Теория заговора (СИ). Страница 34

Я разжал кулак и показал сверкающие на солнце пузатые металлические цилиндрики с круглыми головками.

— Почему ты ничего не сказал, ещё когда я одевалась?

— Потому что в тот момент представлял, как буду тебя раздевать. Пойдём в палатку. Мне придётся тебя наказать.

Накормив нас яичницей со свежим сыром, Юра показал на карте, куда ехать и отправил в путь. Я выдал ему пачку баксов на нужды деревни и оборудование медицинского кабинета. Разбазарил, можно сказать, народное достояние. Но, поскольку, справедливость в свои семьдесят три я стал ценить выше закона, совесть даже не пикнула. А Юра чистосердечно и совершенно по-детски обрадовался и обнял меня от полноты чувств.

Грину после лечения стало намного лучше, и тут трудно было сказать, что этому способствовало больше — медицинское образование Юры или народные традиции племени Химба.

Так или иначе, старлея пришлось держать прикованным к сиденью. Дориш, укутанной в кожу и сидевшей справа от меня, наручников не досталось, и мне пришлось связать её кожаными ремнями. Правда, связал я её не слишком жёстко. Хоть она и стреляла в меня дважды, были у неё на счету и другие деяния, весьма меня прошлой ночью порадовавшие.

В общем, ехали мы, ехали и, наконец, встретились с кубинскими друзьями. Они под охраной переправили нас в Луанду, и с той поры я уже не видел ни Дориш, ни Грина. А тот, кого видел, был совершенно скучным и неинтересным типом с постной незапоминающейся физиономией. Он заставил меня переписать «отчёт о командировке» раз пятнадцать, задавал одни и те же идиотские вопросы, а потом просто исчез, и пять дней я провёл в тесной комнате с кроватью и умывальником. В неё мне приносили еду и по требованию выводили в туалет.

Что поделать, я был не в обиде. Мало ли кто чего наговорит да нафантазирует о своих похождениях? А ты пойди да проверь. Поэтому нужно всё тщательно сопоставлять и соотносить. Когда речь идёт об интересах государства, личные обиды в расчёт не принимаются.

Тем не менее, молодость не могла смириться с бездействием и жаждала восстановления личной свободы. И вскоре свобода была восстановлена. Никто мне ничего не объявлял и не сообщал. Пришёл молодой парняга в песчаной хэбэшке с погонами без звёзд и опознавательных знаков и сказал собираться.

У меня кроме такой же хэбэшки, по сути, ничего не было. Поэтому собрался я быстро. На старой едва живой «Хонде» он довёз меня до аэродрома, показал несколько бумажек на КПП, объяснил, размахивая руками, ситуацию и подвёз к Ил-76.

— Домой хотя бы? — спросил я.

— Домой-домой, — кивнул он и убыл.

А я по уже известному маршруту отправился в город-герой Москва. Там меня встретил недовольный гэбист с обиженным видом, румяными щеками и красными корочками. Корочки он не раскрывал, просто на пару сантиметров вытянул из кармана и тут же задвинул обратно.

— Я от Весёлкина, — с лёгким вызовом сообщил он и отдал мне мой паспорт, после чего провёз через лётное поле и высадил у вертолёта.

— Когда прилетишь, никому ничего докладывать не нужно, — безучастно, с видом, будто повторяет это в сотый раз, заявил он. — Выйдешь, сядешь на автобус и поедешь к себе в общежитие. С тобой свяжутся, когда придёт время.

— А когда оно придёт? — уточнил я.

Он молча отвернулся.

— Многовато в последнее время вертолётов, — усмехнулся я, но не получил никакого ответа и на это замечание.

Сопровождающий, не прощаясь, ретировался, а я на досаафовском вертолёте долетел до точки назначения. Пилот сказал мне, что мы летим в Тушино, но я и так это понял, разглядывая с высоты птичьего полёта картины трудового оптимизма и торжества социалистической идеи. Большая энергия большой страны была видна невооружённым взглядом. Новостройки, краны, дороги, грузовики, товарные составы — неслись поезда, летели стальные птицы и всё в таком духе.

Сердце отреагировало на знакомые картины юности, сжалось, затрепыхалось от радости и чувства утраченного рая. Ностальгия дело такое… Да только печалиться о безвозвратно ушедшей молодости было не время. Она, молодость эта, меня и не думала отпускать, заново ворвавшись в жизнь. Да ещё с каким напором!

