Цена за общество. Страница 2
– И за это тебе ухо?
Я всматривалась в его лицо, понимая, что за грубостью кроется что-то большее.
Бордар усмехнулся, но в его глазах мелькнуло нечто зловещее.
– Отрезали, да. Даже суда не было, только пара минут допроса – и нож. Им все равно, кто ты, что ты, виноват или нет. Главное, пойман. Законники здесь как звери голодные. Их слово решающее. Не шутят они с такими, как мы, и ты уж знай, что в этой жизни тебе ничего просто так не дадут.
Я замолчала, раздумывая над его словами. Законники были обычной частью нашей жизни. Мы старались обходить их стороной. Каждый знал, что они имеют полную власть над судьбами людей, и это всегда пугало. В этот момент мое предстоящее Посвящение казалось еще большим капканом.
– Волнуешься? – тихо спросил Бордар.
– Ты же знаешь, что мне все равно. Я иду туда ради Кейси. Так бы давно ушла с тобой за купол, – холодно ответила я.
Хотя на самом деле огонь давно пожирал меня где-то между ребер. Я всей душой не хотела того, что должно произойти в ближайший день, и уже придумала план, как мы с Кейси станем самыми успешными барахольщиками Реликта. Но чуда не произошло. В двенадцать лет на меня обрушилась неизбежность уготованного мне Реликтом будущего.
– Все будет хорошо, Тали, – прошептал Бордар.
Я замерла от слов старика. Он называл меня по имени, когда был не в духе или когда хотел от меня поскорее избавиться. Мне стало не по себе, но я не успела ничего ответить, как Бордар резко выдернул руку из коробки и произнес:
– Попалась, вторая! Так и знал, что сохранил обе. – В руках Бордара была маленькая розовая бусина с перламутровым отливом.
Он смотрел на нее, и почти беззубым ртом широко улыбался, будто нашел самое долгожданное сокровище, ну, или съел огромную порцию мясного гуляша, что было даже лучше.
Я молча таращилась на старика, не понимая восторга от обычной бусины. Он повертел ее в сморщенных пальцах, а потом тихо произнес:
– Это конк – очень редкая жемчужина. Мои предки были ныряльщиками. И однажды нашли это. – Он протянул мне бусину, и я ощутила ее прохладу на ладони, – Приглядись внимательнее. Что видишь?
Я поднесла ее к глазам и увидела внутри россыпь искрящихся трещин. Они переливались разными оттенками розового, фиолетового, голубого.
– Было трудно ее раздобыть. Такие попадаются крайне редко, одна на двадцать тысяч. И мои предки могли бы разбогатеть, продав конк, но решили сделать эту бусину символом удачи и передавали от отца к сыну. – Старик тяжело выдохнул. – На мне, как ты понимаешь, эта традиция и закончилась.
Я знала, что у него нет семьи. Это был его выбор, так он всегда говорил. Одноухий часто спорил с Кейси о необходимости семьи. Та убеждала, что на семейных ценностях держится наш Реликт, цитировала учебник семейной жизни, что наша задача – продолжить наследие человечества. Бордар всегда лишь громко хохотал и говорил, что хотел бы увидеть Кейси лет через двадцать, замужем за офицером и с тремя орущими спиногрызами. Вот тогда бы он поговорил с ней на тему семьи.
Я же была полностью на стороне старика и считала, что лучше быть свободным барахольщиком, чем какая–то туманная жизнь с незнакомым человеком. Я понимала Бордара и не понимала Кейси. Она выросла в полной семье, а я видела только школу и совсем не помню своих родителей. Но вслух в таких спорах никогда ни чью сторону не занимала.
Потом одноухий протянул мне вторую жемчужину. Она была похожа на первую, но форма напоминала каплю дождя, свисающую с подоконника и готовую вот–вот приземлиться на землю. Она была такая… неправильная, в сравнении с той, идеально круглой, что уже лежала в моей ладони.
– Она прекрасна, Бордар, – это все, что мне удалось сказать.
Я завороженно разглядывала неправильную жемчужину.
– И я так думаю, маленькая воровка.
Бордар накрыл мою ладонь своей и сжал пальцы в кулак. Он пристально посмотрел мне в глаза, буквально пару секунд, и встал со стула, собираясь заняться другими делами.
