Переход II (СИ). Страница 53
Двадцатого мая Лаврентий Павлович снова заехал к Алексею с результатами анализов, чтобы обсудить «дальнейший курс лечения». Ничего нового парень ему не сказал, да и не мог: все, что знал и умел, Алексей уже рассказал врачам, которые лечили Берию. И лечили его именно врачи, в частности, Лена — но Лаврентий Павлович упорно считал своим лекарем именно Алексея. Ну, Результаты анализов Алексей посмотрел, отметил для себя, что по сравнению с мартовскими они практически не изменились, поэтому парень просто сказал, что «все в порядке, продолжайте тот же курс, как и раньше» — и на этом «медицинская» часть визита закончилась. Но, вероятно, Лаврентию Павловичу просто было скучно, и он просто решил «поговорить на отвлеченные темы»:
— Алексей, я, откровенно говоря, удивляюсь твоей многогранности: ты и в медицине очень много сделал полезного людям, и по вычислительной технике впереди планеты всей. И я думаю, что ты бы и в физике преуспел, особенно в теоретической, атомной. Не испытываешь желания и ей заняться? Все же МИФИ — институт-то непростой…
— А я не верю в теоретическую физику, в современную физику, там шарлатан на шарлатане просто народные деньги на ветер пускают в промышленных масштабах.
— И это мне говорит человек, сделавший запас лития-6!
— Ну да, но это была физика сугубо практическая, а теоретики только и умеют, что с важным видом нести пургу и щеки надувать, хотя сами не понимают того, что говорят.
— Ну не скажи, все же теоретики атомную бомбу придумали!
— Нет, бомбу сделали как раз практики, а теоретики просто мимо проходили и успели к работе примазаться. Их теоретическая физика — это как теория теплорода. Сейчас каждому известно, что теория теплорода — полный бред, но ведь она позволила построить паровозы! И паровозы продолжают по рельсам катиться, а теория рассыпалась в прах. Точно так же и современная теоретическая физика рассыплется…
— Я думаю, что ты тут крупно ошибаешься…
Алексей в переходе очень внимательно изучал написанное Еленой, и, хотя испанка не расписала «свою общую теорию всего», в ее записках было достаточно примеров того, что современные ей физики действительно не понимают (или делают вид, что не понимают) ошибочность основных постулатов физической науки. И он мог очень долго объяснять, что же в этой теоретической физике не так, но пока что даже наиболее легко и понятно опровергаемые теории не были сформулированы, так что он ограничился буквально несколькими словами:
— Нет, не ошибаюсь. Любая теория может называться теорией ровно до тех пор, пока не найдется опровержение каких-либо ее постулатов. Но если хотя бы одно такое опровержение появляется, то это у же не теория, а одна из ошибочных гипотез. Лично я могу привести примеры буквально по любому из нынешних постулатов квантовой теории и доказать, что тот же Эйнштейн, например, был не гениальным физиком, а разрекламированной пустышкой и все его теории — полная туфта.
— То есть ты считаешь, что нынешние физики просто деньги с государства тянут?
— Нет, я так не считаю. Я даже не буду говорить о Курчатове и Харитоне, которые как практики сделали очень много, и про бомбу тоже не буду говорить — которая, кстати, оказалась по мощности не совсем соответствующей теоретическим расчетам. Я очень уважаю тех физиков, которые сейчас энергетические реакторы разрабатывают — но теоретики-то к ним вообще отношения не имеют!
— Ты, парень, многого не знаешь…
— Я, Лаврентий Павлович, действительно многого не знаю. Но кое что все же знаю, и, если вам будет интересно, могу дать парочку полезных советов. Не вам, вы-то вообще не физик, а вот, допустим, товарищу Первухину…
— И что ты можешь Первухину посоветовать? Мне вот просто интересно стало…
— Американцы сейчас достраивают а Пенсильвании энергетический реактор нового типа, причем мощность реактора там составляет шестьдесят мегаватт по электричеству.
— Немного, у нас и помощнее есть.
— Ну да, но американцам даже опытный образец обошелся всего в семьдесят миллионов, а если такие реакторы тиражировать, то можно будет и в двадцать пять уложиться.
