Напряжение (СИ). Страница 29

— С этой непонятной бумажкой я выкину тебя из этого прекрасного дома…- «полковник» полюбовался документом и от избытка чувств даже чмокнул его пухлыми губами: — А когда мои люд войдут сюда, ты будешь молить своего жалкого божка о том, чтобы остаться живым…

— Разговор окончен, непонятный мужчина в странном маскарадном костюме…- прервал «полковника» председатель: — Вы и люди, толпящиеся вокруг забора, явно больны чем-то опасным и инфекционным. В любом случае, у нас во дворе объявлен карантин в связи с опасностью заболеть менингитом. Кто из посторонних граждан пересечет черту заграждения, может пострадать, вплоть до летального исхода, в пределах предусмотренной законодательством Союзного государства необходимой обороны. Все, разговор закончен. До свидания и желаю вам скорейшего излечения, уж не знаю, чем вы там болеете.

— Ты дурак, если считаешь, что тут все еще, какое-то там, союзное государство. Его давно отдали за золото, потому что вы, свиньи, слишком дорого обходитесь вашему правительству. Я прощу тебе твои слова, потому, что ты глуп и несведущ. У вас, всех, кто сейчас дрожит от страха в этих трех домах, только один путь спасения — за пятнадцать минут, пока я сдерживаю своих людей, бежать отсюда. Просить прощения, на коленях и склонив головы, у тех, кого вы обижали и унижали долгие годы, и бежать, бежать бросив все! Тогда я могу обещать, что отсюда вы уберетесь живыми…

— Зияз Поль. — в разговор вмешался второй человек, что до этого молча стоял рядом с председателем ТСЖ, и я с удивлением узнал голос нашего преподавателя ОБЖ Орлова Виталия Ефимовича, хромого ветерана, а по совместительству очень опасного человека, что недавно заселился в наш дом, в пустующую квартиру: — Скажи, а награду в пятьсот тысяч долларов за твою голову американцы еще обещают или ты уже успел облизать им подошвы ботинок, и они тебя, в очередной раз, простили? И еще напомни — это ты, три года назад, обещал жителям одного маленького поселка, которые размазали половину твоей банды, что отпустишь их живыми и без ущерба, если они бросят свои укрепленные дома и уйдут, а потом, через час, вы догнали их караван на дороге и убили всех, кроме молодых девочек и мальчиков, которых потом продавали на базаре, как скот? Ты же и тогда слово давал, а Зияз Поль? А ведь те люди тоже верили в Небесного отца…

Буркнув, что у тех, кто хочет остаться живым, осталось всего тринадцать минут, «полковник» и его пристяжной развернулись и двинулись к своему шикарному джипу, который приняв их в свое кондиционированное нутро, посверкивая «мигалками», медленно сдал назад, отъехав от ворот на безопасную дистанцию.

Сорок минут спустя.

Через пятнадцать минут ничего не произошло, а вот через двадцать вдалеке раздалось, приближающееся, металлическое лязганье.

Моей первой мыслью было, что через пару минут перед нашими глазами появится пара танков. Но, танки не появились — толпа у ворот раздалась в стороны, и мы увидели, медленно ползущий, ржавый гусеничный бульдозер, который грозно приподняв отшлифованный до блеска щит, неумолимо приближался в воротам, оставляя за собой два глубоких следа в асфальтовом покрытии дороги.

— Суки, кабину обварили металлическими листами…- прошептал отец и я после его слов разглядел эту странность — на двери и окна кабины были наварены толстые листы железа, очевидно, на случай обстрела. Лишь пара узких смотровых щелей спереди, оставались механику-водителю для обзора. Топливный бак позади кабины тоже был защищен здоровенным металлическим ларем, что делало эту машину практически неуязвимой для огня охотничьего оружия, которым располагали защитники наших домов.

— Иди домой! — тоном, не терпящим возражений, лязгнул отец и подтянул к себе охотничью «вертикалку», что стояла, прислонённая к стене: — И не вздумайте никто к окнам подходить. И не бойтесь, ничего плохого с нами не случится.

— Хорошо. — я покорно кивнул, сделал несколько шумных шагов по эвакуационной лестнице, скрипнул дверью на лестничную площадку нашего этажа, после чего на цыпочках поднялся на следующий балкончик, и осторожно выглянул за парапет.

