Газлайтер. Том 28 (СИ). Страница 35

Гомункулы оправляют складки экипировки. Где Ледзор вообще откопал камуфляжную форму, которая налезла на этих колобков — загадка века. Но форма есть. Даже с нашивками филинов. Сверху — лямки парашютов.

Гомункулы сидят молча. Пот струится по лицам, глаза бегают, шеи вжаты в плечи до ушей.

Бывшие монахи друг друга подбадривают:

— Зато господин Ледзор к гейшам обещал сводить…

— Ням-ням! — пускает один слюни.

— Гейши — это женщины, а не еда, — толкает локтем его первый.

— Оу-у-у…

Геномантия у них, конечно, есть. Но гомункулы столько едят, что они замучаются править своё тело и выводить жир. Так что сейчас у нас десант тяжёлого типа. Очень тяжёлого.

Вскоре на горизонте всплывают четыре катера. Хотя «катера» — громко сказано. Баркасы какие-то: ржавые, раздолбанные, с почерневшими бортами. На палубах — фигуры. Оборванцы в бронежилетах, под которыми — цветастые гавайки. Автоматы, банданы, мачете на поясе. То ли пираты, то ли просто местные беспредельщики. Маленькие, чёрные филиппинцы. Зубастые и злые.

Слышатся хлопки. По нам летят мины.

— Вот зараза! — рычит Кострица, глаза полыхают.

Мы с наменицей почти одновременно заслоняемся огненными завесами. В воздухе сталкиваются огонь и металл. Гром, жар, в небе вспыхивают огненные шары, обломки снарядов сыпятся на волны.

— Штурм! — приказываю. — Высадка!

— Морозная гвардия! — радостно орёт Ледзор. — Десантируемся!

Гомункулы выстраиваются, как булки в духовке, у проёма. Смотрят вниз. И начинают пятиться назад.

— А может, и без гейш этих обойдёмся? — засомневался один гомункул.

— Хрусть да треск, что-то стряслось? Сейчас помогу, бойцы… — подскакивает к парням Ледзор — и просто выпинывает их с ноги. Одного за другим. Без лишней дипломатии. — Не благодарите, парни! Хо-хо-холод!

С визгом — натурально визжат! — они летят вниз. Парашюты, конечно, раскрываются. Раздуваются ветром, и десант — если это вообще можно так называть — начинает оседать прямо на первый баркас. Большинство, правда, мажут. Шлёп — и в воду. Шестеро, может, семеро. Одного вообще сносит ветром в другую сторону.

Такое ощущение, что Одиннадцатипалый взял с собой гомункулов, чтобы стебаться и угорать над ними.

Ледзор чешет затылок:

— Ну, для первого десантирования очень даже неплохо, я считаю.

— Дурак, — не сдерживается Кострица и показывает первокласс десантирование.

Ледзор с Кострицей, как водится, не заморачиваются. Прыгают без парашютов — просто включают доспехи и сигают вниз. Врезаются в палубу с грохотом, от которого у баркаса прогибаются доски. И понеслось. Началось настоящее мясо: мачете, дубины, длинные ножи филиппинцам несильно помогают. Крики, грохот, всплески. Наши лупят — те пищат. Кровь, щепки, визг, и между всем этим трое гомункулов носятся, визжа. Дело в том, что хоть толстяки и геноманты, но они далеко не воины. В Южной Обители были рабочими.

— Змейка, хочешь тоже прыгнуть? — спрашиваю, не отрывая взгляда от бойни.

— Фака! — отвечает хищница с явным удовольствием — и тут же сигает. На втором катере её уже ждут — и очень зря.

А я стою, смотрю вниз и думаю: а зачем, собственно, мне прыгать?

Поднимаю руку — и швыряю два пси-копья. Прямо в рулевых двух оставшихся баркасов. Поработка мгновенная — я ловлю их сознания, сдвигаю восприятие, и всё: рулевые разворачивают катеры и плывут друг на друга.

БАХ!

Посудины врезаются с грохотом. У одного нос раскалывается на две половины. Второй кренится боком и резко начинает тонуть. Филиппинцы визжат, кидаются в воду. Кто-то ещё успевает скинуть надувную лодку — но тут я снова поднимаю руку.

И над волнами всплывают плавники.

Подчинить акул несложно — у них ведь нет щитов. И вот теперь три зубастые торпеды вырываются из волн, взмывают к лодкам и кромсают филиппинцев, утаскивая их под воду. Кровавые струи, визг, бесполезное весло, бьющее акулу по носу — и месть от острозубой рыбы.

