Теория заговора (СИ). Страница 58

— Правда заключается в том, что ты попала в эту передрягу из-за меня, — сказал я.

— Как это? — нахмурилась Люся. — Это что, ты меня похитил и приковал цепью к железной трубе?

— Нет, конечно, но они сделали это, чтобы выманить меня, чтобы рассчитаться со мной, чтобы сделать больно мне.

— Странно, — хмыкнула она. — Они что, думали, что я тебе дорога или что? Почему?

— И это ещё не вся правда, — невесело усмехнулся я.

— Неужели они хотели узнать твой секрет лунной походки?

В её глазах промелькнула озорная искорка, но она сдержалась, не рассмеялась.

— Наверное, — согласился я. — Только лунная походка — это не единственный секрет, который я знаю. А это значит, что всегда будут люди, желающие выведать мои секреты. А это, в свою очередь, означает, что тот, кто будет мне дорог, всегда будет находиться под дамокловым мечом. Этот человек всегда будет в страшной опасности. И его всегда будут превращать в карту, которой будут пытаться бить моих козырей.

Она нахмурилась и отвернулась. Помолчала какое-то время и усмехнулась.

— Знаешь, — с улыбкой сказала она. — Я никогда не встречала такого элегантного и необидного способа дать от ворот поворот. Ты молодец.

— Не думаю, что тебе когда-нибудь кто-то давал от ворот поворот.

Она потрясла головой и улыбнулась.

— Я всё поняла. Думаю, больше не нужно говорить об этом. Гриша, спасибо тебе, что вытащил меня из этой совершенно нереальной и даже немного страшной истории. Я не поверила бы, если бы кто-то сказал, что в Москве на полном серьёзе могут похитить человека. Я и сейчас не до конца верю. Хотя… твоё лицо и руки говорят, что передряга была действительно нешуточной… Давай вызовем милицию. Это ведь серьёзное преступление…

— Милиция тут вряд ли поможет…

— Ну уж, ладно, милиция всегда помогает, Гриша. Всегда…

Я отвёз Люсю на Курский вокзал, купил билет на остававшиеся от заначки деньги и посадил на поезд. На прощание мы пожали друг другу руки. Разговора не получалось, больше молчали. Ну, не дети же мы, в конце концов. Я понимаю, тестостерон и прочая химия, которую вырабатывал организм, толкала на разные необдуманные глупости, но куда, возраст-то порядочный, для того чтобы терять голову или всхлипывать в подушку. Поговорили, ситуацию обсудили, решение приняли. Всё. Точка. Чего ещё надо?

Симпатии и прочие амуры — дело, конечно, радостное и приятное, но ставить из-за этого её жизнь под постоянную угрозу было совершенным безумием.

Сомовскую «Волгу» я оставил на привокзальной площади, стёр отпечатки, а сам спустился в метро и двинул в сторону общаги.

На сердце было уныло и неприветливо, а в вагоне я сел на свободное место, закрыл глаза и сразу уснул. Накатила усталость и последствия напряжения. Добравшись до общаги, я поднялся в свою комнату и не раздеваясь, упал на постель. Время приближалось уже к шести часам. Сразу начал проваливаться в дремоту и уже практически заснул, как в дверь постучали.

— Заходи, — крикнул я прямо с постели.

— Ты вернулся уже? — спросила Зоя, зайдя в комнату. — Чего в темноте сидишь? Ну, как всё прошло?

Замечательно прошло, лучше не придумаешь.

— А тебя ещё не вызывали? — спросил я. — Ты же говорила…

— Ну, говорила, мне же Сомов сказал, вот и я говорила.

— А ты что, Зоя, от него получаешь все приказы?

— Пока да, всё через него идёт.

— Ну, — хмыкнул я, — возможно, ближайшая пара дней у тебя будет свободной, потому что, мне кажется, он возьмёт отгулы.

— Откуда у него… ой… ну-ка…

Она щёлкнула выключателем и уставилась на моё лицо.

— Нравится? — подмигнул я. — На тренировку сходил в кои-то веки.

Но Зоя шутки не поняла, она смотрела на следы на моём лице и пыталась понять, что её теперь ждёт. Ссадин на мне было немного, но сам факт их наличия говорил кое о чём важном.

— Это ты с Сомовым? — наконец обрела дар речи Зоя.

— Зой, ну ты чего всполошилась? Ты же спортсменка, бывает ведь, сама понимаешь.

— Пойдём, я продезинфицирую твоё лицо. Нужно протереть марганцовкой. Или фурацилином.