Бронебульдозер, тем временем, уже дополз до нашей баррикады и бесхитростно пытался ее продавить, сминая торчащие наружу прутья арматуры. Понимая, что сейчас ситуация пойдет вразнос, я отправил маме сообщение «Отец сказал, чтобы вы не подходили к окнам» и побежал наверх, на технический этаж, где, в коробе вентиляции у меня, с недавнего времени, хранились две «сайги» с запасом патронов, перенесенные из тайника, оборудованного в капитальном гараже.

Чему нас поговорка учит? «Хвастайся ножнами, если меч лежит на расстоянии вытянутой руки». Зачем мне все это, навороченное оружие в надежном, но далеком тайнике, если за нашими жизнями пришли сюда и сейчас?

Когда я спустился на облюбованный мной балкон, мне стало стыдно — ниже меня на один этаж сидит отец со старой двустволкой, а я тут, как последний гад, прячусь с двумя почти автоматами в одно рыло.

— Папа! — я осторожно спустился по лестнице: — Папа, это я…

— Я тебе что сказал! — отец сидел на корточках за бетонным парапетом, изредка поглядывая через небольшое декоративное отверстие на улицу. Услышав мой голос, он разозлился, обернулся и крайне изумился.

— Это у тебя откуда?

— Папа, на. — я протянул родителю полноразмерную нарезную «сайгу»: — Она под автоматный патрон… Запасной магазин, правда всего один, но он на двадцать патронов.

— Второй давай и марш домой. — отец принял у меня первый «ствол» и требовательно протянул руку за вторым.

— Я тебе его не дам, это мое. — я спрятал за спину полюбившийся мне карабин под пистолетный патрон от «Люгера», боеприпасов к которому у меня было в достатке. Дядя Вова Новицкий, старший детектив из полиции, с которым меня связывало несколько, не самых законных, дел, на мой осторожный вопрос посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, после чего несколько раз приносил по горсти патрон, каждый раз в разном исполнении. Как оказалось, полиция, устав ждать нормального пистолета от отечественных оружейников, закупила большую партию «Глоков» в Евросоюзе, передав их полиции, после чего наладила производство боеприпасов к этим пистолетам в стране.

— Александр! — отец, как краб, сделал два гусиных шага в мою сторону и начал подниматься уже на лестнице, невидимый с улицы: — Отдай оружие и иди домой…

— Папа, я никуда не уйду. — я закаменел лицом, глядя в глаза отцу: — Я не пацан сопливый и стреляю не хуже тебя.

— Ты считаешь, если они сметут вас, то мы с мамой сможем отсидеться в квартире? Ты серьезно так думаешь? Сказать, что они сделают с мамой и Таней, когда выломают двери? А меня, хорошо, если просто выкинут в окно, чтобы не мешался…

Отец побледнел, дернул плечом, заскрипел зубами, после чего обнял меня своими лапищами, крепко притиснув к себе, так, что у меня веки стали влажными от нахлынувших чувств.

— Саша, ты представляешь, что со мной сделает мама, если с тобой что-то случится?

— Папа…- я сипел ничего не значащие слова куда-то, в отцовскую подмышку: — Или мы сегодня все останемся живы, или все умрем…

Душещипательную сцену прервали радостные крики, раздавшиеся снизу, от ворот.

Отец оттолкнул меня на лестницу, велев сидеть там и не высовываться, а сам, встав на корточки, припал глазом в декоративному отверстию в парапете и принялся отчаянно ругаться. Не выдержав, я взбежал этажом выше и повторив предосторожности отца, выглянул во двор.

Устав продавливать баррикаду, так как единственным видимым результатом усилий вражеского трактора был содранный гусеницами, до щебня, асфальт, машинист зловредного механизма сменил тактику, принявшись цеплять щитом элементы заграждения и тянуть их назад, вырывая из заграждения то моток колючей проволоки, то кусок уголка, то, сваренную из арматуры, непонятную конструкцию. Во всяком случае, теперь, от маневров бульдозера появился видимый результат — заграждение истончалось просто на глазах, как таящий, на весеннем солнце, сугроб. Заставив самодельную конструкцию истончиться почти вполовину, машинист потерял терпение и вновь повел свою «боевую» машину вперед.