— И ты знаешь как это проделать?
— Я знаю, как нам не наступить на все грабли, на которые наступили янки.
— Расскажешь?
— После окончания сессии я на недельку в Корею поеду по линии товарища Пономаренко…
— Ну да, как я понимаю в качестве единственного некорейского Героя Кореи… и что?
— А когда вернусь, то расскажу. Товарищу Первухину расскажу, надеюсь, он смодет разобраться в том, что я хочу ему сказать.
— А почему не Курчатову или Ландау?
— Потому что товарищ Первухин — министр, то есть хозяйственник, и разговор будет идти лишь о том, как на строительстве АЭС сэкономить немного денег.
— Немного — это сколько?
— Если мы друг друга поймем, то до шестидесятого года думаю миллиарда два сэкономить получится. Или даже пять…
— Сколько⁈ Да мы столько вообще тратить не собираемся!
— Товарищ Первухин, надеюсь, объяснит вам, в чем вы сейчас ошиблись. Но — потом, после нашего с ним разговора…
Глава 20
Чтобы организовать хотя бы в Москве мобильную телефонную связь было недостаточно понастроить «базовых станций» и понаделать телефонных аппаратов. И даже центральную станцию с сервером, хранящим актуальную информацию о расположении аппаратов, было создать маловато: требовалось вообще поменять все оборудование всех телефонных станций. Ну, почти всех, ведь старые, с шаговыми искателями, не могли обеспечить качественную и, главное, быструю коммутацию разговоров. Прототип «цифровой» телефонной станции был уже спроектирован и даже изготовлен, но он был «маленький и хиленький», всего на тысячу номеров, и его сейчас налаживали для телефонизации Тимирязевского района. А налаживали его там вовсе не из-за того, что в районе проживал товарищ Воронов, а потому что — в рамках плана развития района — там был выстроен небольшой (пока еще) завод по производству «аппаратуры средств связи» и именно на нем станция и была изготовлена.
Андрей Александрович о развитии этого завода особо беспокоился. Но не из-за его специализации, а просто потому, что это был вообще первый завод в новом районе. А по планам, предложенным товарищем Посохиным, в каждом районе Москвы не менее семидесяти процентов взрослого населения и работать должны была в своем районе, чтобы не создавать лишней нагрузки на транспортную инфраструктуру. А в новых районах, где хотя бы с свободной территорией было куда как попроще, в планах намечалось обеспечить рабочими местами не менее девяноста процентов населения. Понятно, что все равно изрядная часть этого населения найдет себе работу в иных местах, да и на заводы и фабрики района народ и из других районов потянется — но все же наличие хорошей, интересной и высокооплачиваемой работы поблизости ежедневную миграцию народа снизит очень заметно. Поэтому, кстати, на работу в «сфере обслуживания» вообще было запрещено нанимать «не местных». То есть формального запрета не было, а только «устная рекомендация» — но в Тимирязевском районе во всех магазинах, детских учреждениях, ЖЭКах и прочих «предприятиях обслуживания населения» «приехалов» вообще не было. И нужды в таких не возникало: все же жители района за места и сами сильно конкурировали.
А вот чтобы и везде так же был, Андрей Андреевич выпустил все же местный, сугубо московский, закон: нужным именно в районе специалистам с высшим образованием здесь же и жилье сразу предоставлялось, причем сразу «со всеми удобствами». И под последним подразумевались вовсе не только вода в кране и унитаз в туалете, а и нормальная ванная комната, наличие уже подключенного телефона, мощная электрическая разводка в квартире, позволяющая подключать, не опасаясь вышибания пробок, практически любые бытовые электроприборы. Ну и по возможности, конечно, наличие в квартире и второго крана, уже с горячей водой. И в новых районах все это обеспечить было не особенно и сложно, а вот в старых… Некоторые из старых районов оказывалось «проще снести и выстроить заново», чем довести «жилой фонд» до новых стандартов — но это дело небыстрое, поэтому там пока лишь разрабатывались планы по «реновации». Тоже дело полезное, однако, у неудовольствию московского руководства, начался процесс «вымывания» специалистов их центра в новые районы. И даже в новые города — впрочем, последнее товарищ Жданов лишь приветствовал.