— Нет, не хочу. Я спать хочу.

Правда, хотел. Внутри разливалась опустошённость и лёгкая грусть. Зоя, взялась за мой подбородок и чуть повернула мою голову сначала влево, а потом вправо.

— Пойдём. У меня соседка сегодня не придёт ночевать, так что можешь погостить у меня. Пойдём, говорю тебе. Вставай, а то сейчас набегут разные докторши и Славики со своими тупыми подружками.

— Ну, надо же, какая осведомлённость, — усмехнулся я. — Ты что, следила за мной?

— Как смешно.

— Действительно смешно, — согласился я.

— У меня, — заговорщицки прошептала Зоя, — коньячок есть. Молдавский.

— Ну, коньяком-то меня не заманишь.

— Ещё есть котлеты и могу пожарить картошечку. И грибочки к картошечке имеются, солёные.

В общем, она меня уговорила. Мы поели, выпили коньяку и замолчали, думая каждый о своём. Два, блин, одиночества. Зоя включила соседский магнитофон и забралась на кровать, подобрав ноги.

Ленточка моя финишная

всё пройдёт и ты примешь меня

Примешь ты меня нынешнего

Нам не жить друг без друга…

— Грустно, Гриш, правда?

— Грустить нельзя, — сказал я.

— Почему это?

— Уныние — грех.

— О, ну надо же! Ты ещё и монах наверно. Не знала, что ты верующий.

— Никогда верующего не видела? — усмехнулся я.

— Да ну тебя… или… — она заинтересовалась и заглянула мне в глаза. — Или ты правда…

Живые глаза и приоткрытые губы и… Она заметила, что я рассматриваю её, замерла, стала вдруг необычайно серьёзной, будто, наконец, добралась до дела всей своей жизни, а потом порывисто прильнула ко мне и горячо поцеловала.

И мне вдруг стало жалко эту глупую и неплохую в принципе девчонку, тыкающуюся в меня, как слепой котёнок во вселенную, огромную, тёмную, неизведанную и страшную. Я прижал Зойку к себе, запустил пальцы в её гриву, и поцеловал в ответ. Она задрожала, откинула голову, подставляя шею и ключицы и красивые покатые плечи, а потом и тугие юные груди, трепетные и вздымающиеся не то от страха, не то от дикого животного восторга.

Впрочем, Зойка оказалась совсем не слепым котёнком. Она быстро превратилась в жрицу ночи и знатока земных радостей, дающего их мне и требующего для себя. До самбо у нас дело не дошло, но назвать её безынициативной у меня не повернулся бы язык.

Впрочем, на утро он и так не поворачивался от её требовательных поцелуев, длившихся всю ночь. Вот ведь молодость. Творит чудеса. Я думал, что после той мясорубки, в которой прокрутился вчера, неделю не смогу шевелиться. Но нет, задорная и неутомимая выдумщица Зойка меня от этого дела вполне излечила.

Только вот от горького осадка и от лёгкой грусти излечить она меня не смогла. Сегодня она напишет в отчёте, что объект склонил её к близости и теперь она сможет контролировать его ещё эффективнее, чем раньше. Да только она никогда не узнает, что всю ночь, сжимая её в объятиях, объект представлял совсем другую девушку. Ту, которая в эти объятия никогда не попадёт. Уж он этого точно не допустит.

Проснувшись поутру, я выскользнул из комнаты Зои, умылся, принял душ и поехал на встречу к Прокофьеву и Львову. Мы прошлись по лесу и обсудили вчерашнее и завтрашнее. Мне передали документы на машину. Теперь она принадлежала моему деду, а ездил я по доверенности, оформленной должным образом у нотариуса.

Я получил удостоверение и немного деньжат.

— Это из кассы взаимопомощи, — сказал Лёня. — Когда разбогатеешь, вернёшь. А пока пользуйся смело. Зарплата, всё равно ещё нескоро.

А потом я позвонил Весёлкину на московский номер, и он назначил мне встречу.

— Очень хорошо, что ты мне позвонил, — сказал он. — Пора уже заняться серьёзным делом. Подъезжай.

Он назвал место и время, где и когда будет меня ждать. Я вернулся в общагу, сел за руль своего форсированного конька и двинулся в сторону Белорусского вокзала. Общее понимание того, что следует делать в ближайшее время, начало прорисовываться. Я ехал и размышлял о будущем, но мысли предательски соскальзывали с интересов общества на ночные приключения и на то, о чём я запретил себе думать.