Переход II (СИ). Страница 27
— В этом-то я не сомневаюсь уже. Вон у товарища Лебедева вычислительная машина занимала огромный зал и потребляла двадцать пять киловатт электричества, а моя машина занимает один небольшой шкафчик и потребляет всего пять киловатт, будучи в тысячу раз более производительной.
— И ценой в сто раз меньше… а я давно хотел спросить, не пора ли нам в связи с вашими успехами институт товарища Лебедева просто закрыть? Зачем нам напрасно деньги на ветер…
— Я думаю, что товарищу Лебедеву нужно наоборот добавить и людей, и средств. Моя машина — это всего лишь его конструкция, переведенная на новую элементную базу, о которой Сергей Алексеевич даже не догадывался. А если ему к такой базе дать доступ, то он очень скоро машины сделает еще более мощные и более дешевые, а если ему и задачи правильно поставить… Ведь вычислительные машины могут не только атомные реакторы рассчитывать или баллистику ракет, они в управлении народным хозяйством будут незаменимы. Сейчас товарищ Рамеев делает упрощенную версию вычислительной машины на микросхемах, такие в том же Госплане переворот произведут в качестве планирования.
— Но вы свою машину на доработку отдали именно Рамееву, а не Лебедеву.
— Простой корыстный расчет: у Лебедева пятьдесят человек в институте, которым едва на зарплаты денег хватает. А Рамеев у Акселя Ивановича в лаборатории трудится, а товарищу Бергу даже на новый завод микросхем выделить полста миллионов труда не составило…
— Корыстный, говорите, расчет… интересная у вас корысть. Ну ладно, не буду вас больше отвлекать, вы, гляжу, и тут важные вопросы решаете. Это, конечно, не совсем правильно в такой-то день, но… правильно. Пантелеймон Кондратьевич, надеюсь, вы не забыли: завтра в час дня…
В июне на очередной сессии Верховного Совета СССР была принята обновленная Конституция, по результатам которой в Союзе осталось только семь республик, и из нее исчезло «право выхода союзных республик из состава СССР». Товарищ Сталин очень серьезно отнесся к «личному составу» желающих его свергнуть, поэтому Армения превратилась в автономную республику в составе Грузии (утратив в процессе переданный Азербайджану Зангезур), а Анастас Иванович был отправлен «на заслуженную пенсию». Конкретно к Микояну у Сталина претензий не было (если не считать резких возражений того против автономизации Армении), но ни сам Иосиф Виссарионович, ни другие руководители страны не считали его «способным принести заметную пользу Союзу», а занять должность первого секретаря Армянской АССР он сам отказался.
Алексея эти изменения практически не коснулись, а вот Сону слегка зацепили, правда «в положительном смысле»: ее избрали секретарем комитета комсомола Университета по работе с азербайджанскими учащимися. Правда, таких (с учетом аспирантов) в МГУ было меньше сотни человек, причем большинство азербайджанских студентов учились вообще на биофаке. К тому же всем было в принципе наплевать, кто кем является по национальности, как наплевать и на то, что азербайджанским языком девушка вообще не владела — и общественная работа Соны сводилась большей частью в сидениях на заседаниях университетского комитета комсомола, но вот положенная ей по должности «корочка» давала немало очень интересных возможностей. Например, никто в руководстве университета не возразил против создания «группы по изучению вычислительных машин», в которой, кроме самой Соны, азербайджанцев-то и не было. Зато появилась вычислительная машина (товарищ Рамеев с огромной помощью со стороны Акселя Ивановича наладил мелкосерийное производство «упрощенных» ЭВМ в своей лаборатории и парочку Алексей «отъел»), так что что изучать в этой группе, в университете уже появилось. А привлечение в эту группу студентов и аспирантов, которые занимались разработкой микросхем, сделало работу «группы» весьма эффективной.
