Записки нечаянного богача 4 (СИ). Страница 17

Глава 8

Тайны Качвано Пэндо

Вопреки ожиданиям Головина, праздник продолжался. Принимающая сторона пела и плясала, водила хороводы у костров, иногда присылая делегатов чтоб выразить исключительное почтение и глубокую признательность за спасение Маленького Огня, Мотэ Мдого, нашему наземному столику. Перед Мсанжилэ образовалась приличная куча подарков — каждый считал долгом пространно выразить личное уважение старой ведьме. Как объяснил Илюха, бабка редко радовала односельчан выходом в люди, не каждый год. А так и не скажешь — для баобабовой затворницы Мать Куду выглядела вполне общительной и компанейской, даже сплясала что-то вместе со светившейся счастьем чёрной жемчужиной.

Через неё и Умку шаманка поведала о том, что дух горы Качвано Пэндо и вправду зол и силён, но моя северная магия наверняка одолеет его. Странно — в видении или сне мы вполне нормально понимали друг друга без переводчиков. И меня, а, главное, внутреннего скептика, не покидало чувство, что бабка недоговаривает, при том прилично. Но истории о том, сколько шамбала погибло или заболело после прогулок возле тёмной скалы, нагоняли тоску. Чего вот и вправду им было не найти какой-нибудь ма-а-ахонькой кимберлитовой трубочки? Без всяких уранов и ториев.

Лорд, отставив напитки, глядя на злого как чёрт Головина, рассказал, что те двое местных обмолвились об интересах к этому участку со стороны голландцев, французов, немцев и непременных англичан. И вскользь посоветовал подумать об этом. Трижды.

Под занавес банкета, когда Луна повисла, кажется, прямо над нашими головами, чёрная ведьма поднялась с циновки и, опираясь на Мотю, направилась к баобабу. От ближних костров как по волшебству сбежались те здоровяки, что держали щиты, и снова во мгновение ока организовали «крылечко». Судя по ним — они были, что называется, ни в одном глазу. Сурово у них тут, в Африке.

Поднявшись на третью ступеньку, старуха сообщила что-то торжественно — и на саванну снова навалилась тишина. В ней отчётливо было слышно, как призывали к порядку тех, кто не заметил или не обратил внимания на Мать Куду. Судя по звукам — в основном ногами. Через минуту тишь воцарилась практически полная. А бабка начала говорить, напевно, чуть покачиваясь.

— Пророчествует, — раздался из-за правого плеча тихий голос морпеха. За левым глубоко вздохнул Головин.

— О хорошем? — изобразил интерес я.

— О разном. Я, говорит, вижу, как днём, что Мотэ Мдого станет великой. Что испытания, выпавшие народу шамбала, закалили их, а с такой сильной шаманкой дела должны пойти на лад. Видит много белых людей, друзей Куду, что научат и помогут. С Родины Белого Волка, говорит, — переводил он. И хорошо, что не слышал внутреннего фаталиста, который орал: «бабка впишет нас в блудня-а-ак!».

— Вас зовёт семерых, пошли, — Умка чуть подтолкнул меня.

Я привычно вскинул на плечи дочь и взял под руку Надю. Слева Тёма приобнимал Бадму. Справа держались за руки Ланевские. И мы пошли к живому крыльцу.

Повинуясь жестам Мсанжилэ и подсказкам Моти, выстроились: женщины позади мужчин. Аню пришлось снять и поставить рядом с женой.

Бабка вытащила из-за пазухи тот самый памятный половник, засеребрившийся в лунном свете, держа его так, будто он был полным. И начала говорить. И вызывать нас по одному. Первым, удивив себя, наверное, повинуясь жесту сморщенного чёрного пальца вышел Артём. Шаманка окунула длинный ноготь в чашку половника и провела Головину горизонтальную линию над бровями. Вслед за ним, вернувшимся в строй с видом, деликатно говоря, глубочайшего изумления, шагнул Лорд, также получивший на лбу свой «минус». На подошедшего меня Мсанжилэ смотрела несколько секунд очень пристально. «Ща треснет» — предположил фаталист. Но не угадал. Опустив в чашу не один палец, а всю ладонь, ведьма провела ей мне по лицу, сверху вниз. Лицо легонько защипало, будто она мазнула уксусом, хотя ничем не пахло, да и вообще казалось, что в половнике было пусто.

