания на Севере, закончена. Содержимое кожаных мешков, судя по весу и благородному позвякиванию, является самым ценным, что было у графа — деньгами. Исходя из его поведения, вряд ли покойный аристократ рассчитывал на поражение, значит ценности из фактории на фрегат он не эвакуировал. Но это я узнаю минут через пятнадцать — только посижу на берегу немного, а то, что-то ноги не идут, совсем не идут. Надо еще решить, что делать с фрегатом. Сам он мне не нужен — номера не перебить, и в открытое море на нем не выйдешь — мигом британские менты заметут, а вот содержимое трюмов и судовой кассы мне очень интересны. И пушки мне понравились, стреляют далеко и мощно, только исполнение снарядов у них подкачало. Надеюсь, что за сегодня они стволы не сильно расстреляли. Ну и надо кликнуть клич среди добровольцев, дабы достать со днв реки утонувшее орудие. Мне кажется, что батарея морских пушек, замаскированная, установленная в защищенных двориках и бьющая с закрытых позиций по, заранее пристрелянному фарватеру, станет непреодолимым препятствием для любого флота.

Лишь бы фрегат не ушел. Но, надеюсь, они не уйдут, пока досконально не выяснят судьбу британских «торговых представителей» и прочих «сетевых маркетологов», а особенно графа. Думаю, что фамилия Уолфиш не из последних на проклятом туманном острове.

Последующие три дня я писал — ваял указы о награждении всех, учавствовавших в бою у британской фактории, и мертвых и живых. Заодно учредил три новые награды, в том числе и за ранение в бою, наподобие американского «Пурпурного сердца» из моего мира.

Фрегат не ушел, остался болтаться в фарватере, держась за пределами досягаемости снарядов из наших старых пушек. Его командир, такой же упертый, как большинство британцев, все эти дни пытался, то белым флагом, то обстрелами, принудить нас к переговорам, но не преуспел. Мой гарнизон лагеря также не терял время — сначала выгребли все ценности из складов и кладовых торговой фактории, перенеся все это добро в безопасное место, а потом перенесли за холм и саму факторию. Оказывается, если все сделать с умом, то никаких сложностей в этом деле нет. Помечай по порядку каждое бревнышко или доску, разбирай и собирай на новом месте. Конечно, стены с боевой галереей и сторожевые башни красиво смотрятся на высоком берегу реки, только любой вооруженный пароход размотает эту красоту с дистанции в несколько верст за парочку часов.

Пушку, кстати, мои речники достали — нашлись несколько добровольцев, что выпив спирта и обмазавшись жиром, рискнули нырнуть в мутные воды и умудриться нащупать станок орудия, закрепить канаты, а дальше было делом техники. Под обстрелом, но экипаж «Аскольда» выволок из глубины орудие, которое сейчас устанавливали рядом с новой факторией, окапывая ее со всех сторон бруствером из камня и палок, так как здесь с бетонами специальных марок туго. Осталось только достать подходящие снаряды, а то, получилась смешная ситуация — у меня есть пушка, а снаряды к ней находятся на борту зловредного фрегата.

Я же сказал, что фрегат не ушел? А потом стало слишком поздно. Организовав процесс, я от скуки, слетал в городок Самарово, и попал с аэроплана на бал. Хотя пьянка, которую организовали местные жители для экипажей скоростных барж, что, с грузом товаров, пришли с далекого и солнечного Юга, назвать балом было сложно. Из дам присутствовала только одна — ее светлость вдовствующая княгиня Строганова Ванда Гамаюновна, других барышень на расстоянии трехсот верст просто не было. Зато местные девки и молодые бабы оказывали лихим речникам, часть из которых еще несколько дней назад считались пилотами аэропланов, горячие знаки внимания, на что даже не реагировали их пьяные мужья, отцы и женихи, которые только бурчали «Сегодня нехай будет, дозволяем».

Немного безудержное веселье испортил я, посоветовав экипажам скоростных судов не особо налегать, потому как 'завтра идем на настоящий абордаж. Кто не будет на пристани на рассвете, Героем не станет.

Не знаю, что стало с десятком человек, которые на рассвете не прибыли к пристани. Пришлось одну баржу Самарово, по причине нехватки членов окидымовые горелки под закопченными трубами, служившие для маскировки, завели свои авиадвигатели и, почти бесшумно, с огромной скоростью ушли на север.

Борт фрегата.

Вахтенные британского фрегата настороженно вглядывались в темноту. Каждый из моряков Норд-Индской британской компании просто мечтал покинуть этот проклятый край, населенный краснокожими и белокожими дикарями. Вчера даже была попытка бунта — экипаж при команде «По работам», строй не покинул, оставшись стоять шеренгами на палубе. Офицеры, вооружившись револьверами, столпились возле надстройки, готовясь к самому худшему. Капитан, прекрасно понимая настроения моряков, пошел на компромисс. Каждого десятого матроса выпороли линьками, потом наказанные получили двойную порцию рома, а капитан, слишком громко, чтобы слышала половина экипажа, сообщил старшему офицеру, что через три дня, если ничего не измениться, фрегат поднимет якоря и уйдет к родным берегам, так как, у них на исходе запас угля и масла для машин.

Джон Смолл, дежурный комендор тревожно смотрел в темноту, прислушиваясь к тихому плеску речной волны о борт корабля. Периодически завывал ветер и в этот момент было до ужаса страшно, что в любой момент из темноты может показаться бронированное рыло вражеского корабля. Джон поежился, невольно бросил взгляд назад и перекрестился. Там, на, наскоро набитых корабельным плотником, досках, еще несколько дней назвал стояло, грозно глядя за борт длинным, смертельно опасным стволом, морское орудие новейшей выделки фабрики Армстронга. Казалось, ничто не устоит перед ним, посылающим новейшие снаряды на четыре мили. Но, смешной и неуклюжий колесный кораблик белых дикарей, не обращая внимания на удары новейших снарядов, выстрелил в упор из своей старой, как бы, не столетней пушки, и вот, вместо орудия — наспех заделанная дыра, а пятеро лихих парней, настоящих морских волков, зашили в парусину и, привязав к уставшим ногам груз, похоронили в стылых водах местной реки.

Ш-ш-ш. Что-то скользнуло над головой, как будто ночная птица, но вот размах ее крыльев был просто гигантским. Джон вспомнил сказку бабушки о огнедышащих драконах и их матери, блистательной Дейнерис Таргариен, что сжигая корабли и замки, чуть не покорила Британию…