– Нет, Бордар. Я не могу это принять. Это же важно для твоей семьи, – я резко осеклась, понимая, что сморозила глупость. Ведь знала, что нет и не будет у него семьи, – то есть, я хотела сказать…
Я не успела закончить, и старик, откашлявшись, произнес:
– Бери, я сказал. А то больше не видать тебе Барахолки, – он говорил раздраженно, как всегда бывало, когда я или Кейси начинали с ним спорить, – мне оно ни к чему, а вам может еще пригодится. Охотники за артефактами многое бы дали за настоящий конк. А рыжей передай, когда она нарожает свои маленькие копии и решит сбежать от офицера, эта маленькая бусинка может спасти ей жизнь.
Резкость высказываний Бордара меня давно не удивляла, а сейчас в его словах было еще что–то другое, помимо привычной грубости любого барахольщика. Он старательно избегал смотреть мне в глаза.
Я засунула жемчужины во внутренний карман пуховки и продолжила наблюдать за медленными движениями старика. Я не знаю, что такое семья и какими должны быть родители, но глядя на Бордара, всегда думала, что именно такого отца хотела бы.
– Тебе пора, – сухо произнес одноухий. – В Реликте для молодой девушки пристрастие к этому месту не здорово.
Бордар был прав. Скоро все изменится. После Посвящения мне придется покинуть Основной сектор и перейти в ту неизвестную жизнь, которую я всегда представляла, но никогда не хотела. Кейси называла это началом новой главы, но для меня это больше похоже на конец.
Когда я была младше, то мечтала сбежать. Пройти через те самые туннели, что открывают путь за пределы Купола. Но теперь, повзрослев, понимала, что это невозможно. Магистериум окружил нас не только стенами, но и страхом. И все же, желание исчезнуть, сбежать отсюда, с каждым днем становилось сильнее.
– Не хочу сегодня спорить, – тихо произнесла я.
Я правда не готова снова пререкаться. Мне давно пора принять реальность, в которой все живут. Я всегда чувствовала себя лишней в той жизни, которую вела за забором, отделяющим Барахолку от Основного сектора.
Я потянулась рукой к волосам, собранным в тугой пучок.
Больше десяти лет с одной прической и серой школьной форме, с одинаковым расписанием каждый день, каждый месяц, каждый год. Только здесь, сидя на шатающемся стуле, возле лавки Бордара, пачкая ботинки в грязи немощеных дорожек между торговыми рядами, вдыхая запахи сгоревшей еды, пота торговцев, толкающих тяжелые тележки, разглядывая каждую морщинку на загорелом лице старика, именно здесь я чувствовала себя дома. Глупо было подвергать себя опасности, сбегая утром из школы. Я знала, что Кейси будет злится, когда обнаружит мою пустую кровать. Но я не могла уйти не попрощавшись. Теперь Бордар увидит меня через два года с экрана на главной площади. А я больше не встречусь с ним никогда.
Мне хотелось растянуть этот момент как можно дольше, но время предательски ускользало. Нужно вернуться до завтрака, чтобы никто не заподозрил мое отсутствие.
Застегнув пуховку, я подошла к Бордару, который по–прежнему делал вид, что занят чем–то важным.
– Я буду скучать по тебе, одноухий зануда, – как можно мягче произнесла я, и едва коснулась руки старика, опирающейся на стол.
– Я буду скучать сильнее, маленькая воровка, – почти шепотом произнес Бордар.
Я быстро развернулась, накинула капюшон и, чтобы не разреветься, двинулась прочь.
Глава 2.
Кейси ждала этот день с момента, как нам исполнилось по восемь. Она всегда заставляла меня играть с ней в дурацкий Бал. Обматывала себя белым тюлем, который научилась снимать с нашего окна в комнате, мне рисовала черным карандашом подобие усов и прикалывала булавкой бумажные ордена к груди. А потом настойчиво учила вальсировать вокруг шкафа по нашей маленькой комнатушке.
Она всегда мечтательно рассказывала, как ее родители познакомились на Балу, и потом появились они с Каем. Только это была не сказка со счастливым концом. Родители оставили ее с братом на воспитание общественной гувернантке, когда Кейси исполнилось два, а брату семь. Но мою подругу было не остановить, и она продолжала грезить днем Посвящения. Я же поддерживала идеи Кейси только потому, что ближе этой рыжей девчонки у меня никого нет.