Шпионаж и любовь. Страница 64
Наконец, они дошли до «ситроена» и получили приказ сесть внутрь. Захлопнув за ними дверцу, Вэм сел рядом с водителем, и машина быстро свернула за ближайший угол и направилась прямиком к блокпосту на краю Диня. Увидев приближавшуюся на высокой скорости официальную машину с Вэмом в форме, часовые автоматически отступили, и машина пролетела мимо, оказавшись вскоре в открытой сельской местности. После первого поворота «ситроен» остановился, чтобы подобрать одинокую фигуру, стоявшую на фоне белой стены отдельно расположенного фермерского строения. Это была Кристина. По ее измученному лицу, когда она втиснулась на переднее сиденье, в сочетании с отсутствием зрительного контакта, Фрэнсис на мгновение подумал, что ее тоже поймали, и пытался не выдать знакомство ни малейшим словом или жестом. В следующий раз машина остановилась на высоком берегу реки, Вэм вышел и жестом приказал Филдингу выйти следом. Только после того, как Филдинг помог закопать форменный китель Вэма, а Кристина обернулась, чтобы улыбнуться ему, когда они возвращались к машине, его осенило, что это спасение.
«Мы что-нибудь говорили тогда друг другу? – позже спрашивал себя Фрэнсис, вспоминая ту встречу с Кристиной. – Я не помню никаких разговоров. Просто держал ее за руку. Это было частью отношений… Думаю, что она была очень влюблена в меня. И я чувствовал к ней то же самое». Но, как и у Джонни в песне, у Фрэнсиса была другая женщина – его жена в Англии только что родила вторую дочь. Как уже понимала Кристина, а теперь понял и Фрэнсис, «возможно быть полностью влюбленным в двух людей одновременно». Так что разговоры были излишними. Они просто разделяли «очень сильные чувства, глубокие эмоциии…» [46].
Все бурно праздновали возвращение Фрэнсиса, Кристины, Соренсена и Филдинга в Сейн – с Вэмом и Шенком в качестве груза. «Мы все по очереди обняли ее», – с гордостью рассказывал Филдинг, а Фрэнсис похвалил ее «мужество и мудрость» [47]. Мало того, что они были живы и свободны, на юге разворачивалось наступление союзников, и американские войска теперь контролировали огромные территории, приближаясь к побережью. Фрэнсис был в эйфории и сразу же вернулся к поиску наилучшего использования для новых команд офицеров, десантировавшихся с парашютом за время его отсутствия. Тем не менее все они настроились в тот вечер на поток личных сообщений по каналу Би-би-си, и среди множества закодированных призывов к действию на юге Франции – «В саду есть кролик», «Жан любит Терезу», «Моя мама плохо себя чувствует» – все же удалось найти замечательные слова: «Роже свободен, поздравления Полин» [48].
Кристина завершила официальный отчет важной просьбой «о том, чтобы мое обещание Вэму было выполнено», добавив: «Я очень серьезно отношусь к этому, так как Вэм, несомненно, спас жизни Роже, Шазюбля и Собора» [49]. Но ее просьба об амнистии вызвала трудности. Дуглас Доддз-Паркер пытался объяснить, что Вэм «был одним из наиболее востребованных союзниками», и отметил: «Кристина, понятное дело, взорвалась» [50]. Не в состоянии выполнить условия, на которые она согласилась, Доддз-Паркер сказал ей – лучшее, что он мог сделать, это назвать Вэма главным приоритетом для ежедневной переброски во Францию и дать ему сорок восемь часов, Кристина так никогда и не простила его за это решение. Существуют разные версии истории о том, что случилось с Вэмом. Согласно одной из них, он был «казнен французами». Согласно другой, он был передан британской парашютной бригаде и отправлен в Бари на юге Италии, где, как сообщается, он предложил принять участие в боевых действиях на Дальнем Востоке, а затем был репатриирован в Бельгию после войны. По иным сведениям, он был «захвачен американцами» или доставлен в Каир для допроса по секретному приказу генерал-майора Стауэлла, главы спецопераций в Средиземноморье [51]. Французские коммунисты даже обвинили Кристину в том, что она обеспечила побег Вэма, и в любом случае эта история была для нее очень горькой. Она дала свое слово, и оно было обесценено.