Потом, также по указке, мы выставили перед собой жён. Им бабка изобразила по одной вертикальной полосе на левой щеке, а потом велела открыть животы — и коснулась ладонью каждого. Отступали девчата к нам за спины с какими-то непередаваемо спокойными, светлыми и умиротворёнными лицами. Последней отошла от ведьмы Анюта, которой полоски достались на обеих щеках. А потом пошла чертовщина.

Мсанжилэ села на щит следующей ступеньки, притянув перед собой Мотю. Положила ей руки на голову и закатила глаза так, что ни зрачков, ни радужки не осталось. Тараща на нас тревожные бельма, бабка монотонно бубнила, чуть поводя головой. А Огонёк переводила на английский звенящим в тишине голосом.

— Великий воин, снежный барс Севера, всегда будет желанным гостем шамбала, вместе с женой и тремя сыновьями. За плечом Белого Волка ты будешь счастлив и проживёшь долгую жизнь на зависть своим врагам.

— Великий торговец и учёный из рода Волка, ты будешь знаменитым. Принятые тобой решения станут краеугольными камнями. Важные люди будут считать честью и большой удачей получить твой совет или рекомендацию, и не станут жалеть денег для этого. У вас с Чёрной Птицей родятся два сына и дочь. В построенном вами городе они будут счастливы.

— Жена Белого Волка с Севера, твой сын будет здоровым и удачливым. Ему выпадет долгая и хорошая жизнь, такая же, как девочке-волчонку, что не побоялась стоять рядом с Матерью Куду у подножия Великого Дерева. Два маленьких волка и снежный барс будут друзьями всю свою долгую жизнь, как Боги и герои ваших и наших преданий. Твоим внукам выпадет длинный путь, но Солнце будет греть их, а Луна одарит мудростью для каждого следующего шага, чтобы он был таким же верным, как и предыдущий.

— Белый Волк с Севера, народ шамбала вечно будет дорожить дружбой с тобой. Земля и Небо будут щедро делиться с тобой своими богатствами. Потому что ты не просишь слуг каждое утро готовить нового слона, говоря, что вчерашний уже не такой свежий. И потому, что помнишь каждого друга и родственника на севере, западе, юге и востоке. То, чем одарит тебя земля шамбала, приведёт тебя к мечте. А она станет явью. Волки внутри тебя не знают страха. Предки гордятся тобой. Дети и внуки рода Волка будут помнить тебя вечно. Доброй дороги под ласковым Солнцем тебе!

Вздрогнули они одновременно, обе — и старая, и молодая. Мсанжилэ с видимым трудом вернула глаза обратно, будто постарев при этом ещё лет на двести. А потом медленно и неуверенно встала на ноги и поднялась, останавливаясь на каждой, на девять ступенек к вершине чёрного крыльца. Обернулась, замерев на самом верху, посмотрела на нас, на тихое море шамбала, кивнула каким-то своим мыслям — и исчезла в коре, будто дерево впитало её, как росу или капли дождя.

Чёрное море провожало ушедшую в дерево старуху так, будто она перед уходом выиграла чемпионат мира по футболу. Вой и гвалт, визг и крики под барабанный бой поднялись до небес. Мотя, спустившись с рассыпа́вшегося прямо за её спиной «крылечка», предложила проводить наших жён, стоявших со слезами на глазах и руками на животах, отдохнуть туда, где потише. Мы с Головиным тут же очень похоже сощурились. Но когда к нам подкатила маленькая машинёнка, кажется, такие, кажется, называют «гольф-карами», они за игроками клюшки возят по полям, вылупились на неё, забыв про суровые лица. Машинка смотрелась среди толп шамбала разной степени адекватности совершенно нереально. Но мы поместились ввосьмером, шустро доехали до целой вереницы шатров, которые от корней баобаба были вовсе не видны. У крайнего, довольно просторного, остановились и зашли внутрь. И обомлели — потому что там был номер люкс, только в формате студии, не разделённый на комнаты. Под сводами шатра стояла вполне современная мебель, висели светильники, лежали ковры с национальными узорами. И работал кондиционер! Четыре больших двуспальных кровати, снабжённые не то москитными сетками, не то балдахинами, что, пожалуй, одно и то же, смотрелись так маняще, что спать захотелось даже мне. Жёны, поразив нас снова, разошлись в разные стороны, выбрав каждая себе по ложу, без споров и обсуждений — знать, и вправду утомились. Мотя шагнула было к последней кровати, но остановилась и сообщила Бадме, что вон за той дверью — удобства и душевые. Наши дамы, ещё не дошагавшие до белоснежных облаков, сменили траекторию, не снижая скорости, услышав Бадькино «Надя, Мила — тут есть душ!».