На тушинском аэродроме я увидел стайку кукурузников и планеров, и несколько винтокрылых машин ВВС. Меня никто не встречал, и я, руководствуясь инструкцией, зашагал по пожелтевшей траве. Вдали виднелись одинаковые коробки пятиэтажек и новостройки повыше. Подъёмные краны махали своими железными руками, приветствуя моё возвращение. Привет! Привет! Привет — Мальчишу!

Я прошагал мимо здания Государственной авиационной комендатуры и спокойно вышел через КПП. До общаги было рукой подать… Вернее, было бы… Сунул руку в карман, заранее зная, что там ничего нет. Метро было рядом и ехать всего две станции, но пятачка в кармане, разумеется, не оказалось. Етит твою за ногу!

На мне всё ещё была песчаная хэбэшка с короткими рукавами. Впрочем, мне выдали и бушлатик, так что холода я не почувствовал. Но вот про деньжата товарищи комитетчики забыли и теперь до общаги нужно было ехать на автобусе зайцем или на попутке. Или пешком… Автобус мог быть и с кондуктором, да и прямого, насколько я помню, не существовало. Поэтому я решил попробовать поймать попутку. Подвезут добрые люди.

Прошёл через площадь, мимо остановки и поджидающих пассажиров такси, и двинул по дороге, поднимая руку перед каждой проезжающей машиной. Водитель голубого ЕрАЗа затребовал рубль, москвичонку было не по пути. Я пошёл дальше и махнул тёмно-синему ГАЗ-51 с оцинкованной будкой. Машина с недовольным вздохом затормозила, я открыл дверь и увидел молодого небритого шофёра в кепке.

— Друг, до улицы Вилиса Лациса не подкинешь? — спросил я у него без особой надежды, но он согласился.

Он кивнул, с интересом глядя на моё одеяние, а я забрался в кабину.

— Это что на тебе? — прищурился он. — Новая форма что ли?

— Нет, Осоавиахим пошил, — мотнул я головой. — Для членов авиаклуба.

— Кто-кто? — наморщил он лоб.

Надо же, не слышал названия такого.

— Да ДОСААФ, он раньше так назывался. Пошутил я.

— А-а-а… — протянул он. — А я думаю, — чё за ерунда. Понятно теперь. Ничё так хэбэшка, только почему жёлтая такая?

— Да, какую ткань нашли, из той и пошили.

— Ну, ясно. А я-то уж думал… Я просто недавно дембельнулся, так что взгляд намётанный. Ты сам-то служил, авиахим?

— Было дело, — кивнул я, невольно вспоминая те далёкие дни. — До института ещё.

Поступил я не сразу, год целый проваландался, работая в ПАТП автослесарем, а потом ушёл в армию. Ну а после уже был институт. То есть, он и сейчас ещё вроде не закончен, хотя товарищ Весёлкин предлагал разные весёлые штуки.

— Не в Войсках Дяди Васи, случаем?

— Допустим, — прищурился я.

— Да ты чё! — обрадовался водитель и его круглое лицо разъехалось в широкой улыбке. — Зёма! Я ведь и сам в ВДВ два года отмотал! На бэмсе катался. А ты где служил?

Щетина у него была редкой и пшенично-рыжей, улыбка широкой, а взгляд оценивающе-холодным, как у хулигана, безоговорочно верующего во всесокрушающую силу своих кулаков. Или, как у животного. Всё вместе это делало его похожим на здорового хряка.

Он мне категорически не нравился. А ещё мне не нравилось, что он как лошка втянул меня в разговор. Вот же бляха… Теперь врать смысла уже не было. Если это продолжение проверки, то незачем им понимать, что я ход раскусил. А если вдруг, ну бывает же всё-таки… В общем, если это действительно совпадение, то и хрен с ним, чего от него шифроваться…

— В Оше, — ответил я.

— О-о-о! — округлил он глаза. — Братан! САВО! Не в триста восемьдесят третьем пдп?

Ну, понятно. Совпадение. Это, как картишки раскинуть в машине с незнакомцами.

— Ну надо же, — покачал я головой. — Именно в триста восемьдесят третьем. Майор Бугаев жив ещё?

Я мотнул головой. Конечно жив, ему лет-то сейчас не больше сорока. М-да… Ладно. Чувака этого ко мне подвели специально. Это можно было бы назвать паранойей, но после того, как в меня стрелял гаишник с вертолёта, а потом — африканские головорезы и одна португальская девка…