АНАФЕМА: Свобода Воли. ТОМ 5. Часть XII (СИ). Страница 30
При этом на Лёшку смотреть было и больно, и смешно одновременно. Парень попал в какой-то новый для него мир, где мировые корпорации не страшное зло, осаждающее твою родину, а свора мелкого хулиганья, которое два отбитых мужика в лесу собираются гонять ссаными тряпками.
У парня явно начинался слом восприятия.
То ли ещё будет! Скоро и культурный шок сверху накроет, как только мои девочки раздавят северные орды работорговцев! Ну ничего, пускай привыкает к веселью.
Не зря же просился ко мне в ученичество.
* * *
Никита «Череп»
Никита родился сорок пять лет назад в одной речной деревеньке в многодетной семье рыбака. Родился крупный, почти шесть килограмм весом и ростом в шестьдесят три сантиметра. Отчего роды были тяжёлые, и мама его их, естественно, не пережила. Только не с той медицинской помощью, какую могла оказать деревенская повитуха.
Так он неосознанно и стал причиной смерти первого человека в своей горькой жизни — собственной матери. Которая и дала ему перед тем, как уйти за грань, имя Никита, как самое доброе имя, какое тогда смогла вспомнить.
Словно в насмешку судьбы…
Смерть жены родами не добавила отцу Никиты любви к своему четвёртому выжившему ребёнку и четвёртому же сыну, так что отцовской любви Никита почти не видел — только строгость, суровость и обвинения в смерти матери, когда батя выпивал, заливая самогоном множество рабочих травм и застарелых болезней.
Как он сам любил шутить с соседями: «Да вообще всё болит, кроме хуя!». Отчего спал отец плохо, двигался тяжко и только опьянённый самогоном мог наконец-то отоспаться за всю отработанную неделю.
Сперва, пока Никита был маленький, это ему мало чем грозило, но парень рос. Рос быстро, уже к восьми годам достигнув полутора метров роста.
При этом на его теле до сих пор не росли волосы, даже на голове. Кости парня были излишне толстые и угловатые, делая внешность Никиты довольно жуткой. Тогда-то от пьяного отца ему и начало доставаться — парень просто устал молчать, терпя от него унижения и обвинения в смерти мамы, начав огрызаться, словно подросший волчонок.
И начались избиения.
Сперва мелкие: тут удар в скулу за дерзость, там пинок для острастки или волшебного ускорения. Причём не только от отца, но ещё и от старших братьев! Что делало Никиту всё злее и агрессивнее с каждым месяцем такой жизни, заставляя отвечать на эти нападения.
Но стычки эти становились всё серьёзнее, злее и азартнее!
В итоге, когда Никите было уже тринадцать, рост его достиг метра семидесяти, а весом он перевалил за шестьдесят килограмм сплошных мышц, жил и костей, парень сильно избил двух своих старших братьев, сломав одному из них челюсть.
И только после этого случая его отец наконец-то понял, что нужно что-то делать с младшим сыном, пока или его не убили, или он не искалечил других его сыновей. Заставив мужика искать способ отправить Никиту куда подальше от дома. И к зиме, когда тому стукнуло уже четырнадцать, он-таки нашёл такой способ.
Договорился с одним знакомым контрабандистом, что Никиту посмотрят и, возможно, даже возьмут в ряды их доблестной банды! В итоге, когда на смотр пришёл он и ещё десяток претендентов постарше, Никита был самым рослым и устрашающим, с ходу привлекая к себе внимание. А когда в испытательной драке он без особого труда поломал сразу двух членов банды, стойко выдержав все их удары, на него обратил внимание даже сам глава контрабандистов, взяв того под своё крыло.
Отцу даже выплатили повышенную премию за доставку хорошего рекрута, но Никите было уже всё равно. Он уезжал из ненавистного отчего дома и был рад окунуться в новую жизнь!
Время шло. Парень взрослел, матерел и уже к двадцати перевалил за два метра ростом, легко ломая своими ладонями чужие кости. При этом всё такой же лысый череп с угрюмым выражением угловатого лица стал своего рода символом самого молодого помощника Атамана за всю историю банды, что и породило знаменитую кличку «Череп».
Почему знаменитую? Потому что за жестокость, верность слову и могучую силу Черепа уважали не только свои — все окрестные банды!