Шенка вскоре нашли убитым, как предполагали, из-за денег, хотя Кристина подозревала, что в действительности из-за его роли в арестах и передаче людей в гестапо [52]. Любопытно, что Кристина не упомянула в официальном отчете два миллиона франков, вероятно, желая скрыть выплату взятки или невозможность впоследствии получить сумму назад. Однако в следующем году Вера Аткинс, «бесценный помощник» Мориса Бакмастера, выследила г-жу Шенк, которая, очевидно, не имела представления о поведении мужа во время войны, но испытывала трудности с обналичиванием крупных банкнот в послевоенных банках, хотя и не могла объяснить, как получила эти деньги. Фрэнсис предупреждал Шенка не возвращаться к себе домой; совет, который, как оказалось, тот проигнорировал, что и привело к его быстрой казни членами Сопротивления. С типичной для них честью Фрэнсис и Кристина помогли г-же Шенк вернуться в Эльзас к ее родственникам и даже снабдили ее некоторыми деньгами, чтобы она избежала «преследования», как выразилась Кристина, за работу своего мужа сначала с немцами, а затем с британцами [53].
История смелой спасательной операции Кристины быстро стала легендой УСО. «Хорошее решение, – написал один из офицеров УСО на сопроводительной записке к докладу Фрэнсиса. – Я позабочусь о том, чтобы в будущем оставаться на стороне Кристины». «Я тоже, – приписал другой. – Она пугает меня до смерти» [54]. Несмотря на довольно скромный официальный отчет Кристины, она позволила себе немного приукрасить историю для своих друзей. Сначала Вэм был «возмущен», говорила она Биллу Стэнли Моссу, «затем угрожал, а затем просто напугался» [55]. Вскоре генерал Стауэлл был убежден, что Кристина столкнулась с восемью вооруженными офицерами гестапо, которые «намеревались ее арестовать» [56]. В изложении Фрэнсиса она гордо заявила немцам, что союзники «в скором времени займут весь регион, и что они и их семьи погибнут под бомбами» [57]. Дуглас Доддз-Паркер приписал ей выступление от имени короля, а Брукс Ричардс уверял, что Кристина называла Фрэнсиса племянником Уинстона Черчилля* [101] . Тот же Брукс Ричардс объяснил спасение удачной комбинацией денег, «решительности Кристины и ее женских чар» [58]. Морис Бакмастер официально превозносил этот «превосходный пример храбрости и надежности» Фрэнсиса и «отважную хитрость» его «леди-курьера», восхваляя «великолепную службу» Кристины и ее «блестящую работу» по освобождению Фрэнсиса, благодаря ее «инициативности и целеустремленности» [59]. Он позже включил романтизированную версию событий в одну из опубликованных историй о работе УСО. В этом рассказе Кристина становится свидетелем ареста Фрэнсиса, когда тот «покидал кафе». Позже они якобы мельком увидели друг друга через открытую дверь в штаб-квартире гестапо. «Мой дорогой полковник, – застенчиво сказала Кристина, по словам Бакмастера, – все знают, что, если вы не отпустите своего заключенного, это будут ваши похороны. И я говорю вполне серьезно…» [60].
Однако правда была гораздо эффектнее. Зная, что она рискует, будучи британским агентом, чье лицо и имя уже были в немецких файлах, женщина, которая когда-то стеснялась заговорить с красивым другом своего брата и его ослепительной невестой в британском Каире, пошла прямо в штаб-квартиру гестапо в контролируемой немцами области Франции и потребовала освобождения трех арестованных британских и французских офицеров, не имея за душой ничего, кроме собственной бравады и нескольких разбитых радиокристаллов в кармане. На бумаге это выглядит самоубийственным. «То, как она обращалась с убийцами, с которыми мне приходилось встречаться и которые были совершенно лишены нормальных человеческих реакций, было невероятно умелым», – свидетельствовал Фрэнсис два месяца спустя [61]. «Это был огромный блеф очень, очень смелой женщины… она добровольно рискнула использовать один шанс из ста. Несомненно, если бы это не сработало, ее бы застрелили вместе с нами» [62]. На что Филдинг, который позже посвятил Кристине свои военные мемуары, добавил: «К счастью, ее отваге соответствовала и острота ума» [63]. По словам генерала Стауэлла, сказанным в обоснование награды Кристины за храбрость, ее «выдержку, хладнокровие и преданность долгу и огромную смелость… безусловно, следует рассматривать как один из самых замечательных личных военных подвигов» [64].