Морской приём, по сути, окончен…

И тут до меня доходит! Мои перепончатые пальцы увлеклись — я что-то! Блин, перебарщиваем же!

А ведь одно судно надо отпустить! Иначе как филиппинские власти узнают обо мне? Только как бы уже не поздно не было!

Поругать-то даже некого. Сам-то я хорош: два катера разбил, а их экипаж скормил акулам. Змейка на своём катере, как обычно, не оставила никого в живых. Там всё — «фака-финита». Ни одного живого филиппинца, вся палуба кровью залита.

Но у Ледзора с Кострицей кое-кто ещё шевелится. И, судя по ментальным всплескам, осталось их немного.

Бросаю Ледзору по мыслеречи:

— Не добивать! Оставь тех, кто ещё шевелится. Пусть плывут домой. А то кто потом расскажет о подвигах твоей Морозной гвардии? Ну ты понял.

Одиннадцатипалый, подняв голову к вертушке, кивает:

— Хрусть да треск! И правда, граф! Вот ты голова! Бойцы, остановитесь! На сегодня хватит! — передаёт команду гомункулам никого не добивать.

Правда, толстяки больше визжали, чем кого-то тронули. Это если говорить о тех четверых, что на катер десантировались. Шестеро героев, что промазали мимо цели, до сих пор барахтаются в воде. Наглядевшись на акул, пообедавших филиппинцами, они визжат, молотят по волнам, зовут на помощь, а параллельно хомячат прихваченные батончики. Но так как Морозная гвардия своих не бросает, Ледзор с Кострицей бросают спасательные круги плавающим.

— Ловите, бойцы! — орёт Ледзор сверху. — Как поплавали? Ого, сколько крови на вас! Жестокий бой принимали, смотрю!

Ну точно, Одиннадцатипалый стебёт толстяков. Те в крови, потому что море вокруг окрасилось кровью съеденных филиппинцев.

Так, а что у нас по трофеям?

Один катер — цел. Даже держится на воде без посторонней магии. Второй, где Змейка орудовала, тоже, но он сам по себе дырявый — даже удивительно, как он ещё плывёт. Ржавый, с обгоревшими бортами, мда.

«Ну, лишними не будут», — думаю. В хозяйстве пригодятся. Перетянуть на крохотную пристань при замке, подлатать, переименовать. Может, «Гроза Филиппин». Или… «Фака-Крейсер». Стильно. С намёком. Может, опять же, роду Баганида пригодятся в хозяйстве.

— Что с посудинами, милорд? — спрашивает по мысли-речи Кострица.

— Забираем, — командую. — Всё, что не тонет, — наше.

Манила, Филиппины

Султан Дату Лапу-Лапу восседал на резном троне из чёрного дерева, раскинувшись с видом человека, давно утратившего терпение к докладам. Дежурный сановник продолжал монотонно вещать, и голос его уже сливался с гудением мух под потолком.

Султан вздохнул, не открывая глаз, и лениво бросил:

— У тебя всё?

Сановник чуть сам не зевнул, тут же встрепенулся, вовремя прикрыв рот тонкой ладонью, будто вспомнил, что живёт при дворе, а не в тени мангового дерева:

— Ещё одна новость, Величайший. Возможно, заслуживает внимания. На спорных территориях у проклятых японцев приобрел землю один русский, некий граф Филинов.

— Кто? — Султан приоткрыл один глаз.

— Граф Филинов. Тот самый, что приручил Золотого Дракона, распространил порталы в иные миры и стал автором множества открытий, связанных с Той Стороной. По числу внедрённых инноваций его уже сравнивают — а то и превозносят выше — англосакса лорда Элана Маска.

Оба глаза султана распахнулись. Брови приподнялись с искренним интересом:

— Хм. И что же он?

— Он приобрёл небольшой островок. Один из тех пограничных. Формально японских, но на самом деле под их временной оккупацией.

Султан фыркнул, опустив взгляд на золотые кольца на своих пальцах:

— Ну и какая разница, кто там живет? Что нам до этого Филинова?

Сановник кашлянул в кулак, будто готовясь к части:

— Тут ещё князь Паскевич, тоже русский, шлёт вам дары и просит на условиях полной конфиденциальности позаботиться о наших же землях и не отдавать их «кому попало».

Султан прищурился, медленно выпрямляясь:

— Паскевич? Мы ведь с ним ведём какие-то поставки?