Жалел ли он о подобной судьбе? Пожалуй, нет. Однако иногда, в минуты ночной тишины глядя на звёзды, Никита вспоминал отчий дом, думал, как же там его непутёвый отец и старшие братья. И даже однажды наведался на тот берег реки, проезжая со своими людьми неподалёку. Да только знакомая деревенька встретила его не старыми, но знакомыми лицами, не вопросами о том, как сложилась его жизнь и нашёл ли себе парень жену, а пепелищем.
Девять дворов, девять семей, сорок человек населения. Всё было разрушено!
Он даже нашёл по памяти свой старый дом, превратившийся в заросшую кучу пепла. Откопал там несколько знакомых кусков железа, бывших когда-то деталями печи и чугунной утвари, оставшейся ещё от его матери. И всё. Ни костей, ни могил…
Очень тогда Черепе осерчал. Очень. Замкнулся в себе, стал ещё менее многословным и при любой возможности искал тех, кто всё это совершил с его домом. И даже нашёл через год с небольшим!
«Хаан Былааһа»
Именно они три года назад разорили его дом и угнали в рабство его братьев, а отца убили. Должны были убить — ведь стариков они никогда не берут! Бесполезны. А то, что Никита не нашёл могил или костей — ерунда. Их тела вполне могли сбросить в реку!
Но от того, что он нашёл виновников, Черепу тогда легче не стало. Наоборот! Понимание того, что он вряд ли когда-нибудь призовёт их к ответу, мучило его до сих пор. Мучило осознание своей собственной слабости.
— Череп! Череп! — пробегая мимо их машин, стоявших на огромной парковке компактным лагерем, один из ребят уже ЕГО банды, судорожно искал Атамана, — Вот ты где! Череп, ты обязан это увидеть! Пошли скорее!
— Не суетись под тесаком, — не изменившись в лице, Череп продолжал рубить тушу свиньи огромным топором для мяса, с одного удара рассекая даже её толстые кости. Шашлык хотел замочить в честь удачной сделки. С уксусом, луком, лавровым листом и чёрным перцем. Этот простейший, но очень вкусный рецепт он подглядел в каком-то древнем фильме столетней давности, что сходу стал праздничным блюдом банды на редкие праздники! Больше никто не мог так, как их новый атаман, разделать и замариновать целую свинью, даже имея его личный рецепт перед глазами. Черепу было не жалко — всем сообщал его, если просили.
— Там это… Пиздец, короче! На хуй, разъебалово, блядь! — энергично жестикулировал тем временем его человек.
— К сути.
— Там «Хаан Былааһа» пизды отхватывает! От местных! Четыре сотни рыл с техникой!! Я ебу, что творится!!!
В подтверждение его слов в небе снова чиркнул луч жёлтого света, а до них донёсся раскатистый гром далёкого выстрела. Сощурившись, Череп попытался разглядеть стрелка в небе, но закономерно ничего не вышло.
— Показывай, — бросив топор рядом с мясом и сняв окровавленный фартук, Череп двинулся за шустрым разведчиком. — Мясо в холодок приберите.
Бросив в пространство приказ, который его людьми точно будет исполнен максимально быстро, Череп двинулся за сопровождающим, очень скоро выйдя на импровизированный кинотеатр. В небе над людьми парила гигантская голограмма, транслировавшая изображение сразу с трёх ракурсов: один явно с крыши местного аванпоста, а два других откуда-то с неба. Но действие было пока только на одном из них!
Толпа зевак при этом стояла или сидела на небольшом пригорке, а чуть дальше, между толпой и голограммой, стояли два вооружённых пикапа, на одном из которых сидело трое: два мужика в щёгольской одежде и какой-то пацан.
— Это местные главари, — тут же шепнул ему разведчик, но Череп его уже не слышал. Он во все глаза разглядывал горящие остовы расплавленных грузовиков и воронки на поле боя. Даже при очень сильном приближении картинки всё ещё можно было разглядеть мелкие элементы этого страшного боя!
«Взижх!» — над головой снова сверкнул жёлтый луч, и вскоре на экране вспыхнул новый белый цветок, испаривший под собой людоловов Северной Орды и половинку мчащегося мимо пикапа. От увиденного смертоубийства своих кровников на лице Черепа сама собой расплылась счастливая улыбка! Отчего у всех окружающих появилось стойкое желание отойти от него подальше.