Сама Сона в этой группе проводила семинары, рассказывая участникам-математикам то, чему ее муж учил, и в качестве «практической работы» все они занимались разработкой компилятора с «придуманного Алексеем» языка высокого уровня. Пока работа эта шла ни шатко, ни валко: составлялись отдельные модули для синтаксического анализа текстов программ, но это было делом очень не простым из-за «отсутствия нужных технических средств»: все же хранить программы на бумажных лентах было очень неудобно. Так что большей частью студенты и аспиранты с преподавателями просто придумывали алгоритмы, которые пока что просто на бумажке записывались или даже рисовались в виде блок-схем, а воплощение всего задуманного в «товарный продукт» откладывалось до появления годных устройств хранение информации. Хотя отдельные успехи в создании таких устройств демонстрировали «физики-железячники»: ими был изготовлен магнитофон, подключаемый к вычислительной машине и позволяющий хранить на одной катушке магнитной ленты до пары сотен килослов цифровых данных.
Еще Сона сумела подключить к работе группы и людей с химфака: она «по комсомольской линии» передала тамошним молодым преподавателям «придуманную мужем» схему накопителя данных на гибких дисках, и отдельная группа химиков теперь занималась разработкой магнитного лака, который хорошо бы держался на лавсановой подложке. И вроде бы у них тоже определенные успехи в этом направлении прорисовывались…
Успехи — успехами, а вот обычная семейная жизнь у Алексея еще во время сессии резко поменялась. Не вообще, а только по части места жительства: они все же «уехали на лето в деревню». Это несколько усложнило всем доступ к местам обучения (не всем, Яна и Марьяна до завершения экзаменов в школе пока в Москве остались). А еще Алексей каждый раз перед экзаменом отдельно девушек заезжал успокаивать, так как экзамены у них были не самыми простыми. Не по знаниям: все же Мария у себя в школе поблажек дочерям не давала и знаний у них хватало, а по самой процедуре. Потому что обе девушки «шли на золотые медали», и по правилам работу потенциальных медалистов должны были проверять отдельные комиссии из РОНО. Но так как в новом районе пока было всего две школы, работники РОНО решили себе «жизнь облегчить» и сами все экзамены принимали — а в районе всего две потенциальных медалистки и были, причем мало что родные сестры, так еще и «переростки»: Яне в день последнего экзамена уже двадцать стукнуло. Но все прошло нормально, медали девушки честно заработали, так что и с поступлением в институты у них проблем больше не возникало.
То есть одна проблема все же возникла: обе так и не решили окончательно, куда поступать собираются, но эту проблему «волевым решением Соны» закрыли и Алексей их по очереди отвез в университет и в МИФИ. Объяснив им, что «Сона лучше знает, что молодым девушкам в жизни нужно», а раз у них дома стоит компьютер, то выбирать что-то, не связанное с математикой, просто глупо. Тем более что в самое ближайшее время «домашний компьютер» он пообещал превратить в очень интересную игрушку.
В очень-очень интересную: в лаборатории Башира Искандаровича закончили разработку набора микросхем для знакогенератора монитора на телевизионной трубке, группа «автоматиков» в МИФИ уже сделала для этого монитора клавиатуру с кнопками на герконах и теперь оставалось лишь придумать, как монитор к ЭВМ присоединить. То есть в лаборатории Энергетического института свой вариант уже придумали и даже схему подключения изготовили — но в их варианте к машине подключался только один монитор, а Алексей собирался подключать целые терминальные станции — и в МИФИ студенческое КБ разработкой такой станции и занималось. Тоже «с переменным успехом»: провода-то куда надо воткнуть и не особо сложно, а вот для того, чтобы от проводов все же польза была, требовалось и соответствующее программное обеспечение.
И насчет программного обеспечения нужные мысли теперь не у одного Алексея появились: это и товарищ Берг понял, и товарищ Рамеев, и товарищ Лебедев. И, что было, пожалуй, не менее важно, это поняли и в Средмаше, и в Ракетном комитете Совмина, так что к началу июля, когда все экзамены остались позади, к нему в гости (в деревне) зашел сосед: